— Имя французское, а фамилия — немецкая, — заметил Джейми.

— Они выходцы из Саксонии, — пояснила Клэр. — Так что я тоже сассенах, — лукаво улыбнулась она.

— Я не сассенах, — ухмыльнулся мистер Фрейзер. — Я шотландец.

Лицо Клэр полностью зажило, девушка начала расчёсываться и оказалась прихорошенькой. Не красавицей, конечно, но смотреть на неё было несказанно приятно, даже любоваться.

«А если ей ещё там всякие салоны красоты и студии маникюра, «настройки»*, то…» — Джейми и сам не знал или не хотел, что же означает это самое «то».

«А актриса какая!» — помог он сам себе перескочить с мысли на мысль.

Всё это относилось к внешней стороны вопроса, не самой главной. Но необратимой ситуация сделалась из-за того, что в Клэр открылись смешливость и весёлый нрав; она была не прочь над кем-нибудь подшутить, могла посмеяться даже над собой.

Джейми очень нравилось, как она по-доброму общается с сестрой, как терпеливо занимается с ней науками. Поэтому он всё чаще замечал за собой какие-то нехорошие щемящие нотки внутри, когда дело касалось жены, и именно перед поездкой понял, что уже не владеет ситуацией и устал бороться с упрямыми фактами.

А когда к такому убойному комплекту парень добавлял энергичность, сноровистость и, самое главное, беспрецедентную честность и искренность леди Лаллиброх, то всё больше чувствовал, что ему того и гляди начнёт сносить крышу, поскольку захватывало дух от его «Клэрасила» иногда весьма конкретно.

Перед самой поездкой до него вдруг дошло: ему очень жаль, что не встретил её в своём времени. Фрейзер был бы не прочь забрать её с собой в сундук, потом жениться там, дома, в двадцать первом веке, зарегистрировать брак и заняться с ней сексом (а может быть, и любовью) в первую же брачную ночь. Короче, всё начать сначала.

При первых проблесках таких мыслей он пробовал трясти головой, чтобы выбить всю эту муру, но потом плюнул и махнул рукой. «Один чёрт, не помогает».

Как сделал вывод Джейми, девушка вообще-то от природы являлась весёлым, не унывающим человеком, но обстоятельства и то, чем ей довелось заниматься, плюс ответственность, которую приходилось нести каждый день, сделали из неё довольно властную, решительную, а иногда даже резкую особу. Бойца.

Однажды он спросил, порет ли она мужиков.

Клэр кивнула и заулыбалась:

— Было пару раз. С соседскими парнями. Одни увели у меня корову, другие забрали плуг у кузнеца, сказав, что это я прислала. Но я стараюсь, чтобы о порке знали все, и приукрашиваю. Иначе весь скот разворуют, растащат. Бояться должны, понимаешь?

— А мне Дугал говорил, ты работников порешь.

— А-а-а, вон ты о чём, — опять засмеялась миссис Фрейзер. — Да это Руп и Ангус однажды были зимой на свадьбе у родственников в клане МакМанус и полезли там к каким-то девушкам. Их поймали и выпороли. Дугал увидел у них полосы на спинах, и они сказали, что это я.

— Зачем?

— Потому как он считает, что я плохо управляю поместьем, всех распустила.

Ехали медленно и долго. Джейми почти не смотрел по сторонам. Не очень он любил все эти озёра, болота и косогоры, только в рамках охоты, не больше. Некоторые его парни частенько выезжали на берег какого-нибудь очередного «лох», но он присоединялся редко. Его — это пабы, клубы, красивые дома и тачки, такие, которыми управляет твой спинной мозг — только задумал, а она уже послушалась. А вот сейчас от созерцания этой суровой шотландской картинки каменистых гор и словно плюшевых холмов как-то незаметно пришло ощущение, что, пожалуй, единственная крепкая связь между временами — природа. Горы, деревья, леса, озёра, реки и всё тот же чертополох. Если не видеть построек и оказаться в дикой местности, то почувствовать разницу между веками практически невозможно.

Наконец, перед сумерками, Клэр скомандовала свернуть с дороги и заночевать в знакомом месте.

— Тут недалеко есть пещера. Её я знаю. А если уедем дальше, то, может, негде будет расположиться.

