В давние времена жил мудрец, по имени Жиренше-Шешен. Ум этого человека был глубок и беспределен, как море, речь текла из его уст подобно песне соловья. Но, несмотря на все свои достоинства, был Жиренше беднее всех в степи. Когда он ложился в своей земляной лачуге, то ноги его торчали за порогом, а в ненастную погоду ветер и дождь свободно проникали в неё сквозь множество дыр.

Как-то раз ехал Жиренше с товарищами по степи. День клонился к вечеру, и всадники торопили коней, чтобы засветло добраться до жилья. Вдруг путь им пересекла широкая река. На том берегу реки лежал аул, а на этом несколько женщин собирали в мешки кизяк.

Подъехав к ним, всадники учтиво поздоровались и спросили, как переправиться через реку.

Тогда из толпы женщин вышла юная девушка, которую подруги называли Карашаш. Было на ней ветхое, заплатанное платье, но вся она сияла невиданной красотой: глаза у неё были как звёзды, рот — как месяц, а стан — точно стройная и гибкая лоза.

— Есть два брода, — сказала девушка. — Тот, что налево, — близок, да далёк; тот, что направо, — далёк, да близок. — И она указала две тропинки.

Один лишь Жиренше понял слова девушки и повернул коня направо.

Через некоторое время он увидел брод. Дно здесь было песчаное, вода мелкая. Он без труда переехал реку и быстро доскакал до аула.

А товарищи его выбрали ближний брод и вскоре раскаялись в этом. Не достигли они и середины реки, как кони их глубоко увязли в тине. Всадникам пришлось спешиться на самом глубоком месте и с поводом в руке пешком брести к берегу. Уже смеркалось, когда, мокрые и озябшие, въехали они в аул.

Жиренше остановил коня у крайней юрты. Это была самая бедная юрта в ауле, и он сразу догадался, что она принадлежит родителям той девушки, которая указала ему брод. Здесь он дождался товарищей.

Навстречу джигитам вышла мать Карашаш, попросила их сойти с коней и отдохнуть с дороги в юрте. Внутри юрта была так же бедна, как и снаружи. Вместо ковров хозяйка постелила гостям сухие овечьи шкуры.

Спустя некоторое время в юрту вошла Карашаш с полным мешком кизяка за плечами.

Пора была весенняя, и перед закатом прошёл сильный ливень. Все женщины вернулись из степи с мокрым кизяком, и семьи их в эту ночь легли спать без ужина.

Одна только Карашаш принесла сухой кизяк. Она развела костёр, обогрела и обсушила гостей.

— Как ухитрилась ты уберечь кизяк от дождя? — спросили её приезжие.

И девушка рассказала им, что, когда начался дождь, она легла на мешок с кизяком и заслонила его своим телом. У неё вымокло платье, но платье ведь легко высушить у очага. Она не могла поступить иначе, так как отец её — пастух — возвращается к ночи голодный и мокрый, и ему худо пришлось бы без огня. Другие женщины во время дождя сами спрятались под мешками, но замочили и одежду и кизяк.

Гости выслушали ответ девушки и подивились её уму.

Между тем им захотелось узнать, какое угощенье ждёт их за ужином.

Карашаш сказала им так:

— Отец мой бедный, но гостеприимный человек. Когда пригонит он байское стадо, то, если добудет, зарежет для вас барана, а не добудет, так даже — две овцы.

Никто, кроме Жиренше, не понял слов девушки, все приняли их за шутку.

Пришёл отец Карашаш. Увидев у себя в юрте чужих людей, он побежал к баю просить на ужин нежданным гостям барана.

Бай прогнал его, не дав ничего.

Тогда пастух зарезал свою единственную овцу, которая вскоре должна была принести ягнёнка, и из её мяса приготовил для приезжих джигитов вкусный бешбармак.

Только тут гости поняли значение слов Карашаш.

Жиренше за ужином сидел напротив Карашаш. Пленившись её красотой и умом, он тайком приложил руку к сердцу в знак того, что горячо полюбил её.

Карашаш, не спускавшая с него глаз, заметила это движение и дотронулась пальцами до своих глаз: она хотела этим сказать, что чувства юноши не укрылись от её взора.

Тогда Жиренше погладил себя по волосам, желая спросить, не потребует ли за неё отец в калым столько скота, сколько у него волос на голове.

