Кортни. Имя всплыло само собой. («Да заткнись уже нахуй, Кортни, ты меня достала!»)

— Кортни, — прошептала Тилли, внезапно охрипнув. Девочка обернулась к ней. — Кортни, — повторила Тилли уже увереннее. Улыбнулась, протянула руку. Кортни подошла, вложила ручонку в дряхлую ладонь, словно по неслышному приказу. Тилли вспомнила свой сон, бархатную лапку крольчонка в руке и как они удирают. — Пойдем со мной, деточка.

Трейси упаковалась в одежду покойной жены Гарри Рейнольдса. Брюки на резинке из «Маркса и Спенсера» и туника расцветки «джунгли» — в тропическом лесу будешь невидимкой. В Лидсе тропических лесов не водится. Кортни семенила рядом — ей повезло чуточку больше: ношеные джинсовые бриджи Эшли и кофточка со Свинкой Пеппой [192]. Сверху Кортни натянула лохмотья фейского платья. О том, чтобы «одеться поприличнее», как выразился Гарри Рейнольдс, можно забыть — они смахивают на бездомных, но это ничего, бездомных никто не замечает.

Объявили, что «поезд проследует без остановки», велели отойти от края платформы. На платформе уйма народу — вероятно, банковские выходные, — и Трейси стискивала руку Кортни, словно та вот-вот улетит в Канзас. Трейси однажды была на месте происшествия — в толпе кого-то столкнули под поезд. Мужик, который это сделал, — обыкновенный мужик, немножко похож на Денниса, — сказал, что не удержался. Чем больше уговаривал себя, что не надо толкать человека впереди, тем больше подмывало толкнуть. Кажется, полагал, будто этой причины достаточно, даже на состояние аффекта не сослался. Видеокамеры зафиксировали, сел пожизненно, выйдет через пять лет.

— Не подходи к краю, — сказала она Кортни.

Сама не поняла, как это произошло. Накатила толпа, — вероятно, понадеялись, что поезд остановится, — и вот Трейси держит девочку за руку, а вот девочка уже ускользнула. Паника в груди — тугим узлом, Трейси развернулась, ища Кортни, и нос к носу столкнулась с Леном Ломаксом.

Давненько они не видались. Шелковый костюм-тройка, черный траурный галстук, очки, какие пристали человеку помоложе. Под семьдесят уже, а то и старше, но выглядит хорошо, если учесть, что почти всю жизнь смолил по-черному, пил как лошадь и черт знает чем еще занимался.

— Трейси, сколько лет, сколько зим, — сказал он, будто они на садовый прием явились.

— Не сейчас, шеф, — сказала она, глазами ища Кортни. Уж пятнадцать лет, как он ей не шеф, но субординация так естественна.

А вот и Кортни — уходит по перрону с какой-то старушкой. Девчонка пойдет куда угодно с кем угодно. Собаки лучше соображают. Но старушка — это ведь безопасно? Старушки подбирают детей, отводят в бюро находок и суют им в ладошку шестипенсовик. (Так однажды случилось с малолетней Трейси на вокзале в Йорке. Она, честно сказать, надеялась, что старушка заберет ее к себе.) Если они, конечно, не злые ведьмы — тогда они ведут ребенка домой, откармливают и сажают в печь.

В толчее она потеряла старушку из виду. Не вздохнуть. Спокойно. Держи себя в руках. Вот она, старушка, — Трейси начала было пробиваться сквозь толпу, но что-то держало ее за локоть, тащило назад. А, нет — кто-то. Опять Лен Ломакс. Что это он удумал? Цапнул ее за плечо — надо же, силач какой. Этот не отпустит, он как якорь, утаскивает ее прочь от девочки, говорит:

— Тебя, Трейси, поди разыщи. Нам с тобой нужно потрепаться.

Таккого мне надо бояться? — спросила она Брайана Джексона. «Стрикленда и его подпевалу Ломакса», — сказал он. Забавно — она всегда считала, что Стрикленд — подпевала Ломакса, а не наоборот. «Им бы прошлое закопать и забыть, — сказал Брайан Джексон. — Но правда-то всегда вылезет».

— Отъебитесь и уберите руки. — Она попыталась вывернуться, но хватка у Ломакса будь здоров. — Извините, шеф, — сказала она и коленом заехала ему по яйцам.

— Блядь! — услышала она, убегая.

