– Пойду, подышу свежим воздухом, – бросаю я притихшему компьютеру.

– Когда вернешься?

– Часа через два.

Черт, отчего-то с самого начала я стал относиться к этой машине с холодным, равнодушным недоверием. Так дело не пойдет. Если вдруг в экстренной ситуации мне понадобится помощь компьютера, я должен буду положиться на него на все сто. Иначе возможны неприятности. А как я смогу довериться машине, к которой даже обращаюсь безлично-отстраненно, всячески избегая в своей речи любых эмоциональных оттенков? Слишком уж я привык к услужливо-вежливому Виктору.

Надо срочно придумать этой обаятельной персоналке имя. Только вот какое? Машина… Машина… Машина.

– Если ты не против, я буду называть тебя Машей.

– Как угодно. – Безропотно соглашается компьютер.

Вот и отлично.

Закрыв за собой дверь, направляюсь к гостеприимно распахнутым дверям скоростного лифта. Внизу меня ожидает Диптаун.

Внизу меня ожидает неизвестность.

Я переступаю порог «Тима и Деззи» и моим глазам предстает неожиданная картина: за одним из столиков сидит Эдгар, смеется, призывно машет мне рукой. Рядом с ним, закинув ногу на ногу, неторопливо потягивает коктейль обаятельная девушка в весьма выразительном, но отнюдь не вызывающем мини, Эдгар что-то говорит ей вполголоса, склонившись к самому уху, она смотрит в мою сторону, улыбается. Отчего-то до этого момента я совершенно не мог представить себе Лорда с девушкой, а тем более – смеющегося Лорда. Слишком уж он чопорен и серьезен. В каком-нибудь увитом плющом родовом поместье, чем-то напоминающем древний средневековый замок, образ Эдгара смотрелся бы куда естественнее, чем за столом небольшого уютного кафе в компании симпатичной юной особы. Хотя – кто знает? Жители виртуального мира редко открывают друг другу подробности своей реальной жизни. Быть может, на самом деле Эдгар как раз и обитает в таком поместье-замке с седым, старым, как само это поместье, дворецким – обладателем пышных бакенбард, с развешанным по стенам старинным оружием и с привидениями. Непременно с привидениями.

Киваю Лорду и его спутнице, подхожу к стойке бара и легонько бью ладонью по укрепленному на ней круглому металлическому звонку. Из-за занавески возникает улыбающаяся Джессика, при виде меня на ее лице появляется плутовато-игривое выражение.

– Доброе утро, сэр, – приветствует меня она, – снова будете заказывать ваше любимое блюдо – яичницу в кредит?

У нас уже давно вечер, но я лишь улыбаюсь ей в ответ, не желая облекать собственное приветствие в соответствующую словесную форму. В несуществующем пространстве, где локальные временные границы раздроблены и смыты, подобные слова не значат почти ничего.

– Здравствуй, Джесси. – Стараясь придать своей физиономии серьезное выражение, какое, по моему мнению, и приличествует степенному посетителю виртуального бара, говорю я. – Я хотел бы заказать небольшую порцию свежих шуток и пару кружек твоего фирменного искрящегося юмора.

– О! – Джессика в притворном удивлении поднимает брови. – Неплохо сказано! Извините, мистер Шекспир, шутки в кредит не отпускаем. Что-нибудь еще?

За моей спиной появляется несколько человек в коротких шортах и цветастых гавайских рубахах навыпуск. Двое, в нелепых песочно-желтых шляпах, чем-то напоминающих пробковые тропические шлемы, начинают, перебивая друг друга, обсуждать предлагаемый в баре ассортимент выпивки, третий, с огромным фотоаппаратом на груди, сосредоточенно копается в бумажнике. Оценив коротким взглядом эту импровизированную очередь, я решаю про себя, что балаган пора сворачивать.

– Если не трудно, Джесси, бутылку «Кристалла», пустой бокал, тоник и две порции соленой осетрины. Спасибо.

Джессика морщится, но все же снимает с полки прихотливо выгнутую у горлышка водочную бутылку, протирает ее полотенцем и выставляет на стойку рядом с запотевшим от холода тоником и блюдами с аккуратно выложенными и присыпанными свежей зеленью ломтиками красной рыбы.

– Поль, у меня есть хороший знакомый в клубе анонимных алкоголиков, – хитро и немного сочувственно косит она глазом в мою сторону, – могу на всякий случай оставить его телефон.

