«Так я и думала, – сказала Железная Кнопка. – Сомов ее пожалел. Я же говорила – он хлюпик. – Она повернулась ко мне – лицо ее запылало справедливым гневом. – Ну, что же ты молчишь? Падай на колени!.. Кайся!.. А мы послушаем! Может быть, ты нас так разжалобишь, что и мы тебя простим».

Я подождала, пока она замолчала, и сказала Рыжему:

«Снимай платье!»

«Пожалуйста, – заторопился Рыжий. Он снял платье и протянул мне. – На…»

А когда я хотела его взять, кинул через мою голову Лохматому. Ничего не понимая, я бросилась к Лохматому, а он подразнил меня платьем, покрутил им перед моим носом и перекинул Вальке… И понеслось по кругу!

Валька – Шмаковой, Шмакова – Попову, тот еще кому-то… И каждый дразнил меня.

Быстрее, быстрее!

Мне стало жарко, я носилась как угорелая, и прыгала, и хватала их за руки, но платье перехватить не могла.

Быстрее, еще быстрее!

Передо мной мелькал круг из их лиц, а я носилась в нем, точно белка в колесе.

Мне бы надо остановиться и уйти, наплевать на это платье и на них на всех наплевать, но я, как последняя дурочка, металась между ними, старалась их победить. Не ради себя, ради Димки.

И вдруг кто-то из круга бросил платье Димке, и тот поймал его. Я почувствовала, как все они напряженно затихли.

Миронова сказала:

«Вот вам и очная ставка. Наконец-то мы узнаем всю правду!»

Я подошла к Димке, протянула руку за платьем и улыбнулась ему:

«Ну, пошли?.. Поговоришь с ними в другой раз».

Он не двигался с места и платье мне не отдал, но улыбнулся в ответ. И я ему еще раз улыбнулась, а руку все время держала протянутой… Так мы и стояли и улыбались друг другу.

И вдруг… он швырнул платье через мою голову!

Я совсем растерялась, просто не поняла, что произошло, открыла рот с глупой своей улыбочкой и следила, как мое платье, совершив точно намеченную траекторию полета, упало в руки самой Железной Кнопки.

«Ура-а-а!» – заорали все.

«Молодец, Сомов!» – похвалила его Железная Кнопка.

И тут я ударила Димку по лицу!.. Дедушка! Я ударила Димку по лицу вот этой рукой! – Ленка протянула руку Николаю Николаевичу. – А лицо, когда по нему бьешь, мягкое и теплое… Я до сих пор помню его на своей ладони. Как будто держишь в руке бьющуюся птицу.

В горестном и немом удивлении смотрела Ленка на свою руку, и тело ее вздрагивало от каких-то невидимых ударов, причинявших ей глубоко внутри острую, живую боль.

Николаю Николаевичу стало нестерпимо стыдно. Ведь он тоже ударил. И кого – Ленку! Ведь всякому было понятно, что картину она не продаст. Тоже сорвался!

– Ты меня, Елена, прости… – Николай Николаевич дотронулся до щеки. – Никогда никого не бил. Твоего отца вырастил – пальцем не тронул. – Он показал на стены, увешанные картинами. – И все из-за этого, – виновато улыбнулся. – А ты будь милосердна к падшему.

– А я тебя уже давно простила, – сказала Ленка.

И Николай Николаевич сокрушенно подумал, что даже на старости лет вполне разумный человек вроде него совершает непоправимые ошибки.

…«Сжечь ее на костре!» – закричал Рыжий.

«Хватайте ее! – приказала Железная Кнопка. – И тащите в сад! – Она размахивала моим платьем. – Ждите нас там. Мы скоро!»

Мальчишки набросились на меня.

«За ноги ее! – орал Валька. – За ноги!..»

Они повалили меня и схватили за ноги и за руки. Я лягалась и дрыгалась изо всех сил, но они меня скрутили и вытащили в сад.

Железная Кнопка и Шмакова выволокли чучело, укрепленное на длинной палке. Следом за ними вышел Димка и стал в стороне. Чучело было в моем платье, с моими глазами, с моим ртом до ушей. Ноги сделаны из чулок, набитых соломой, вместо волос торчала пакля и какие-то перышки. На шее у меня, то есть у чучела, болталась дощечка со словами: «Чучело – предатель».

Ленка замолчала и как-то вся угасла.

