Арсеньев пожалел, что не взял у Зюзи санкцию на допрос, конечно, не самого хозяина, об этом речи быть не могло, но хотя бы Лисовой.

– Я должен побеседовать с Лисовой Светланой Анатольевной. Она ведь сейчас здесь?

– Вроде бы, – охранник замялся, потянулся к телефонной трубке.

– Она здесь, – заверил его Саня, – и лучше не предупреждать ее о моем приходе. Пусть это будет сюрприз.

– Как это? Почему? – нахмурился охранник.

– Потому, что мне так удобней, – отчеканил Арсеньев.

После долгих препирательств, телефонных консультаций с начальником службы безопасности Егорычем, который в данный момент находился у себя дома, в Москве, Саня ступил наконец на заветную территорию частных владений Евгения Николаевича Рязанцева.

Территория была просторная и красивая. Лужайка, покрытая свежей, аккуратно подстриженной травой, небольшая площадка для гольфа, беседка, увитая плющом, сирень вдоль забора, дикие яблони вокруг дома.

Охранник объяснил ему, что зайти надо с тыльной стороны дома, через заднюю веранду. Там дверь не заперта. Комната Лисовой на третьем этаже, первая дверь справа от лестницы.

– Но учтите, она тетка нервная, – напутствовал он Арсеньева, – может закатить скандал.

Прежде чем войти на веранду, Саня обошел трехэтажную виллу, выстроенную в строгом английском стиле из розового кирпича, отметил про себя, что проникнуть в дом незаметно и также незаметно покинуть его совсем не сложно. Кроме двух входов, парадного, прямо напротив ворот, и заднего, через веранду с тыльной стороны, имелась еще дверь в подвал, утопленная на полметра в землю. Три подвальные окна не были защищены решетками. Вероятно, все надежды возлагались на высокий каменный забор и вооруженную охрану. Между прочим, напрасно, потому, что от подвальной двери вилась узкая тропинка к забору, не посыпанная гравием и почти незаметная. Собственно, это была даже не тропинка. Просто кто-то вытоптал молодую траву.

Арсеньев прошел по траве вдоль дорожки следов, чтобы не повредить их, и уперся в железную калитку. Она оказалась запертой.

Участок был последним на улице, за калиткой простиралась небольшая березовая роща, она примыкала к узкой проселочной дороге, ведущей прямиком к деревне Язвищи. Все это Саня знал потому, что пока добирался до закрытого поселка Малиновка, в котором, кроме Рязанцева, жили еще несколько высоких чиновников, генералов и эстрадных артистов, пару раз сверялся с подробной картой.

Присев на корточки, он принялся рассматривать следы на мягком рыжем суглинке. Это было почти бесполезно и непонятно, зачем нужно, но все-таки ему удалось определить, что по тропинке совсем недавно проходили в ботинках на рифленой подошве и проезжали на велосипеде.

Едва он поднялся, ему показалось, что кто-то смотрит на него из окна второго этажа сквозь прореху между шторами. Силуэт был знакомый: маленькая стриженая голова, короткая шея, широкие покатые плечи. Он поприветствовал Светлану Анатольевну, помахал ей рукой. Штора дернулась. Оставалось войти в дом.

– Что вы здесь рыщете? – услышал он громкий сердитый голос. – У вас есть какая-нибудь официальная бумага, дающая вам право здесь рыскать?

Пока он огибал дом, Лисова успела спуститься со второго этажа, ждала его на крыльце веранды и уже заранее была настроена воинственно и враждебно. Кстати, совершенно непонятно, почему.

Саня удивился, как сильно она изменилась за два дня. Что-то совсем новое появилось в лице и во всем облике. Присмотревшись, он понял, что она просто накрасила губы и глаза, нарумянила щеки. Волосы, раньше бесцветные, зализанные назад, приобрели приятный ореховый оттенок, заблестели здоровым блеском, как в рекламе шампуня, и были уложены в элегантную прическу. Вместо спортивных туфель она надела белые босоножки на небольшом каблучке. Вместо унылых мешковатых юбки с кофтой облачилась в шелковое платье благородного серо-голубого цвета. Сверху накинула белую шелковую шаль, украшенную вышивкой под цвет платья. В ушах и на шее мерцал крупный жемчуг, очень шедший ко всему ее наряду.