Уже дышит Кортни в затылок — и тут перед ней стеной воздвигся мужик из «лендкрузера». Трейси начала складывать два и два — этой сумме давно пора сложиться. Громилы в кожаных куртках — люди Ломакса. Бывшие зэки, когда-то с ним пересекались. «Ключевой свидетель, — сказал ей Брайан Джексон по дороге в Лидс. — Вы там были, когда выломали дверь». Да какой она свидетель? И ключ из нее никудышный.

Трейси не сбавила шага, по пути изо всех сил ударила кожаного мужика в лицо и побежала дальше. Мельком заметила, как вторая туша в кожаной куртке — ну еще бы — лавирует в толпе, подбирается. Кругом волки, сжимают кольцо. Этот ждал, что она увернется, но Телец Трейси, целясь рогами, ринулась на таран — туша отлетела прочь.

Толпа жалась подальше — буйная бешеная корова замечательно расчищает пространство. Кортни заметила ее, отпустила старушкину руку, побежала назад. Трейси ее подхватила, крепко обняла. Спасти ребенка — спасти мир. Ребенок и есть мир. Мир, целый мир, и ничего кроме.

— Нечем дышать, — пробормотала Кортни.

— Извини, — сказала Трейси, ослабляя хватку, озираясь в поисках эскалатора.

Выхода нет, слишком много народу. И опять Лен Ломакс — да что такое с этим придурочным старым козлом? От ярости аж слюной брызжет, не любит, чтоб ему говорили «нет», особенно женщины, — всегда такой был.

— Блядь, я только поговорить хочу, ясно? — сказал он.

Он кинулся к ним, схватил девочку, рванул на себя. Кортни вцепилась в Трейси, точно детеныш коалы, завизжала во всю глотку и давай колотить Ломакса волшебной палочкой. Все равно что стегать слона травинкой.

И тут старушка в парике набекрень прыгнула на Ломакса — не прыгнула даже, скорее рухнула — и обхватила его за талию. Ломакс развернулся, уставился на нее, и какой-то миг они смахивали на спарринг-партнеров посреди особо удручающей вечеринки для тех, кто на пенсии.

Старушка чуть не сбила Лена Ломакса с ног, оба опасно закачались, Ломакс замахал руками. Снова с нажимом объявили о поезде, который проследует без остановки, — платформу окатило дыханием и грохотом тепловоза. Те, кто увидел, сколь рискован этот вальс бестолковых престарелых танцоров, хором ахнули в ужасе. Заорали, завопили, пара мужиков попытались их оттащить — и не успели.

На единственную секунду, что ничего не стоит в одном измерении и бесконечно тянется в другом, повисла тишина. В равновесии между триумфом и катастрофой Трейси уловила неизбежность исхода.

С новой силой включился звук, рев надвигался все ближе, и Трейси, не веря своим глазам, увидела, как Лен Ломакс и старая склочница, по-прежнему обнимаясь, оступились и кувырнулись с платформы прямо под неумолимый поезд. Трейси ладонью закрыла девочке глаза, но через секунду все было кончено. Яростный скрежет тормозов заглушил визги и вопли толпы. Этот поезд больше никуда не следует, у него теперь остановка.

Кожаные куртки ожили, словно пара мультяшных злодеев, и полезли вверх по эскалатору. Кукловод отбыл — куклам тут больше делать нечего.

— Мне темно, — сказала Кортни.

— Извини, — ответила Трейси и убрала руку.

Двое железнодорожных полицейских промчались по другому эскалатору и нырнули в столпотворение на перроне. Через две платформы от них терпеливо стоял другой поезд.

— Пойдем, — сказала Трейси.

Машинист уже свистел — двери вот-вот закроются. Они еле успели войти, и поезд, зашипев, щелкнул челюстями у них за спиной.

Они прошли в дальний вагон, степенно заняли места — пассажиры как пассажиры. От волшебной палочки осталась только звезда. Кортни убрала звезду в рюкзачок.

Рядом с фонариком на дне сумки Трейси обнаружила немолодой веснушчатый банан. Девочка показала ей «во!». В окно ладошками изобразила морские звезды.

На один галлюцинаторный миг Трейси почудилось, что на перроне стоит Брайан Джексон, а рядом водитель «сааба».

До свидания, Лидс. Туда тебе и дорога. Трейси никогда не вернется. С прошлым покончено. Она — астронавт, слишком далеко залетела. Ей не светит возвратиться на Землю. И вообще, она больше не Трейси. Она Имоджен Браун. У нее семнадцать друзей в «Фейсбуке» и деньги в банке. И ребенок, о котором надо заботиться. Поспать, поесть, защитить. Повторить.