Пока расседлали и стреножили лошадей, разожгли костёр, принесли воды из небольшого озера рядом — уже стемнело. Быстро разогрели гороховые блины с курятиной, поели, запили горячим, обжигающим травяным чаем и легли спать. Укутались, как и положено, пледами, подстелив овечьи шкуры.

Джейми не очень уютно себя чувствовал при температуре в пять градусов по Цельсию, да ещё и так, что ни плечи по кровати раскидать, ни ноги вытянуть куда-нибудь «на север». Трезвым он так не спал.

Но это оказалось только началом.

— Ты извини, но нам лучше сегодня спать тесно, — придвинулась к нему Клэр.

Она копошилась и укладывалась удобней, а парень уже понял, что это конец; он опять почувствовал её запах. Запах женщины даже сквозь вонючие овечьи шкуры, в пропахшей костром пещере, в секунду смог поставить мужским мозгам «импичмент» и отстранить их от дел.

И за работу тут же принялись инстинкты.

Ему страшно, на разрыв аорты, захотелось её поцеловать. Джейми казалось, что от этого зависит его жизнеспособность или даже жизнестойкость. Грудную клетку, не говоря уже о других частях тела, стянуло сильнейшим спазмом, будто кожаными ремнями, требуя расслабления одним совершенно определённым способом — снять напряжение к чёртовой матери!

Он чуть приподнял девушке голову за подбородок; та с удивлением распахнула глаза. Не дав ей опомниться, парень лизнул её губки, потом ещё раз и пососал нижнюю.

А дальше — искра, буря, безумие.

И невесомость космоса.

Девушка всю дорогу ничего не понимала, но всё-таки проявляла чудеса послушания и готовности сотрудничать. Может быть, именно это сыграло решающую роль, но Джейми очень понравилось. Очень!

Он потом ещё полночи лежал и перебирал причины, желая разобраться в себе и понять, что же такого особенного сейчас произошло и почему ему не то что хочется ещё — к этому он привык, — хочется всегда. Да-да, именно всегда! Словно купил тачку, которую сделал бы собственными руками, если б умел; услышал песню, что сам же сочинил; приехал в город, который построил. Так, как ему хочется, нравится, чисто для себя и под себя, под свои вкусы и приоритеты.

До этого он замучил бедную Клэр вопросами — «как ты?», «тебе не больно?», «тебе больно?». Когда она ответила: «Я потерплю», — Джейми взвился, словно это ему предложили потерпеть, тогда как раньше терпение считал одной из главных женских добродетелей вообще.

Клэр же была такая искренняя, самоотверженная. Парень заметил: в том, в чём она ничего не понимала и не разбиралась, девушка не пыталась умничать и делать вид всезнайки, а быстро подчинялась навыкам и опыту. Это он заметил ещё на кухне, где она полностью доверяла миссис Фитц и не пыталась учить её «как на самом деле надо».

Он доподлинно знал, что сейчас Клэр не получила ровным счётом никакого физического удовольствия, а даже скорее наоборот, но всё-таки её личико источало полное удовлетворение и счастье, глаза лучились восхищением в сумраке ночной пещеры, куда только лишь чуть-чуть проникал свет луны.

Правда, всё это внезапно оборвалось.

— Ты что наделал, грешник?! — вдруг возмутилась жена, когда поняла, что он кончил себе в руку и вытирает её о плед.

— В смысле? — опешил жутко счастливый и радостный, но тяжело дышащий Джейми.

— Так нельзя делать! Ты что, забыл?! — постучала она указательным пальчиком себе по лбу.

— Что «нельзя»? Что «забыл»?

Девушка задохнулась и яростно засопела, словно злясь на то, что не может говорить.

— Это!

— Да что «это»?! — уже взревел Джейми.

— Ты сам знаешь, — не сдавалась Клэр, не желая озвучивать смущающие пикантные подробности.

— Ты — моя жена, я — твой муж. Что ещё я обязан знать?

— Вот именно, что жена и муж. Семя мужа должно оставаться в жене всегда, потому что иначе — грех. Мы согрешили! Не бывать между нами счастью! — налились слезами её глаза.

Джейми застыл, перестав дышать. И отмер только после того, как услышал хлюпанье носом.

— Ну, ладно, извини, я забыл, — подвинулся он опять и принялся гладить её по голове. — Не расстраивайся. Мы обязательно будем счастливы вместе, вот увидишь.