До истинной леди она, конечно, не дотягивала, но выглядела неплохо, теперь ее нельзя было назвать теткой без пола и возраста. Теперь она стала похожа на женщину.

– Здравствуйте, Светлана Анатольевна, – улыбнулся Арееньев, не скрывая своего восхищения, – а мы вас совсем потеряли. Вы удивительно преобразились, вас просто не узнать.

Лисова не сочла нужным ни поздороваться, ни поблагодарить за комплимент.

– Я свободный человек и, кажется, не давала никаких подписок, – она развернулась, взмахнула шалью, как крылом, и прошествовала назад, в дом.

Повеяло сладкими, терпкими, ужасно знакомыми духами. Такими же пользовалась Зюзя. Нечто основательное и старомодное, из глобального дефицита семидесятых. Саня вошел вслед за ней на веранду.

– Да, подписку мы у вас не брали, но мы рассчитывали на вашу порядочность и не могли предположить, что вы исчезнете. Вы у нас пока единственный свидетель.

– Я не свидетель. Я пришла в квартиру, когда все уже было кончено, – надменно заявила Лисова и уселась в кресло. – Все, что я могла вам сообщить, я уже сообщила.

– Ну хорошо, хорошо, – улыбнулся Арсеньев, – скажите, месяц назад Виктория Павловна покупала машину “Фольксваген-гольф” цвета мокрого асфальта?

– Она без конца что-то покупала машины, шубы, драгоценности, тряпки, – сердито проворчала Лисова и отвернулась.

– Машину она покупала? – повторил Арсеньев.

– Не знаю!

– То есть как – не знаете? Это ведь достаточно серьезная покупка.

– У нее была машина.

– Одна?

– Может, и десять. Я понятия не имею. Я никогда не заглядывала в гараж. Видела всего одну, бирюзового цвета. В марках я не разбираюсь.

– Да, совершенно верно, Виктория Павловна ездила на бирюзовой “Хонде”, – кивнул Арсеньев, – но месяц назад она купила вторую машину, “Фольксваген-гольф”, цвета мокрого асфальта.

– Нет, – Лисова помотала головой, – я про это ничего не знаю. Шубу я видела, а машину нет.

– Так, погодите, а когда она купила новую шубу?

– Недавно. Недели две назад. Я запомнила потому, что она полдня при мне разгуливала в ней по квартире, крутилась перед зеркалом.

– Ну ладно, – вздохнул Арсеньев, – вы не могли бы вспомнить, кто в последнее время приходил к Кравцовой в гости?

– Да у нее постоянно толклись люди. Мне они не представлялись. А последним приходил этот американец, как вы понимаете, – она многозначительно поджала губы и добавила чуть слышно:

– Пришел и остался навечно.

– Вы видите в этом нечто символическое?

– Ничего я в этом не вижу, кроме грязного разврата.

– Вы хотите сказать, они оба получили по заслугам? – вкрадчиво уточнил Арсеньев.

– У вас есть санкция на допрос? – быстро спросила Лисова, и лицо ее покрылось пятнами.

– А, что, беседовать с вами возможно только при наличии официального документа? Светлана Анатольевна, чем объяснить такую враждебность? Вы понимаете, что произошло убийство, и я общаюсь с вами, задаю вопросы вовсе не для собственного удовольствия. Санкции у меня с собой нет. Но у вас дома, в вашем почтовом ящике, лежит официальная повестка, на которую вы никак не откликнулись. Если хотите, я могу сейчас позвонить в прокуратуру...

– Не надо, – перебила она и вскинула руку, – я понимаю, что веду себя не правильно, с вашей точки зрения. Но поймите и вы меня. Мне пришлось пережить тяжелое нервное потрясение. Это во-первых. Во-вторых, я не привыкла сплетничать. Так уж я воспитана. Не умею рассказывать посторонним ни о своей, ни о чужой личной жизни.

– Это замечательное качество, – кивнул Арсеньев, – оно, безусловно, заслуживает уважения. Но, еще раз повторяю, речь идет об убийстве. И нам не обойтись без вашей помощи. Скажите, когда собирались гости, здесь, или у Кравцовой, кто обычно снимал на любительскую камеру?

– Феликс. Сотрудник пресс-центра. Заместитель Кравцовой. Кажется, его фамилия Нечаев.

– Светлана Анатольевна, почему при первой нашей встрече вы отказались ответить, где работала убитая?