Но, как бы то ни было, я впервые за несколько месяцев вдруг испытал невероятное чувство свободы, захлестнувшее шальной волной голову и грудь.

— Седрик, дружище, тебе не кажется, что мир стал чуточку светлее? Небеса чище, воздух звонче, и даже мороз не морозит, а бодрит!

— Сир, какого ответа вы ждёте от старого забулдыги?

— Просто порадуйся вместе со мной!

— А что, когда-нибудь было иначе?!

Мы дружно пустили наших коней вскачь, уходя с главной дороги на просёлочную, через лес. Во-первых, это короче, сани там бы и не прошли, но мы-то верхами, а во-вторых, зимний лес всегда восхитительно прекрасен.

Зелёные иглы вековых сосен усыпаны живым серебром, нетронутый снег под копытами хрустит хрустальной пылью, сияние и блеск такие, что невольно щуришь глаза, и вообще всё вокруг кажется волшебной предрождественской сказкой. Видели вы такое когда-нибудь?

Небо меж­ду крон деревьев было голубым, чистым и каким-то особенно прозрачным, словно родниковая вода, в которой отражаются все текущие облака. А наш мир воспринимался высоким отражением мира иного, свободного от пустых и лишних деталей, мира настоящего, светлого, который ждёт всех нас, быть может, в будущем...

— Ставр?

Я не сразу понял, что ко мне обращается Центурион.

Чёрный конь (по правилам надо говорить вороной, но разве кого-то так уж интересуют правила?) поднялся на дыбы, осторожненько, чтоб я резко не выпал из седла, помесил воздух копытами, встал и обернулся ко мне:

— Волк!

— Центурион, здесь везде волки. Но они наши друзья, и если ты...

— Посмотрите, сир, мне одному это кажется?!

Я опустил взгляд под копыта Центуриона и невольно вздрогнул.

Гореть тебе в аду, дьявольское отродье, как обычно говорит моя дочь, ибо на снегу чётко был виден отпечаток волчьей лапы вдвое больше копыта моего коня. Если вы сравнили и поняли, то это...

— Сугроб мне в лоб!

Центурион в очередной раз взвился на дыбы, видимо, исключительно для того, чтобы я получше осознал то, что вижу. Мне пришлось быстро соображать, потому что память услужливо подсунула череду чудовищных картинок кровавого рагнарёка, и, к стыду своему, я не запомнил всех, кто выжил. А ведь выживали не всегда лучшие...

— Не моя вина, не моя проб­лема, — твёрдо объ­явил мой конь, наклоняя голову так, что я съехал по его крутой шее вниз, не упав, но твёрдо встав на ноги.

— Что скажете, сир?

— Ну-у, чтоб я отбросил копыта и был принят богами в лошадиную Вальгаллу, где только толкаются за овёс и пьют брагу, а не ходят в библиотеку...

Седрик шикнул на Центуриона, и тот виновато передернул плечами.

— Это невероятно, — вслух произнёс я, склоняясь над отпечатками следов.

В девственно-чистом снегу были чётко отпечатаны следы некоего зверя (волка, шакала или собаки) невероятных размеров. Если бы я не знал, что он погиб в огненной ярости рагнарёка, то при всех сказал бы, что такой след может оставить лишь один зверь на всём белом свете. И на не белом тоже. На любом.

Фенрир!

Я видел его издалека, в тот день граничары держали свои участки до последнего, а сумерки богов, словно бы кровавый кашель, выхаркивали все силы Света и Тьмы на нашу нейтральную территорию, где и продолжалось страшное месиво. Я несколько лет после этого просыпался от собственных криков, в горячечном поту и долго не мог уснуть, меня преследовали кошмары...

Да и не важно, пусть бы они все там отдышались, успокоились и пошли друг на друга в очередную атаку или, наоборот, не признали своё поражение и остались тут, с нами, но в те времена никто не стоял на месте, как никто не прикрывался нашими щитами.

Асы, ваны, инеистые, мертвецы и монстры вообще не воспринимали нас, граничар, как нечто важное и весомое в этом мире. Они все слишком циклились на себе любимых, что и сгубило старый мир. Но тем не менее мы были, мы есть и с нами приходится считаться.

