Все еще неизвестно, как давно возникли эти различия в поведении, при которых выявляются определенные интересы. Тем не менее в Висконсинском университете доктор Гарри Ф. Харлоу изучает возникновение чувства уверенности у детенышей обезьян. Они обретают его подле своих искусственных матерей, стоит им лишь коснуться их грубошерстной одежды и обнять их своими ручонками. После того как в клетку бросали незнакомый предмет, по-видимому, маленькая обезьянка успокаивалась быстрее, если туловище «матери» слегка покачивалось. Сколько же внешних чувств являются дорогами, которые ведут к центру мозга, спрятанному глубоко внутри, и на этом «липком» для импульсов месте рождают ощущение уверенности!

Ощущение безопасности усиливается у цыпленка, когда он укрывается под крыльями мамы-курицы. Детеныш носорога, спасаясь от опасности, бежит к своей матери, к той части ее огромного туловища, которая наиболее удалена от напугавшего его объекта.

Наше чувство уверенности становится значительно сильнее, когда мы находимся в безопасности у себя дома. Можно сделать вывод, что предки современных англичан столь смело отправлялись на завоевание мира, потому что закон гарантировал полную безопасность их домов; в этом смысле дом англичанина был крепостью. Дом с его нерушимостью в какой-то степени играл роль матери. В настоящее время во многих странах, по примеру англичан, этот источник уверенности гарантируется законом.

Для формирования истинного чувства безопасности необходимо и взаимное общение. Те висконсинские обезьянки, у которых возникла «детская любовь» к покрытому материей куску дерева, так и не стали нормальными взрослыми обезьянами. Без заботы, которую они могли бы получить, без шлепков выведенной из терпения матери они так и не научились следить за собой или хотя бы проявлять настоящий интерес к другим обезьянам. В джунглях обезьяны часто касаются друг друга во время игр. Тем самым они восполняют отсутствие дома, обретая безопасность в обществе себе подобных.

Удивительно много совершенно непохожих друг на друга животных считают такое общение очень важным. Многие бабочки и летучие мыши подыскивают места для ночлега где-нибудь неподалеку от своих сородичей. Мигрирующие кузнечики и птицы, как правило, путешествуют группами. Шмели и пурпурные ласточки вьют гнезда поблизости от своих соплеменников. Темной ночью антилопы и кролики обычно питаются в сообществах. Изгнанное из стада животное фактически превращается в бродягу и настолько истощается в физическом отношении, что, кажется, готово умереть от одиночества.

Психиатр может обнаружить у такого бездомного отщепенца симптомы комплекса неполноценности и признаки беспомощности, которые возрастают пропорционально степени проступка, совершенного в стаде. Это либо резкие и порывистые движения, либо, наоборот, робкие и неуверенные, как у человека, оказавшегося в кромешной тьме или в незнакомой обстановке. Возможно, нервные пути, по которым поступают в мозг сигналы, вызывающие у такого отщепенца чувство безопасности, больше не поставляют нужных сведений, и отсюда логически вытекает подобное поведение одиночки.

Различные химические вещества могут проникать к таинственным центрам нашего чувства безопасности. Транквилизаторы, видимо, действуют именно таким образом. Эти терапевтические препараты, которые снимают нервное напряжение у человека, не являются беспрецедентными в животном царстве. Объединяющий колонию транквилизатор, вырабатываемый пчелиной маткой, определяет всю организацию пчелиного улья. Рабочие пчелы не могут без него обходиться. Сегодня мы знаем химический состав этого сложного вещества, но остается неизвестным, почему оно нравится рабочим пчелам, как им удается распределить его столь демократично или каким образом оно в правильной последовательности фокусирует внимание каждой пчелы на инстинктивных побуждениях, будто нервная система каждое утро издает новые инструкции на день.

Нас интересует также, на какую часть крошечного пчелиного мозга оказывает воздействие «вещество, выработанное маткой». Эти клетки определенно окажутся аналогом нашего гипоталамуса — центра мозга, где неподалеку от гипоталамо-гипофизарных связей спрятано большинство наших таинственных чувств. Кажется вполне логичным, что гипоталамусу присущи сенсорные функции, так как в эмбриональном периоде он развивается из того же самого отдела мозга, что и светочувствительная часть глаза. В процессе эволюции ретина оказалась выпяченной, образовала соединение с роговицей и хрусталиком, производными кожи, и начала служить для установления непосредственной связи с внешним миром. Все остальные чувствительные функции этой области человеческого мозга развивались в соответствии с другими частями тела. Их можно рассматривать как чувства, «смотрящие внутрь». Этим и объясняется та сложная роль, которую они играют в зрелом организме.

