Однако на следующий день он с самого утра зашел к Риэ спросить, как увидеться с Коттаром.

– Единственное, что мне остается, – признался он, – это начать все заново.

– Приходите завтра вечерком, – посоветовал Риэ, – Тарру попросил меня зачем-то позвать Коттара. Он придет часам к десяти. А вы загляните в половине одиннадцатого.

Когда на следующий день Коттар явился к доктору, Тарру и Риэ как раз говорили о неожиданном случае выздоровления, происшедшем в лазарете Риэ.

– Один из десяти. Повезло человеку, – заметил Тарру.

– Значит, у него не чума была, – объявил Коттар.

Его поспешили заверить, что была как раз чума.

– Да какая там чума, раз он выздоровел. Вы не хуже меня знаете, что чума пощады не дает.

– В общем-то, вы правы, – согласился Риэ. – Но если очень налечь, могут быть и неожиданности.

Коттар хихикнул:

– Ну это как сказать. Последнюю вечернюю сводку слышали?

Тарру, благожелательно поглядывавший на Коттара, ответил, что слышал, что положение действительно очень серьезное, но что это, в сущности, доказывает? Доказывает лишь то, что необходимо принимать сверх меры.

– Э-э! Вы же их принимаете!

– Принимать-то принимаем, но пусть каждый тоже принимает.

Коттар тупо уставился на Тарру. А Тарру сказал, что большинство людей сидит сложа руки, что эпидемия – дело каждого и каждый обязан выполнять свой долг. В санитарные дружины принимают всех желающих.

– Что ж, это правильно, – согласился Коттар, – только все равно зря. Чума сильнее.

– Когда мы испробуем все, тогда увидим, – терпеливо договорил Тарру.

Во время этой беседы Риэ сидел за столом и переписывал набело карточки. А Тарру по-прежнему в упор смотрел на Коттара, беспокойно ерзавшего на стуле.

– Почему бы вам не поработать с нами, мсье Коттар?

Коттар с оскорбленной миной вскочил со стула, взял шляпу:

– Это не по моей части.

И добавил вызывающим тоном:

– Впрочем, мне чума как раз на руку. И с какой это стати"я буду помогать людям, которые с ней борются.

Тарру хлопнул себя ладонью по лбу, будто его внезапно осенила истина:

– Ах да, я забыл: не будь чумы, вас бы арестовали.

Коттар даже подскочил и схватился за спинку стула, будто боялся рухнуть на пол. Риэ отложил ручку и кинул на него внимательный, серьезный взгляд.

– Кто это вам сказал? – крикнул Коттар.

Тарру удивленно поднял брови и ответил:

– Да вы сами. Или, вернее, мы с доктором так вас поняли.

И пока Коттар в приступе неодолимой ярости лопотал что-то невнятное, Тарру добавил:

– Да не нервничайте вы так. Уж во всяком случае, мы с доктором на вас доносить не пойдем. Ваши дела нас не касаются. И к тому же мы сами не большие любители полиции. А ну, присядьте-ка.

Коттар недоверчиво покосился на стул и не сразу решился сесть. Он помолчал, потом глубоко вздохнул.

– Это уже старые дела, – признался он, – но они вытащили их на свет божий. А я надеялся, что все уже забыто. Но кто-то, видать, постарался. Они меня вызвали и велели никуда не уезжать до конца следствия. Тут я понял, что рано или поздно они меня зацапают.

– Дело-то серьезное? – спросил Тарру.

– Все зависит от того, что понимать под словом «серьезное». Во всяком случае, не убийство…

– Тюрьма или каторжные работы?

Коттар совсем приуныл:

– Если повезет – тюрьма…

Но после короткой паузы он живо добавил:

– Ошибка вышла. Все ошибаются. Только я не могу примириться с мыслью, что меня схватят, все у меня отнимут: и дом, и привычки, и всех, кого я знаю.

– А-а, – протянул Тарру, – значит, поэтому вы и решили повеситься?..

– Да, поэтому. Глупо, конечно, все это.

Тут поднял голос молчавший до сих пор Риэ и сказал, что он вполне понимает тревогу Коттара, но, возможно, все еще образуется.

– Знаю, знаю, в данный момент мне бояться нечего.

– Итак, я вижу, вы в дружину поступать не собираетесь, – заметил Тарру.

