Едва омоновцы начали, подставляя друг другу руки, перелезать через трехметровое ограждение, тут же с той стороны застучали автоматные очереди. Откуда-то сбоку раздался негромкий хлопок — это кто-то из нападавших подорвал заряд на воротах. Сделано это было вовремя: сопротивление засевших в доме нарастало, и ОМОНу, чтобы не полечь под стенами особняка, пришлось отступить через взорванные ворота, укрыться за ограждением участка.

Это был тот самый особняк, куда три дня назад чеченцы притащили захваченного Пастуха и его ребят. Под командованием хозяйничающего здесь Султана Аджуева оставалось не десять человек, как думали милиционеры, а все двадцать: он, взбешенный неудачами последних дней — потерей уже находившегося в его руках контейнера со штаммом бубонной чумы и крупной суммы денег, исчезнувших вместе с генералом Иконниковым, уничтожением учебного лагеря и пропажей своего ближайшего помощника Аслана Бораева и еще двадцати боевиков, — приказал собрать здесь всех оставшихся в его подчинении людей, чтобы в случае чего оказать достойное сопротивление, а будет возможность — и отомстить русским за все эти потери.

Султан не хотел выглядеть униженным и разбитым наголову в глазах тех, кто послал его в Поволжье, поэтому месть он задумал страшную и эффектную: у Султана в подвале особняка находился целый склад различных взрывчатых веществ — от обычного промышленного динамита и аммонала до излюбленного спецслужбами пластита и нескольких десятков мин различного типа. Все это Султан решил немедленно использовать; он хотел открыть «минную войну», посеять страх и ужас по всему Поволжью, взрывая в городах и поселках дома, магазины, автобусы, чтобы затем со спокойным сердцем отправиться в Чечню за новыми людьми и деньгами.

Ни милиционеры, ни омоновцы, ни тем более полковник Гержа ничего об этих планах не знали. Принимая решение о зачистке дома, они руководствовались только скудной информацией, что якобы в окрестностях этого дома местные жители часто видели подозрительных людей кавказской наружности; некоторые из них были даже вооружены и почти не скрывали этого.

Особняк по регистрационным документам принадлежал одной из мелких коммерческих фирм, номинальным хозяином которой являлся некий пенсионер, который за триста рублей дал свой паспорт на несколько дней незнакомым людям. Мысль о том, что здесь могут скрываться остатки чеченского отряда, большая часть которого была уничтожена на днях в заброшенном поселке нефтяников, никому не приходила в голову. Если бы руководящий зачисткой майор знал все это, он конечно же не полез бы со взводом ОМОНа на рожон, а подготовился основательнее и уж во всяком случае прихватил бы с собой бронетехнику...

Сейчас, встретившись с ожесточенным сопротивлением — по милиционерам, не жалея патронов, лупили из автоматического оружия буквально изо всех окон особняка, — нападавшие решали, как им дальше быть: вызывать подкрепление или попытаться проникнуть в дом своими силами. И тут свое слово сказал старший лейтенант ОМОНа Пасько, командовавший теми самыми орлами во внушительного вида экипировке.

— Дайте мне свободу действий, — сказал он, — и через полчаса мои ребята этих, которые в том доме борзеют, уложат или носами в землю, или навсегда.

— У тебя не так много людей, старлей, чтобы ими рисковать... — засомневался майор Мальцев из местного УБОПа. Именно на майора было возложено руководство зачисткой, и он не хотел терять, пусть даже ранеными, ни одного человека. — Там слишком плотный огонь, положишь половину людей, пока окажешься в доме.

— Ты что, майор, думай, что говоришь! — вскинулся в обиде старлей. — Мне каждый мой боец — боевой товарищ и друг, я ни одного под дурную пулю не поведу. Мы пойдем другим путем...

— Поделишься каким? — усмехнулся Мальцев.

— Андрей! — Вместо ответа старлей махнул рукой одному из своих бойцов. — Тащи сюда пару трубок!

Через минуту старлей и его сержант стояли, прикрываясь покореженной взрывом створкой ворот; у обоих на правом плече лежало по «мухе» — одноразовому гранатомету.

— Ну что, майор, даешь добро? — спросил старлей.

— Давай делай как знаешь... — разрешил Мальцев.

Омоновцы почти одновременно нажали на пусковые устройства гранатометов. Одна из гранат, оставляя за собой шипящий дымный след, вонзилась прямо в центр роскошной парадной двери; раздался взрыв, в воздух полетели щепки, осколки кирпича и цветного витража, бывшего над дверью. Вторая граната разорвалась в окне второго этажа. Сразу же после взрыва оттуда повалил густой темный дым, — видимо, в комнате было чему гореть...

Все остальные омоновцы немедленно открыли плотный огонь по дому, не позволяя засевшим там чеченцам даже попытаться оказать сопротивление. Старлей отбросил на землю отслужившую свое «муху» и, перехватив в руках поудобнее штурмовой АКМС, закричал: «Первое и второе отделение, вперед!» — и первым под прикрытием огня своих бойцов устремился ко входу в дом. Омоновцы были буквально в трех шагах от особняка, когда из него на волю вырвался бьющий по барабанным перепонкам гул; наблюдающие за домом со стороны видели, как особняк на мгновение как будто раздулся, затем переполнивший его огненный смерч вырвался наружу, разметав на многие десятки метров в сторону стены и крышу. Бежавших к дому омоновцев откинуло взрывной волной назад и покатило, словно пушинки, по земле, и через несколько секунд, когда начали оседать поднявшиеся в воздух дым и пыль, можно было увидеть, что на месте недавно красовавшегося роскошного особняка находится глубокая воронка, обрамленная битым кирпичом и остатками взорванного фундамента...

Самоубийственное решение принял сам Султан. Он находился на первом этаже, когда взрывом омоновской гранаты ему оторвало правую руку; еще несколько осколков впились ему в живот, Султан понял, что конец его близок. Не желая, чтобы остальные бойцы, увидев его мертвым, сдались русским и тем самым опозорили и себя и его, Султан, превозмогая жуткую боль, побежал к лестнице, ведущей к подвалу. Распахнув дверь в комнату, где был складирован динамит, он снял с пояса гранату, сдернул с нее чеку и положил «лимонку» на ящик со взрывчаткой, затем закрыл глаза и за несколько оставшихся ему секунд успел прошептать про себя несколько молитвенных слов, обращенных к Аллаху...

Таков был конец чеченского отряда. Ни один из находившихся в доме не остался в живых: взрывчатки, хранившейся в особняке, было столько, что ее хватило бы на десяток таких домов. Омоновцам, оказавшимся рядом с домом в момент взрыва, повезло больше: кроме пары переломов рук и ушибов от разлетевшихся от взрыва кирпичей, других потерь они не понесли. Правда, все нападавшие были основательно контужены ударной и звуковой волнами, но эта контузия вскоре прошла, и к потерпевшим снова вернулась способность слышать и говорить не напрягаясь...

Полковник Гержа, поняв, что теперь ему в Поволжье делать нечего, вечером того же дня вылетел обратно в Москву. Если бы он знал, что в эти часы будет происходить на полигоне «Гамма», он бы ни за что этого не сделал.