Что в наличии? Первый этап пройден — Паико исчез… А если он исчез вместе с чемоданом?.. Нет Паико и нет чемодана! Вор по дороге украл чемодан и смылся! На то он и вор, чтобы красть. Да, но на то ты и мент, чтобы сторожить и караулить вора, потому тебя и послали!

Пилия даже придумал легенду, как Паико подбивал его украсть чемодан и бежать, как он не согласился и зорко следил за чемоданом, а проклятый вор подсыпал ему в чай отравленный опиум и улизнул с чемоданом на каком-то ночном казахстанском полустанке. И все. Нет вора, нет чемодана…

Если доберутся до Убайдуллы (что маловероятно, но совсем не исключено), то узбек скажет, что посадил их на поезд «Андижан-Москва». Хотя проводница видела, как Пилия сходил с чемоданом, но без Паико… В принципе, сумеют и до нее добраться — тридцать кило опиума не шутка… Ну и что? Это второй чемодан — с тряпками! Он ведь не мог ехать в Азию без вещей… Вот и взял. Да, было два чемодана: с вещами и с опиумом. Вор сбежал с опиумом, а Пилия остался с грязными носками… Мало ли коричневых чемоданов с железными углами…

Он не замечал пыли и грязи, храпов и чмоканья. Его мысли кружили далеко. Пилия заправился опиумом перед посадкой, и теперь единственное, чего ему не хватало — это глотка воды и нескольких сигаретных затяжек. Рот пересох до того, что язык казался омертвевшим куском дерева.

Не выдержав, он отправился в тамбур, но встал так, чтобы видеть весь вагон насквозь. Чемодан — не кошелек, его так просто не унести, но все же… Он курил, жадно и часто затягиваясь.

Появился проводник. Его нещадно шатало и носило. Он изумленно посмотрел на Пилию, но тот, буркнув, что в вагоне бардак, показал ему билет. Проводник со стыдом кивнул, вспомнив, что, действительно, в вагоне бардак и что он сам распродал все пустые койки, вот теперь человек мается в тамбуре по его вине:

— Сейййшшразбужжж!..

Пилия остановил его:

— Все в порядке, я нашел место.

— А, нашшш!.. Ну, нишшш!.. — снова изумился проводник, и его пошло дальше трепать о стенки и поручни.

Пилия не спускал глаз с прохода. Мысли его плутали по лабиринту — или надо отдать опиум и получить «спасибо», или оставить себе чемодан, но… Что, интересно, мог предпринять Большой Чин в случае потери? В сущности, ничего… Пилия и впрямь был привязан к этому человеку, однако мысль, что от потери чемодана Большой Чин не обеднеет, а Пилия разбогатеет, не оставляла его и буравила, как боль или холод.

Внезапно, под грохот вагонных перемычек, в тамбур протиснулись два милиционера. Неприязненно оглядев Пилию с ног до головы, двинулись через вагон.

«И чего шляются, проклятые!» — с тихой ненавистью подумал он, провожая их злобным взглядом и подавляя в себе волну животного страха. Опять подумал: вот и он на своей шкуре узнал, что испытывают те, кого Пилия ловил, гнал, бил, унижал, пытал и мучил!.. И он не хочет больше гневить судьбу. Хватит! Взять последний куш — и заняться бизнесом, о котором в последнее время все вдруг стали говорить, хотя раньше это слово было опаснее всего.

Он в растерянности смотрел в спины милиционеров. Вдруг один из ментов обернулся, будто вскинув руку с пистолетом. Пилия инстинктивно отпрянул, ожидая выстрела. Но было тихо. Спины маячили уже в самом конце вагона. Показалось… Он поспешно вернулся к своему отсеку, залез на полку и кое-как уложил голову на пыльный бок чемодана.

— Отдыхает человек, — произнес один из типов.

— Устал, наверное, — ответил другой, основательно чесавший свои татуированные ноги. Пустые бутылки толчками катались по полу, среди окурков, пепла, крошек и куриных костей.

Пилия сдержался. Сейчас не до осложнений, лишь бы скорее домой!.. Там он знает, что делать! «Выдержу! — сказал он себе, задыхаясь от пыли и жары и скользя затылком по металлическому ушку чемодана.

Из последнего отсека поднялась густая брань под яростные шлепки карт о стол.

— А подушка у него, глянь, мягкая! — заметил татуированный, послушав родной мат.

