— Помолчи, Энн. Дело достаточно серьезное. Майк, ты ответил правильно: у меня две руки. Твой ответ истинен. Положим, ты сказал, что у меня семь рук.
Майк озадаченно взглянул на него.
— Я не могу грокнуть, зачем я так скажу.
— Нет, я и не думаю, что ты так скажешь. Ты ответишь неправильно, если скажешь так. Твой ответ не будет истиной. Но, Майк, слушай меня внимательно: каждая религия провозглашает, что лишь она истинна, что только она говорит правильно. Хотя их ответы так же различаются, как две руки и семь рук. Фостериты говорят одно, буддисты — другое, мусульмане — и вовсе третье… Много ответов и все разные.
— Все говорят правильно? — спросил Майк с видимым усилием. — Джубал, я не могу это грокнуть.
— Я тоже.
Майк некоторое время размышлял, потом лицо его осветилось радостной улыбкой.
— Я попрошу фостеритов спросить ваших Старших, и тогда мы будем точно знать, брат мой. Как нам это сделать?
Спустя несколько минут Джубал, к стыду своему, поймал себя на том, что обещает Майку разговор с кем-нибудь из фостеритских болтунов. И он не смог поколебать уверенности Майка в том, что фостериты имеют контакт со здешними Старшими. К несчастью своему, Майк не знал, что такое ложь. Определения лжи и фальши отложились у него в голове совершенно не грокнутыми. Говорить «неправильно» можно лишь непреднамеренно. Поэтому он и принял службу фостеритов за чистую монету.
Джубал попытался объяснить, мол все земные религии провозглашают, что они тем или иным образом имеют контакт со Старшими, но тем не менее, их ответы различаются. Майка это попросту ошеломило.
— Джубал, брат мой, я пробую… но никак не могу грокнуть, как такое может говориться правильно. С моими людьми Старшие говорят всегда правильно. Твои люди…
— Нельзя так говорить, Майк.
— Прошу прощения?
— Когда ты сказал «мои люди», ты говорил о марсианах. Ты не марсианин, ты человек, Майк.
— Что такое «человек»?
Джубал выругался про себя. Майк мог, он в этом не сомневался процитировать словарные определения. Впрочем, парень никогда не задавал вопрос для того, чтобы поддеть собеседника, он спрашивал лишь тогда, когда хотел что-то узнать… И ожидал, что Джубал ответит ему.
— Я человек, ты человек, Ларри человек.
— А Энн нет?
— Хм… Энн тоже человек, самка человека. Женщина.
(«Ну спасибо, Джубал!» — «Молчи, Энн!»)
— Ребенок — человек! Я видел ребенков в чертовой гро… стереовизоре. У ребенка не такая форма, как у Энн… А у Энн не такая, как у тебя… А у тебя не такая, как у меня. Но ребенок… это птенец человека?
— Хм… Да, ребенок — это человек.
— Джубал… я думаю, я грокаю, что мои люди… «марсиане»… тоже люди. Не формой. Форма — не человек. Человек… это грокинг. Я правильно говорю?
Джубал подумал, что пора выходить из Философского Общества и приниматься за вязание. Что такое «грокинг»? Он пользовался этим словом целую неделю… и никак не мог грокнуть его. Но что есть «человек»? Двуногое существо без перьев? Образ божий? Удачный результат естественного отбора, согласно общепринятому определению? Невольный объект смерти и налогов? Марсиане, похоже, отвергали смерть и, похоже, не имели денег, собственности и правительства в человеческом понимании. Откуда же у них было взяться налогам?
И мальчик был прав: форма так же не имела значения для описания человека, как бутылка для содержащегося в ней вина. Человека можно даже вытащить из бутылки, как того бедного парня, которого русские «спасли», поместив его мозг в сосуд из стекла и опутав проводами, словно телефонную станцию. Господи, ничего себе шуточки! Интересно, осталось у этого бедняги чувство юмора?
Но чем с точки зрения марсиан человек отличается от прочих животных? Впечатлят ли расу, которая знакома с левитацией, — и бог их знает, с чем еще — возможности нашей техники? И если да, то займет первое место Асуанская плотина или тысячекилометровый коралловый риф? Человеческое самосознание? Явное тщеславие; нет способа доказать, что среди кашалотов или секвой нет философов, превзошедших все человеческие мерила.
