— Значит, ты его взял? А что случилось с Каспаром и Хессом?

Мюррей коротко ответил, и Джон Квин смерил Боудри взглядом.

— Наверное, следует его прикончить, но мне еще надо поговорить с ним. Давай его в дом.

Когда Боудри входил в дверь с завязанными за спиной руками, Джинни Бак взглянула на него. Губы ее сжались, но она промолчала.

Джон Квин посмотрел на нее.

— Можете успокоиться, мисс. Этот рейнджер хотел поиграть в героя, но зашиб себе пальчик.

— Убей его, — сказал человек в жилетке. — Нет смысла его кормить.

— Убивать рейнджера — не лучшая идея. Другие рейнджеры этого не любят. Они будут охотиться за убийцей, пока не отомстят.

— В этой стороне нет ни одного, — запротестовал человек в жилетке.

— Ты уверен? — сказал Боудри.

— Ты хочешь сказать, ты не один? — потребовал ответа Джон Квин.

— Думай сам, — сказал Боудри. — Если бы ты был судьей в Техасе, а твою любимую племянницу похитили, ты послал бы только одного рейнджера?

— Если их много, почему они не с тобой? — спросил Мюррей.

Боудри пожал плечами.

— Я добрался сюда первым, вот и все. Я легко отыскал ваш след, а на перестрелку во Флегстаффе все рейнджеры слетятся, как мухи. Они перероют всю округу, и местный закон будет на их стороне.

Боудри взглянул на Квина.

— Это была дурацкая затея, Джон. Тебе следовало кое-что узнать о судье Уайтинге: то, что знают все. Он не смягчит наказания виновному, имей ты в заложниках хоть всю его семью. Ты зря потратил время. А также, — добавил он, — ты сделал врагами многих людей, которые симпатизировали бы тебе, если бы ты не похитил девушку. Сам знаешь, мало кто из преступников осмелится тронуть женщину, потому что знают, какие последствия их ожидают. Ну, а ты настроил всех против себя. Теперь на Западе не останется ни одного убежища, где тебя примут.

— Заткнись и будь ты проклят! — закричал Квин, однако Боудри заметил, что тот встревожился. Он действовал второпях, а теперь начинал раскаиваться. Квин не мог знать, что Боудри действует в одиночку, что он единственный свободный рейнджер, которого нашли для этого дела.

— Джон! — настаивал он. — Почему бы тебе не снять с меня веревку, дать нам с мисс Бак лошадей и отпустить нас? Ты не можешь выиграть эту игру, а поэтому — ведь ты же неплохо играешь в покер — сбрось свои карты, пока не начали повышаться ставки.

— Ты думаешь, я сошел с ума?

— Это то, что я пытаюсь понять, Джон. Зачем играть, если знаешь заранее, что колода крапленая?

Джон Квин не ответил, хотя Мюррей вопросительно смотрел на него.

Боудри с кресла, где его привязали, оглядел комнату. Всю северную стену занимал огромный камин, по бокам которого расположились серванты. Вдоль восточной и западной стен стояли скамьи. Ковры — изделия индейцев навахо — на полу, такие же одеяла — на скамьях. Рядом с дверью стояла винтовка. Другая висела на гвоздях над камином.

Джинни сидела на скамье возле камина, а Джек Мюррей развалился на другой скамье напротив нее. Джон Квин сидел в кресле напротив двери, уставившись в никуда, — большой угрюмый человек в черно-серой клетчатой рубашке.

Гонец из города был где-то снаружи вместе с Эбенхардтом и Питерсом, человеком в жилетке.

Мюррей выпрямился.

— Видел оленя у ручья, когда ехал сюда. Хочется свежей оленины, попробую его взять, пока не стемнело.

Квин не ответил. То, что ему не по себе, было очевидно. Квину явно не нравилась мысль, что здесь могут появиться рейнджеры, и он понимал, что все, сказанное Боудри, — правда. Даже преступники остерегались трогать женщин, и, похитив Джинни Бак, он нарушил неписаный закон. В тот момент он думал только о спасении Дамона.

Боудри поймал взгляд Джинни. Она держала в руке кочергу и показала Боудри ее огненно-красный конец. Затем она вытащила из кармашка платок и бросила его в пламя. Почуяв запах горелой ткани, Квин в раздражении обернулся.

— Это мой платок. Он слишком грязный. В следующий раз, когда ваши ребята поедут в город, они купят мне другой.

— Думаешь, нам больше нечего делать, как выполнять твои поручения?

