— К звёздам людям хотелось не меньше, — не сдавался Быковский. — А может быть, и больше.

— Тяжело спорить, — засмеялся Сернан (наш смех в условиях двойной тяжести больше напоминал покашливание). — В прямом смысле слова. Слова, как булыжники, а ты их толкаешь языком.

— Будет вам Марс, — пообещал я. — Дайте только срок. И Марс, и всё остальное.

— И Юпитер? Там «призраки».

— А кому с ними разбираться? Только нам, людям. По-другому никак, в одной Солнечной системе живём.

— Можно ещё подключить дельфинов, — задумчиво произнёс Быковский.

— Интересная мысль, — сказал я. — Нет, правда, интересная. В особенности с учётом того, что дельфины обладают зачатками телепатии, а ДЖЕДО утверждал, что кто-то из экипажа «Горного эха» тоже улавливал то ли обрывки мыслей, то ли тени чувств и настроений «призраков». Так, ДЖЕДО?

— Верно. Конкретно — навигатор Омла Сетби и психолог Бьетти Яру. Они сейчас в анабиозе.

— ДЖЕДО, мы знаем, что они в анабиозе, — сказал я устало.

— Лишний раз напомнить никогда не помешает, — невозмутимо ответил ДЖЕДО. — Кстати, насчёт анабиоза. Напоминаю, что ровно через минуту мы сбрасываем тягу, и корабль будет двигаться с обычным земным ускорением, равным девять и восемьдесят одна сотая метра в секунду за секунду. Однако рекомендую перейти не на земное, а на гарадское ускорение — десять и семьдесят две сотых метра в секунду за секунду.

— Хорошая рекомендация, — сказал я. — На Гараде сила тяжести чуть больше, нужно привыкать.

— Делаем, — кивнул Быковский. — Нам сейчас, чувствую, гарадская сила тяжести покажется настоящим избавлением.

Так и вышло. Когда ДЖЕДО убрал тягу, мы буквально вздохнули всей грудью и первое время чуть не бегали по кораблю, радуясь, как дети, вновь обретённой свободе движений.

Видимо, на волне этой радости я и вспомнил об одной интересной традиции гарадских космолётчиков. Мы как раз сидели в кают-компании и пили драво после обеда.

— Валерий Фёдорович, Юджин, — обратился я к товарищам. — Я о Марсе, орбиту которого мы недавно пересекли. Скажите, кто хочет стать марсианином?

— Не понял, — честно признался Быковский.

— И я не понял, — сказал Юджин.

— Гарадские космолётчики, — рассказал я, — когда впервые пересекают орбиту Цейсана — это пятая планета в системе Крайто-Гройто — проходят церемонию посвящения в цейсанцы. Когда-то мы думали, что на Цейсане существует древняя цивилизация разумных существ. Даже была теория, что гарадцы — потомки цейсанцев.

— Очень похоже на нас, — сказал Быковский. — Мы думали точно так же по поводу Марса.

— Некоторые до сих пор так думают, — добавил Сернан.

— На Гараде тоже, — сказал я. — И не только думают, а искренне в это верят. Более того, считают, что древняя цивилизация на Цейсане до сих пор существует.

— А она не существует? — спросил Быковский, хитро улыбаясь. — Вы хорошо искали?

Сернан захохотал и чуть не поперхнулся драво.

— Интересный вопрос, — сказал я. — На самом деле всё может быть.

— Да ладно вам, — сказал Сернан. — Вы серьёзно?

— Абсолютно, — сказал Быковский. — Возьми нас, землян. До последнего времени мы были свято уверены, что являемся единственным разумным видом в Солнечной системе. Не считая фантастов, разного рода мечтателей и психически неуравновешенных людей, что, зачастую, одно и то же… Как-то коряво я выразился. Ладно, вы поняли. А что оказалось? Дельфины — раз. «Призраки» — два.

— Причём дельфины вообще у нас под боком, — задумчиво произнёс Сернан. — Да, вы правы. Всё может быть.

— Так что там насчёт стать марсианами? — спросил Быковский. — Юджин, ты как?

— С радостью. Увеличим количество разумных видов во вселенной! А в чём заключается церемония?

— На Гараде её обычно проводит тот из членов экипажа, кто уже пересекал орбиту Цейсана, и является цейсанцем, — объяснил я. — Обычно это командир корабля, но случается по-разному. В нашем случае… Да же не знаю, как быть в нашем случае. Все, кто пересекал орбиту Марса, лежат сейчас в анабиозе.

— Не все, — сказал ДЖЕДО.