Я опустился на одно колено, внимательно осматривая глубокий волчий след. Честное слово, отпечаток такого размера в наших краях ещё не встречался ни разу. Получается, что зверь, прошедший здесь, был куда крупнее моего коня?

Центурион, конечно, пыжился, что-то из себя строил, но, как бы ни старался, всё равно не мог своим копытом закрыть хотя бы половину отпечатка следа.

— Кто это, Ставр?

— Помолчи, я думаю.

— Сир, как я понимаю, это волк, нет?

— Седрик, ты меня бесишь!

— Вы уверены?

— Да, чёрт тебя подери! Это следы гигантского волка. Откуда он тут взялся? Почему меня не предупредили? Если Серый Брат его видел и не сказал, то после этого брат он мне или не брат?!

— Рад ты мне или не рад? — счастливо поддержал меня бывший крестоносец, не успев вовремя закрыть рот.

— А давайте просто убежим домой и никому ничего не скажем? — вновь влез мой чёрный конь.

Мне жутко захотелось ещё раз дать ему по ушам, но это было бы несправедливо. Он вёл свою линию от собственного понимания поведенческой логики. Не можешь справиться с проб­лемой, беги, и всё тут! Вдруг всё само устаканится?

Я же был вынужден опираться на общеизвестные факты. Которые упрямо подтверждали гармоничную картину мира, но никак не давали в ней равноправия лошадям и людям. Да, оно, может быть, неправильно, но это так. Увы...

Если вы помните, то из-за Граней к нам периодически забрасывало кучу самых разнообразных тварей, однако чтобы вот такой зверь погулял по нашей территории, наоставлял кучу следов и не был никем замечен?! Не верю!

Седрик, скромно проехавший вперёд, тихо свистнул.

Мы с Центурионом двинулись навстречу, запах остывшей крови почувствовался уже через несколько шагов.

— Я был не прав, он оставил не только следы, его заметили...

Небольшая полянка за елями была истоптана и взрыта могучими когтями, а грязный снег сплошь покрыт красными пятнами. Судя по ошмёткам бурой шерсти и паре обглоданных костей, эта тварь задрала очень крупного медведя. То есть практически за шиворот выволокла из берлоги, загрызла и сожрала.

— Да ну, один волк против ярости разбуженного медведя... Что же это за хищник такой?

— Быть может, ваши лесные друзья подскажут? — тихо предположил бывший крестоносец.

Седрик далеко не трус, но я видел, что и ему явно неуютно в снежном лесу, где в любой момент может подкрасться огромный волк, судя по следам, едва ли не выше моего коня в холке.

— Надо возвращаться. — Я рванул поводья, разворачивая Центуриона. — Здесь нечего ловить. И да, ты прав, нам нужен Серый Брат. Он не появлялся у замка в последнее время?

Седрик отрицательно помотал головой. Что ж, наши до­говорённости с волчьей стаей были весьма условны и прозрачны. Серые хищники должны были бдительно охранять наши границы, если и не вступая в схватку, то уж всегда предупреждая о приближении врагов. И они честно держали слово.

Мы же в свою очередь обещали подкармливать их в случае голода, когда зимой в горах тяжело охотиться. Вообще, олени и лоси в здешних лесах водятся в избытке, так что стая обычно с добычей, но мало ли, бывает всякое.

Я хотел попросить Центуриона чуть сбавить ход, наклонившись к его шее, и...

Это спасло мне жизнь. Коротко свистнувшая стрела ударила меня под лопатку, а не в затылок. Плащ существенно ослабил удар, пробить его почти невозможно, но сам факт?!

— Разбойники! — развернувшись, прорычал мой конь, вставая на дыбы. — Ставр, не держи меня! Тяжёлый день, разборки с любимой кобылой. Сплошные нервы, недостаток позитивной литературы, и надеюсь, ты не будешь против, если я... сейчас... хоть кого-нибудь... убью же на хрен!!!

— Пелевина больше не получишь, — только и успел пробормотать я.

Вороной гигант лошадиного племени бросился вперёд на четырёх оборванцев, пытавшихся взять нас в кольцо, преграждая путь. Двоих он просто смял грудью, третий получил в лоб обухом боевого топора Седрика, а четвёртый бросился бежать, проваливаясь в сугробы, швырнув в нас разряженный арбалет.

— Прикажете догнать мерзавца, сир?