— Я к вам не напрашивалась! — ответила Джинни.

Квин сердито посмотрел на нее, потом снова начал смотреть через дверь вдаль.

Сердце Боудри часто билось. Ее план был остроумным и ясным. При запахе горящей материи Квин мог не заметить запаха горящей веревки. Подняв кочергу, она держала ее в вытянутой руке и пережигала веревку на кистях рук Боудри.

Запах жженой веревки перемешивался с запахом горящего платка, но Квин в задумчивости ничего не замечал. Чик отчаянно пытался освободиться от пут.

Вдруг Квин подвинул кресло и взглянул на них, но Джинни уже положила кочергу в огонь.

— Зажги лампу, — сказал он ей. — Здесь становится темно.

Джинни встала и едва успела зажечь лампу, еще держа ее в руках, когда в дверях появился Эбенхардт. Он подозрительно принюхался. — Пахнет жженой веревкой, — сказал он. — Что происходит?

— Веревкой? — Джон Квин вдруг насторожился. — Веревкой!!!

Джинни развернулась и бросила лампу в Эбенхардта. Он, инстинктивно защищаясь, выставил руку вперед, лампа разбилась и залила Эбенхардта горящим маслом. Он, ругаясь, отпрыгнул, и Чик вскочил на ноги. Он не имел понятия, сколько узлов удалось пережечь, но решающий момент наступил. Теперь или никогда. Сделав усилие, он почувствовал, что узлы поддаются, и в это время Квин повернулся к нему.

Быстрым движением Боудри кинул стул под ноги Квину, и этот крупный мужчина грохнулся на пол. Сорвав с рук остатки горящей веревки, он рванулся к своим револьверам, но Квин ухватил его за лодыжку, и Чик упал на скамью. Квин прыгнул на него, но Чик откатился и вскочил на ноги.

Противник Боудри был быстр. Не разгибаясь, он послал мощный удар правой, который бросил Чика на сервант, но когда Квин, решив закрепить успех, кинулся на Боудри, тот ударил его ногой в живот и отбросил в угол. Они одновременно вскочили, и Боудри размашистыми правой и левой ударил противника в корпус, а затем боковым правым — в ухо.

Снаружи закричали, и Джинни схватила винтовку, стоящую рядом с дверью. Она выстрелила, и ответом ей был возглас боли и удивления. Чик бил Квина с правой и с левой, затем получил жестокий удар в челюсть, от которого зашатался, но тем не менее рассадил скулу Квина прямой левой.

Квин кинулся на него, но Чик опять швырнул ему под ноги стул, и главарь бандитов споткнулся и упал.

Этот могучий мужчина был крепким: он поднялся с пола. Боудри коленом разбил ему нос, и Квин снова упал.

Схватив свои револьверы, Чик набросил на бедра пояс и застегнул пряжку. Он отпрыгнул к дверному косяку.

— Где они? — спросил он.

— Эбенхардт в амбаре, но он здорово обожжен. Питерс где-то там с винтовкой. Я его ранила или напугала.

Стемнело. Прижавшись к стене, Боудри вынырнул из двери, таща за руку Джинни. Они бегом обогнули угол дома. До корраля с лошадьми оставалось лишь несколько футов.

— Беги, — прошептал Чик, — я тебя прикрою.

Джинни бросилась к столбу корраля, стараясь не попасть на линию огня из окна амбара и двери. В это время Чик быстро выстрелил в окно и в дверь и перезарядил револьвер. Он услышал, что в доме двигается Джон Квин, и сам перебежал к корралю.

Чалый стоял, готовый тронуться в путь, и Чик набросил на него седло, затем другое — на серую лошадку для Джинни. Кто-то выстрелил из амбара, но пуля прошла мимо. Седлая серую, он слышал, как в доме Квин споткнулся, упал и выругался. В лучшем случае у них оставались секунды.

Когда он выводил лошадей из задних ворот, человек в жилетке попытался перебежать в хижину. Боудри подождал, пока тот не окажется на открытом месте, и срезал его выстрелом.

— Нам придется кружить, — сказала Джинни, когда они сидели на лошадях.

— Нет, мы едем через гребень.

— Но я слышала, как Мюррей говорил, что этого нельзя сделать. Там нет дороги!

— Это они так думают!

Он направил лошадей к лесной дороге. С той минуты, как Боудри начал разглядывать местность, он подумал, что она ему знакома. Трудность заключалась в том, что смотрел он как бы с другой стороны.