Как правило, отвечая на сложные неясные вопросы, наука ставит целый ряд еще более спорных вопросов. Она проникает в глубь явлений и обнаруживает во Вселенной все больше порядка и «справедливости». Ни одна сторона науки не обладает в глазах ученого такой притягательной силой, как этот порядок и справедливость. Каждое новое открытие, которое занимает определенное место в старой теории, непосредственно связано с чувством уверенности и безопасности. С этим же чувством связана и удивительная простота законов природы. Все это вызывает интеллектуальное удовлетворение, носящее интернациональный характер; оно не зависит от места и времени и является очень заразительным.

В гипоталамической области мозга человека скрыты другие таинственные чувства, для которых еще не найдены специальные центры^[22]. Одно из этих чувств уводит нас от реальности и жестких рамок существующих обстоятельств и, по-видимому, больше всего проявляется во время сна. Центр сна также находится в гипоталамусе. Но что такое сон? Основной вид отдыха, состояние, из которого нас быстро можно вывести с помощью различных раздражителей? Ни одна из предложенных до сих пор теорий не дает сколько-нибудь удовлетворительного объяснения этому регулярно повторяющемуся периоду «выключения» сознания. Ни одна из них не объясняет, почему даже добровольное длительное (от 30 до 60 часов) бодрствование приводит к глубоким психологическим изменениям, таким, как потеря памяти, галлюцинации, а иногда и распад личности. Они не могут ответить и на вопрос, почему крупный рогатый скот и овцы в здоровом состоянии, видимо, могут обходиться почти без сна или совсем без сна; впрочем, учитывая, что пищеварительные процессы у жвачных животных усложнены, в этом можно увидеть определенные преимущества.

Любая теория сна должна объяснить, что означает это состояние для бабочки и пчелы, для улитки или осьминога, а также для рыбы или крокодила. Эти животные, подобно птицам и большинству млекопитающих, несколько часов в сутки должны проводить в состоянии бездеятельности, даже если у них нет век, которыми можно закрывать глаза. Сон нужен и животным в тропических странах, где день примерно равен ночи, и обитателям Заполярья, где сначала день, а затем ночь длятся 24 часа.

После сытного обеда мы противимся желанию поспать, как делают многие животные; но какое таинственное чувство пытаемся мы при этом игнорировать? Ведь во время подобного бессознательного состояния активность нашего желудка повышается и улучшается пищеварение. Какой следящий за порядком внутренний глаз оглядывает наши чувствительные горизонты, чтобы узнать, все ли в порядке? Для человека идеальными условиями сна являются затемненная комната, привычная постель, неподвижный воздух и тишина или тихая колыбельная песня — условия, которые наши далекие предки могли создать и в пещерах.

Возможно, мы делаем ударение не на том месте. Быть может, магическая сила сна заключается не в улучшении пищеварения или выключении сознания, а в том, чтобы свободно видеть сны. Вспомним страхи Гамлета: «Уснуть… и видеть сны?». Сейчас психологи из Чикагского университета заинтересовались, не являются ли сновидения столь же необходимыми, как сам сон. Вместе с доктором Натаниэлем Клейтманом и другими экспериментаторами, которые принимали участие в опыте как испытуемые, они изучали зарегистрированную с помощью электронных устройств электрическую активность мозга и динамику закрытых глаз во время сна. Пробуждая спящего каждый раз, когда энцефалограмма показывала, что он начинает видеть сон, экспериментаторы смогли уменьшить общую продолжительность сновидений на 75–80 %. Через несколько дней, в течение которых проводились эксперименты, эмоциональное состояние испытуемых ухудшалось. У них возникало беспокойство, повышенная раздражительность и другие симптомы, обычно связанные с бессонницей. Ничего подобного не наблюдалось у испытуемых, если их будили так же часто, но не во время сновидений. Говорят, что доктор Чарльз Фишер из госпиталя на Синайской Горе в Нью-Йорке высказал предположение, «что сновидения позволяют нам всем без исключения на протяжении всей жизни каждую ночь спокойно и благополучно сходить с ума».