Николай Николаевич понял, что наступил предел ее рассказа и предел ее сил.

– А они веселились вокруг чучела, – сказала Ленка. – Прыгали и хохотали:

«Ух, наша красавица-а-а!»

«Дождалась!»

«Я придумала! Я придумала! – Шмакова от радости запрыгала. – Пусть Димка подожжет костер!..»

После этих слов Шмаковой я совсем перестала бояться. Я подумала: если Димка подожжет, то, может быть, я просто умру.

А Валька в это время – он повсюду успевал первым – воткнул чучело в землю и насыпал вокруг него хворост.

«У меня спичек нет», – тихо сказал Димка.

«Зато у меня есть!» – Лохматый всунул Димке в руку спички и подтолкнул его к чучелу.

Димка стоял около чучела, низко опустив голову.

Я замерла – ждала в последний раз! Ну, думала, он сейчас оглянется и скажет: «Ребята, Ленка ни в чем не виновата… Все я!»

«Поджигай!» – приказала Железная Кнопка.

Я не выдержала и закричала:

«Димка! Не надо, Димка-а-а-а!..»

А он по-прежнему стоял около чучела – мне была видна его спина, он ссутулился и казался каким-то маленьким. Может быть, потому, что чучело было на длинной палке. Только он был маленький и некрепкий.

«Ну, Сомов! – сказала Железная Кнопка. – Иди же, наконец, до конца!»

Димка упал на колени и так низко опустил голову, что у него торчали одни плечи, а головы совсем не было видно. Получился какой-то безголовый поджигатель. Он чиркнул спичкой, и пламя огня выросло над его плечами. Потом вскочил и торопливо отбежал в сторону.

Они подтащили меня вплотную к огню. Я, не отрываясь, смотрела на пламя костра. Дедушка! Я почувствовала тогда, как этот огонь охватил меня, как он жжет, печет и кусает, хотя до меня доходили только волны его тепла.

Я закричала, я так закричала, что они от неожиданности выпустили меня.

Когда они меня выпустили, я бросилась к костру и стала расшвыривать его ногами, хватала горящие сучья руками – мне не хотелось, чтобы чучело сгорело. Мне почему-то этого страшно не хотелось!

Первым опомнился Димка.

«Ты что, очумела? – Он схватил меня за руку и старался оттащить от огня. – Это же шутка! Ты что, шуток не понимаешь?»

Я сильная стала, легко его победила. Так толкнула, что он полетел вверх тормашками – только пятки сверкнули к небу. А сама вырвала из огня чучело и стала им размахивать над головой, наступая на всех. Чучело уже прихватилось огнем, от него летели в разные стороны искры, и все они испуганно шарахались от этих искр.

«Куртку сожжешь, – запищала Шмакова. – Будешь отвечать!»

«Она тронулась!» – крикнул Рыжий и бросился от меня наутек.

А другие кричали:

«Так ей и надо! Предатель!..»

«Вот чумовая!»

«Братцы, по домам!..»

Они разбежались. А я так закружилась, разгоняя их, что никак не могла остановиться, пока не упала. Рядом со мной лежало чучело. Оно было опаленное, трепещущее на ветру и от этого как живое.

Сначала я лежала с закрытыми глазами. Потом почувствовала, что пахнет паленым, открыла глаза – у чучела дымилось платье. Я прихлопнула тлеющий подол рукой и снова откинулась на траву.

Потом до меня долетел голос Железной Кнопки.

«Ты что остановился? – спросила она кого-то. – Тебе опять ее жалко?..»

Я подняла голову и увидела Миронову и Димку.

Помню, в этот момент мне показалось, что я сижу в глубоком-глубоком колодце, а Миронова говорит где-то над моей головой. Голос у нее был резкий и больно ударял по ушам.

«Все-таки, – говорит, – ты малодушный человек. Она же предатель! Понимать это надо».

Послышался хруст веток, удаляющиеся шаги, и наступила тишина.

Не знаю, сколько я так пролежала – может час, а может, и минуту, – только я почувствовала, что кто-то следит за мной. Я оглянулась и снова увидела в зарослях Димку. Он отвел в сторону кустарник, за которым прятался, и медленно подошел ко мне.

– Дедушка, знаешь… – сказала Ленка печальным голосом, – я пришла на костер одним человеком, а встала с земли навстречу Димке совсем другим. Вот тогда-то я и подумала, что жизнь моя кончилась.