– Благодарю, Джесси, но, боюсь, это лишнее. – С горечью в голосе отвечаю я. – Я неизлечим. К тому же у меня вполне традиционная половая ориентация, потому твой знакомый вряд ли вызовет мой интерес.

Джессика тихонько порскает в кулачок, а я, с трудом разместив свой заказ в руках, направляюсь к Эдгару и его приятельнице. Сегодня мне на удивление непереносимо хочется напиться в хлам. Виртуальная выпивка опьяняет не хуже реальной – сознание мгновенно реагирует на условное попадание в организм алкоголя, вызывая из глубин памяти полный спектр соответствующих ощущений и охотно затуманивая мозг вязким хмельным дурманом. Даже после выхода из Глубины после длительной посиделки за «чашечкой коньяка» чувство заметного опьянения проходит далеко не сразу.

От настоящей водки нарисованный «Кристалл» отличает лишь одна существенная черта: после него не бывает похмелья.

– Привет, – говорю я, усаживаясь за столик.

– Привет, – пожимает мою руку Эдгар, – знакомься, это Юлия. Моя боевая подруга в виртуальности… и не только.

– Влад, – коротко представляюсь я. Русское имя девушки заставляет меня слегка задуматься. Намек Эдгара на то, что они знакомы вне Глубины, наводит на невольную мысль, что я, возможно, немного ошибся, сходу записав моего нового приятеля в англичане. Хотя… Мало ли сейчас за границей наших?

– До твоего прихода мы как раз обсуждали некоторые особенности психики виртуальщиков, – говорит мне Лорд и оборачивается к своей спутнице, – у Влада весьма любопытные, и, я бы даже сказал, нетривиальные суждения по многим занимательным вопросам. Его очень интересно послушать.

– Да брось ты… – Смущенно отвечаю я, наливая себе водки на дно бокала. Предлагаю «Кристалл» Эдгару но тот жестом отказывается, демонстрируя покоящуюся перед ним на столе почти полную бутылку «мартини». Стоящий перед Юлией стакан наполовину наполнен джином, в нем медленно тают прозрачные кубики льда.

– Мы говорили о том, – начинает она, – что каждый из нас приходит в Глубину не просто так. Человек не может приобщиться к виртуальности без какой-то скрытой, внутренней причины, что-то в его душе должно гармонировать с этим миром, соответствовать ему, вступать с ним в резонанс, иначе мы просто не смогли бы здесь существовать…

– Юлия хочет сказать, – вступает в диалог Эдгар, – что без человека киберпространство представляет собой лишь несущиеся по проводам массивы двоичных чисел и потоки машинного кода. Чтобы вдохнуть в него жизнь, дать ему краски, силу, сделать виртуальность реальностью, необходим наш разум, наша душевная теплота. Но при этом она утверждает, будто для этой высокой цели годится разум далеко не всякого человека.

– Ты обобщаешь, Эдик, – хмурится Юлия, – я имела в виду лишь то, что сюда приходят люди, чье сознание обладает определенной гибкостью и способно быстро адаптироваться к виртуальной реальности.

Эдик? Значит, все-таки русский?

– Постойте, – говорю я, – по статистике в Диптауне постоянно пребывает около двадцати миллионов человек. Как ты считаешь, Юля, сколько процентов из них начисто лишено фантазии? И сколько процентов наделено негибкой, закостенелой психикой? Быть может, каждый из нас всего-навсего находит в Глубине что-то свое, что-то глубоко личное, и восприятие виртуальности у всех сугубо индивидуально?

– Кто-то видит сыр, а кто-то бутерброд с сыром… – Бормочет вполголоса Эдик.

– Согласна, – кивает Юлия, – однако вряд ли ты станешь спорить с тем, что за последние пять-шесть лет в обществе с чисто социальной точки зрения наметился весьма любопытный раскол, который ширится с каждым днем. Виртуальщики, люди, постоянно посещающие Глубину, выделились в некую замкнутую касту, куда консерваторам-реалам входа нет. Они создали свою субкультуру, свой сленг, свой эпос, свои анекдоты, своих героев и антигероев. Не удивлюсь, если через пару лет они выдумают собственный гимн и потребуют независимости. Глубина разобщает человечество, разводит их по разные грани реальности. Разделяет на тех, кто здесь и на тех, кто – там. А слышали ли вы, что говорят о своих супругах жены виртуалов?..