Коттар судорожно мял в руках шляпу и вскинул на Тарру боязливый взгляд:

– Только вы на меня не сердитесь…

– Господь с вами, – улыбнулся Тарру. – Но хотя бы постарайтесь не распространять ради вашей же пользы чумного микроба.

Коттар запротестовал: вовсе он чумы не хотел, она сама пришла, и не его вина, если чума его устраивает. И когда на пороге появился Рамбер, Коттар энергично добавил:

– Впрочем, я убежден, все равно ничего вы не добьетесь.

От Коттара Рамбер узнал, что тому тоже не известен адрес Гонсалеса, но можно попытаться снова сходить в первое кафе, то, маленькое. Решили встретиться завтра. И так как Риэ выразил желание узнать результаты переговоров, Рамбер пригласил их с Тарру зайти в конце недели прямо к нему в номер в любой час ночи.

Наутро Коттар и Рамбер отправились в маленькое кафе и велели передать Гарсиа, что будут ждать его нынче вечером, а в случае какой-либо помехи завтра… Весь вечер они прождали зря. Зато на следующий день Гарсиа явился. Он молча выслушал рассказ о злоключениях Рамбера. Лично он не в курсе дел, но слыхал, что недавно оцепили несколько кварталов и в течение суток прочесывали там все дома подряд. Очень возможно, что Гонсалесу и братьям не удалось выбраться из оцепления. Все, что он может сделать, – это снова свести их с Раулем. Ясно, на встречу раньше, чем через день-другой, рассчитывать не приходится.

– Видно, надо начинать все сначала, – заметил Рамбер.

Когда Рамбер встретился с Раулем на условленном месте, на перекрестке, тот подтвердил предположения Гарсиа – все нижние кварталы города действительно оцеплены. Надо бы попытаться восстановить связь с Гонсале-сом. А через два дня Рамбер уже завтракал с футболистом.

– Вот ведь глупость какая, – твердил Гонсалес. – Мы должны были договориться, как найти друг друга. Того же мнения придерживался и Рамбер.

– Завтра утром пойдем к мальчикам, попытаемся что-нибудь устроить.

На следующий день мальчиков не оказалось дома. Им назначили свидание на завтра в полдень на Лицейской площади. И Тарру, встретивший после обеда Рамбера, был поражен убитым выражением его лица.

– Не ладится? – спросил Тарру.

– Да. Вот тебе и начали сначала, – ответил Рамбер.

И он повторил свое приглашение:

– Заходите сегодня вечером.

Вечером, когда гости вошли в номер Рамбера, хозяин лежал на постели. Он поднялся и сразу же налил приготовленные заранее стаканы. Риэ, взяв свой стакан, осведомился, как идут дела. Журналист ответил, что он уже заново проделал весь круг, что опять вернулся к исходной позиции и что скоро у него будет еще одна встреча, последняя. Выпив, он добавил:

– Только опять они не придут.

– Не следует обобщать, – сказал Тарру.

– Вы ее еще не раскусили, – ответил Рамбер, пожимая плечами.

– Кого ее?

– Чуму.

– А-а, – протянул Риэ.

– Нет, вы не поняли, что чума – это значит начинать все сначала.

Рамбер отошел в угол номера и завел небольшой патефон.

– Что это за пластинка? – спросил Тарру. – Что-то знакомое.

Рамбер сказал, что это «Saint James Infirmary». Пластинка еще продолжала вертеться, когда вдали послышалось два выстрела.

– По собаке или по беглецу бьют, – заметил Тарру.

Через минуту патефон замолчал, и совсем рядом прогудел клаксон санитарной машины, звук окреп, пробежал под окнами номера, ослаб и наконец затих вдали.

– Занудная пластинка, – сказал Рамбер. – И к тому же я прослушал ее сегодня раз десять.

– Она вам так нравится?

– Да нет, просто другой нету.

И добавил, помолчав:

– Говорю же вам, что это значит начинать все сначала…

Он осведомился у Риэ, как работают санитарные дружины. Сейчас насчитывается уже пять дружин. Есть надежда сформировать еще несколько. Журналист присел на край кровати и с подчеркнутым вниманием стал рассматривать свои ногти. Риэ приглядывался к коренастой сильной фигуре Рамбера и вдруг заметил, что Рамбер тоже смотрит на него.

– А знаете, доктор, – проговорил журналист, – я много думал о ваших дружинах. И если я не с вами, то у меня на то есть особые причины. Не будь их, думаю, я охотно рискнул бы своей шкурой – я ведь в Испании воевал.