Карашаш провела рукой по овечьему меху, на котором сидела, намекая, что отец не отдаст её и за столько голов скота, сколько шерстинок на баране.

Жиренше, вспомнив о своей бедности, печально опустил голову.

Девушке стало жаль его. Она отвернула уголок кожи и прикоснулась пальцами к её гладкой стороне. Так дала она понять Жиренше, что отец отдаст её и без выкупа, если найдётся достойный жених.

Пастух всё время наблюдал за безмолвным разговором молодых людей. Он понял, что они полюбили друг друга, и убедился, что Жиренше так же умён, как и его дочка. Поэтому, когда Жиренше решился просить у него Карашаш себе в жёны, он с радостью согласился на их женитьбу.

Через три дня привёз Жиренше молодую жену в родной аул.

Слава о прекрасной и мудрой Карашаш быстро облетела всю степь и наконец достигла дворца хана.

Слушая хитрые речи своих визирей о том, что нет на свете женщины красивее и умнее Карашаш, хан загорелся завистью к бедняку Жиренше и решил отнять у него жену.

Однажды прискакал к Жиренше ханский гонец и именем хана приказал ему немедленно явиться с женой ко дворцу.

Делать было нечего, отправились они в путь.

Как только хан взглянул на Карашаш, он тут же решил во что бы то ни стало сделать её своей женой и повелел Жиренше остаться у него в услужении.

Днём Жиренше служил в ослепительном ханском дворце, а вечером, усталый, возвращался в свою хижину к Карашаш.

И тут, наслаждаясь свободой, он склонялся головой на колени любимой жены, говоря:

— Какое счастье сидеть в своей лачуге! Она просторнее ханских палат.

А ноги его в это время торчали за порогом.

Шло время, а хан не переставал думать о том, как бы погубить Жиренше и овладеть Карашаш. Много раз давал он Жиренше опасные и мудрёные поручения, но тот всегда быстро и ловко исполнял их, и не было повода его казнить.

Случилось так, что хан проезжал со своей свитой по степи. День был ветреный. По степи катилось перекати-поле. Хан сказал Жиренше:

— Догони перекати-поле и разузнай у него, куда и откуда оно катится. Смотри, не добьёшься от него ответа, не сносить тебе головы.

Жиренше погнался за перекати-поле, настиг его, пронзил копьём и, постояв некоторое время, вернулся назад.

Хан спросил:

— Ну, что сказало перекати-поле?

Жиренше ответил:

— Великий хан, перекати-поле шлёт тебе поклон, а сказало оно мне вот что: «Куда и откуда я качусь — ведомо ветру, где остановлюсь — ведомо оврагу. Это понятно само собой. То ли ты дурак, что задаёшь мне такие вопросы, то ли тот дурак, кто прислал тебя расспрашивать меня об этом».

Хан вспыхнул от гнева, но сдержался и ничего не сказал, лишь глубже затаил злобу против Жиренше.

Другой раз хан приказал Жиренше под страхом смерти явиться к нему так, чтобы это было ни днём, ни ночью, ни пешком, ни на коне, чтобы не остался он на улице и не вошёл во дворец.

Опечалился сначала Жиренше, но потом посоветовался с Карашаш, и они вместе нашли выход из затруднения.

Жиренше явился к хану на утренней заре, сидя верхом на козле, и остановился под самой перекладиной ворот.

Опять не удалась ханская хитрость. Тогда он придумал новую.

Когда наступила осень, он потребовал к себе Жиренше и, вручив ему сорок баранов, сказал:

— Я даю тебе этих баранов, и ты должен ходить за ними всю зиму. Но знай: если к весне они не принесут ягнят, как овцы, я прикажу отрубить тебе голову.

Жиренше побрёл домой в глубокой печали, гоня перед собой баранов.

— Что с тобой, муж мой? — спросила его Карашаш. — Отчего ты так печален?

Жиренше рассказал ей о сумасбродном приказании хана.

— Возлюбленный, — воскликнула Карашаш, — стоит ли горевать по пустякам! Зарежь к зиме всех баранов, а по весне, увидишь сам, всё обойдётся как нельзя лучше.

И Жиренше сделал так, как сказала Карашаш.

Наступила весна.

И вот однажды постучался у дверей хижины Жиренше ханский гонец и объявил, что следом за ним скачет сам хан: хочет он узнать, оягнились ли его бараны.