— Мягкая — отсюда видно, — поддакнул второй. — Ну что, братан, нет ли выпить чего?

— Нет, — ответил Пилия.

— Нету у него, — развел руками татуированный. — Концовка, блин. А еще с Кавказа!

— Как же ты в поезд без выпивки сел? — удивился другой, поднимая ноги, когда пустые бутылки катились в его сторону. — Без курочки, без водочки, без яичек?

— Была курочка, съели — ответил Пилия через силу.

— Смотри, шустрый… Курочку съел, водочку выпил, нам ничего не оставил… И не стыдно?

Ругань в последнем отсеке усилилась. Кто-то громко грызся на весь вагон. Послышались сонные голоса:

— Тише там! Люди спят! Покоя нету! Сейчас милицию вызовем! Всех разгоним, падлы, детям спать не дают!

Оба типа поспешили на шум да там и остались. Пилия двумя ударами убил бы обоих, но… «Только бы все прошло хорошо, — думал он, ерзая щекой по чемодану. — Сидеть тихо-тихо, ни на что не отвечать, никуда не влезать, пусть они все провалятся к чертовой матери… или идут себе с Богом!»

Он закрыл глаза. Опять потянулись мысли, склизкие, как кишки. Тридцать кило опиума надо реализовать. Если отдать оптом — можно сильно продешевить. Если толкать в розницу — по городу пойдет такой тарарам и шухер, что все лопнет, и тогда только держись — проблем не оберешься, притом со своими же коллегами! А с ними делиться очень не хотелось. В конце концов, чемодан можно у Большого Чина и купить за полцены — для чего ему опиум? — а потом продавать по полной…

Пилия начал вспоминать, сколько барыг у него на учете, скольким он сможет отдать на продажу ханку. Верных человек пять-шесть, не больше. Да и будут ли молчать?.. Ну, дашь каждому сдавать по килограмму, а с остальным товаром что делать?.. Вдруг стало ясно, какими мелкими были все его дела до этого: списки, проститутки, доносы, стукачи… Усмехнулся — сейчас будет другое! Серьезное и большое!

«Может, взять в долю майора?» — подумалось ему, и Пилия поймал себя на том, что мыслит о чемодане уже как о своей собственности… Майор хитер, имел большие связи. Но тогда надо отстегивать бурдюку полную долю, а этого очень не хотелось. «Нет, сделаю все сам!» И он вернулся мыслями к барыгам, но тут ничего нового не высветилось. «Может, с кем-то из коллег поделиться? Продать им часть?» Это неплохая идея, но не годится! Никаких коллег! Пошли они все!.. Все взять самому, все до копейки! И завязать с этой работой, где надо день и ночь истязать людей и возиться в дерьме! Ожог от лома на ноге ныл все сильней, хотя Пилия и сумел помочиться на него в сарае. А скольких он прижигал сигаретой?! У одного вора даже волосы на груди поджег во время допроса…

По вагону носились храпы, сонные присвисты. Прямо не вагон, а передвижная душегубка для бедняков. Пилия не хотел быть таким — замордованным, бессловесным, беспозвоночным нищим… Поэтому надо ловить свой шанс.

Обливаясь потом, он расстегнулся. Стало чуточку легче. Он задремывал, но в то же время был начеку и сквозь пелену ощущал черепом железное ушко чемодана, который беззвучно трясся, подпрыгивая на стыках рельсов, и, казалось, шептал, что все будет хорошо.

Утром Пилия проснулся и несколько секунд не мог понять — где он и что с ним… Поезд стоял в Сочи. В вагоне царила суета. Теперь вместо ночных тел его окружали лица и голоса. Типы около окна сидели тихо, на похмелье.

Пилия хотел сказать им пару слов, но передумал и начал застегиваться.

На сочинском перроне он почувствовал беспокойство, быстренько пересек пути и нырнул в здание. Было еще довольно рано. Выяснилось, что поезд, на котором можно добраться до Тбилиси, приходит в десять часов. Пилия решил не покупать билет, дать деньги проводнику и сесть куда-нибудь в приличное купе. А там… Вечером он будет дома!

В Сочи он почувствовал себя уверенней. Бывал здесь не раз, а в райотделе у него давно завелся знакомый капитан, которому можно позвонить. «Надо ли?..» — усомнился он. А почему нет? Еду из командировки. Что, он в мой чемодан полезет? Пусть придет, рядом с ним никто уж точно не тронет!