Была только одна область, где человек остался непревзойден: он выказывал безграничную гениальность в изобретении все более и более эффективных способов убийства, порабощения, угнетения, всеми путями старался сделать себя противным самому себе. Человек был отвратительнейшей пародией на самого себя. Самой сутью юмора было…
— Человек — это животное, которое смеется, — вдруг сказал Джубал.
Майк обдумал услышанное.
— Тогда я не человек.
— Что?
— Я не смеюсь. Я слыхал смех, и он испугал меня. Потом я грокнул, что это не страшно. Я пробовал научиться… — Майк откинул голову назад и разразился хриплым карканьем.
Джубал зажал уши.
— Перестань!
— Ты слышал, — печально сказал Майк. — Я не могу делать это правильно. Значит, я не человек.
— Подожди минутку, сынок. Ты просто еще не учился… и не тренировался. Но ты будешь смеяться, обещаю тебе. Если ты останешься с нами, однажды ты увидишь, какие мы смешные. И тогда ты рассмеешься.
— Рассмеюсь?
— Конечно. Не торопись, пусть все идет своим чередом. Знаешь, сынок, даже марсиане не удержатся от смеха, когда грокнут нас.
— Я буду ждать, — послушно согласился Майк.
— А пока будешь ждать, не сомневайся, человек ли ты. Ты человек. Человек, рожденный женщиной и рожденный для тягот… В один прекрасный день ты грокнешь это полностью и рассмеешься. Потому что человек — животное, смеющееся над собой. Я не знаю насчет твоих марсианских друзей, но я грокаю, что и они могут оказаться людьми.
— Да, Джубал.
Харшоу подумал, что интервью закончено, и почувствовал громадное облегчение. Такого затруднения он не испытывал с того давнего дня, когда его отец втолковывал ему насчет букашек и тычинок. Очень давно.
Но Человек с Марса не отставал.
— Джубал, брат мой, ты спрашивал меня: «Кто сделал мир?» Я не знал слов и не мог грокнуть, что это настоящий вопрос. Я думал о словах.
— Ну?
— Ты сказал мне: «Бог сделал мир».
— Нет-нет, — перебил Джубал. — Я говорил, что хотя все религии говорят о разном, большинство из них говорит: «Бог сделал мир». Я говорил, что не могу грокнуть это полностью, но «Бог» — то слово, которое обычно употребляют.
— Да, Джубал, — согласно кивнул Майк. — Это слово «Бог». — Он помолчал и добавил: — Ты грокаешь.
— Вовсе нет, должен признаться.
— Ты грокаешь, — твердо повторил Смит. — Я объясняю. Я не знал слова. Ты грокаешь. Энн грокает. Я грокаю. Но мне нужно было слово. Это слово «Бог».
— Ну-ка, ну-ка…
Майк триумфально указал на Джубала.
— Ты есть бог!
У Джубала отвисла челюсть.
— Иисусе Христе! Что я такого сделал? Знаешь, Майк, не торопись с такими заявлениями! Ты меня не понял. Жаль. Очень жаль! Забудь обо всем, что я говорил, и через пару деньков мы начнем снова. Но…
— Ты есть бог, — спокойно повторил Майк. — Тот, кто грокает… Энн есть бог. Я — бог. Счастливые травы — бог. Джил всегда грокает красоту. Джил — бог. Все формируют, делают и творят вместе… — он прокаркал что-то по-марсиански и улыбнулся.
— Хорошо, Майк. Но давай погодим. Энн, ты слышала?
— Будто кто-то может в этом сомневаться, босс!
— Сделай запись. Я с ней поработаю. Не могу я это так оставить. Я должен… — Джубал поднял голову. — Господи! Спецслужба! Энн! Переставь переключатель на «человек» и, ради бога, не нажимай на кнопку. Возможно, они пролетят мимо. — Он снова поглядел вверх, на две приближающиеся с юга машины. — Боюсь, что нет. Майк! Спрячься в бассейне! Помни, что я говорил тебе… в самую глубину, оставайся там, не шевелись… и не вылезай, пока я не пришлю Джил.
— Да, Джубал.
— Сейчас же! Иди!
— Да, Джубал. — Майк пробежал через лужайку, прыгнул в воду и скрылся из глаз. Он поджал колени, сжал кулаки и расслабил ноги.
— Джил! — крикнул Джубал. — Нырни и сразу же вылезай. Ты тоже, Ларри. Если кто-нибудь сюда смотрел, пусть он собьется, считая, сколько человек нырнуло. Доркас! Живенько вылезай, деточка, и ныряй снова. Энн… Нет, лучше держи палец на кнопке!