— Имеешь в виду себя? — догадался я.

— А почему нет? Вы тут о разумных видах рассуждали и совершенно забыли про нас, искусственно созданных.

Мы сидели в кают-компании, развалясь в удобных креслах и просто болтали. Редкий моменты в напряжённой жизни космонавта.

— Мы не забыли, — сказал Юджин. — Это вопрос полномочий. Прости, ДЖЕДО, но человеческих полномочий у тебя нет. Если, конечно, я правильно понимаю статус искусственного интеллекта.

— Ты его правильно понимаешь, Юджин, — сказал я.

— Ну и ладно, — сказал ДЖЕДО. — Я хотя бы попытался.

— Может быть, ты? — предложил Быковский, глядя на меня. — Ты же пересекал орбиту Цейсана.

— Неоднократно. Но не я, а Кемрар Гели. Опять же, даже Кемрар Гели не пересекал орбиту Марса. Я — тем более.

— Формалист, — сказал Валерий Фёдорович.

— Какой есть.

— Кемрар Гели пересекал орбиту Марса, — сказал Сернан, попивая драво. — Если пересекал он, то можно сказать, что пересекал и ты.

— Когда это он пересекал орбиту Марса? — не понял я.

— Когда сознание Кемрара Гели перенеслось с Гарада на Землю и попало в тело мальчика Сергея Ермолова. Согласись, что миновать орбиту Марса оно не могло.

— А ведь и правда, — улыбнулся своей лисьей улыбкой Быковский. — Как формалист ты должен с этим согласиться.

Деваться было некуда, они меня поймали.

— Ладно, — вздохнул я. — ДЖЕДО!

— Здесь.

— Ты можешь перевести на русский и английский клятву цейсанца?

— Ту самую, из посвящения? Конечно.

— Переведи нам вслух. Только Цейсан замени на Марс, Гарад на Землю, а систему Крайто-Гройто на Солнечную.

— Я такой-то такой-то, — произнёс ДЖЕДО, — впервые пересекая орбиту планеты Марс, торжественно клянусь оставаться верным сыном Земли, Марса, а также всей Солнечной системы. Всегда помнить, что я землянин, марсианин и человек. Гордо и честно нести это звание по всей обитаемой и необитаемой вселенной.

— Ух, — сказал наш командир. — Хорошая клятва.

— Пробирает, — сказал Юджин.

— ДЖЕДО, — спросил я. — Найдётся на «Горном эхе» что-то вроде меча?

— Могу принести кусок углеритовой полосы от внешней обшивки космокатера. Она с продольными вставками из высококачественной стали и чем-то напоминает.

— Тащи.

Вот так мы придумали и утвердили новую традицию, став марсианами. Всем понравилось. А кусок углеритовой полосы, заменившей нам меч, я попросил ДЖЕДО спрятать в нарочитом месте. Для будущих церемноний посвящения в марсиане. Мало ли что.

Восемь минут.

Столько времени шёл радиосигнал до Земли, когда мы связались с ней в последний раз. И столько же обратно.

Это означало, что «Горное эхо» удалился от Земли на сто сорок четыре миллиона километров. Впрочем, мы и так это знали, а впереди нас ожидало и вовсе неизмеримое человеческим воображением расстояние длиной в двести тридцать девять световых лет.

Восемь минут и двести тридцать девять лет. Почувствуйте разницу. А лучше не надо — просто примите всё, как есть. Благо, что и чувствовать ничего не придётся. Вы просто заснёте и проснётесь, а расстояние уже будет преодолено. Таково волшебное свойство нуль-пространства и анабиозных камер. Хотя я бы предпочёл обойтись без них. Но пока — только так.

На сеансе связи меня ждал сюрприз.

— Серёжа, тут с нами ещё Таня, — сказала мама. — Таня Калинина, одноклассница твоя. — Она тоже хочет тебе что-то сказать.

Почему-то я часто вспоминал Таньку во время полёта — это помогало терпеть двойную тяжесть и вообще как-то вдохновляло, что ли. Справедливости ради нужно сказать, что вспоминал я и Кристину, и Наташу и даже воздушную гимнастку американку Венди. Но Таньку чаще.

И — надо же! — вот и она.

— Здравствуй, Серёжа, — услышал я знакомый голос. — Я коротко. Просто знай, что я тоже тебя жду. Очень-очень. Возвращайся, пожалуйста.

— Спасибо, Тань, — сказал я. — Мне…мне это нужно, правда. Знать, что ты меня ждёшь. Можно особую просьбу, раз уж такоедело? Прочти что-нибудь. На удачу.