Швед понял, что в битву самое время вступить серебристому магу, который, по ощущениям, был способен в одиночку стереть из Сумрака всех скопом - и неожиданную подмогу, и самого Шведа. Маг, скорее всего, тоже так думал. Но между ним и местом битвы, как раз между ближайшей парой рельсов и следующей за ними, внезапно соткалась голубоватая, слабо мерцающая полупрозрачная стена. Высокая - уходящая до небес, и простирающаяся от горизонта до горизонта.

Маг увидел ее. И Швед увидел ее. И если Швед ничего не понял, то серебристый маг, похоже, понял все. Он поплотнее запахнулся в мантию и ушел глубже в Сумрак, на нижние слои.

Марта, тяжело дыша, стояла над останками растерзанного ею вампира. Второй вампир, по-прежнему скрученный и обездвиженный, лежал на жухлой и жесткой сумеречной траве. Шипастой твари не было видно - наверное, целиком погрузилась в трясину. Щит Шведа с трети укрепился до половины, и виной тому был обнаружившийся рядом Пашка - не знал чем помочь, поэтому просто вкачал в защиту Шведа Силы. Сколько смог, столько и вкачал. Наверное, и Ниночка где-то тут - откуда еще взяться трясине посреди обычной земляной проплешины? Типично ведьмин трюк, магия земли. Да и скрученный вампир, напоминающий хорошо отжатую половую тряпку, тоже.

Потом всех вместе вытолкнуло из Сумрака; гиеноподобная тварь стала Хеной, упырь - Мартой, уцелевший вампир - щуплым плюгавым дяденькой, а еще вокруг обнаружилась прорва Инквизиторов в обычных своих балахонах - не меньше пятнадцати персон. Ниночка с Пашкой тоже обнаружились - совсем рядом.

- Поезд! - рявкнул Пашка. - Надо догонять!

Швед очень не к месту отметил, что на ногах Пашки шлепанцы, а вот Ниночка и Марта - в кроссовках. Сам Швед вообще босиком, шлепанцы с него слетели при каком-то из взрывов.

Инквизиторы деловито паковали в специальные мешки останки одного из вампиров и то, что осталось от шипастой твари. Рядом со вторым вампиром-тряпочкой тоже склонились сразу трое. Ни на Шведа, ни на его спутников никто не обращал внимания.

Не обращают, и ладно!

Швед повертел головой, оглядываясь. Находились они посреди типичной промзоны, примыкающей к железнодорожной ветке - вокруг всякие заборчики, рельсы, пакгаузы и еще - большой ярко освещенный путепровод параллельно рельсам. Высоко, на уровне третьего-четвертого этажа. Виднелись где-то на периферии и дома со множеством огоньков-окон, но очень уж далеко.

- Мобильник есть у кого? - спросил Швед, не очень надеясь на удачу.

- Конечно, Дмитрий Александрович! - Ниночка протягивала его же, Шведа, резервную трубку. Именно мобильник с кнопочками, а не смартфон.

Швед даже в записную книжку лезть не стал, потому что нужный номер помнил наизусть. Да что там его помнить, кроме префикса остальные цифры одинаковые...

- Шагрон! ЗдорОво. Ты где? Катаешься? Отлично, подбери нас, а? Опаздываем, потом все объясню. Мы в...

- В Люберцах, - подсказал Хена, который, как оказалось, подошел поближе и с некоторым интересом наблюдал за происходящим. - Вот это, - он указал на освещенный путепровод, - Октябрьский проспект. А вон там, за ним - местный Дом Культуры, не ошибешься.

- Мы в Люберцах, у дома культуры. Сколько нас?

Швед вопросительно глянул на Хену, но тот отрицательно покачал головой и выставил перед собой ладони: сами, мол.

- Нас четверо, - сказал Швед в трубку. - Ждем.

Швед сунул телефон в карман шортов, обернулся и поглядел на свою команду.

Марта, добрая душа, протягивала Шведу подобранные между шпал шлепанцы.

*** *** ***

Сомнений в том, что Шагрон примчится быстро, с самого начала не было. Иной-ракета, Иной-скорость, он иначе просто не умел. Крымская четверка успела пересечь рельсовые пути, пройти под путепроводом, подняться к Октябрьскому проспекту и поравняться с домом культуры. Швед ностальгически разглядывал старомодное здание с колоннами. Оно не было точной копией знакомого с детства ДК 40-летия Октября в Николаеве, но в целом было очень похоже. И стояло на Октябрьском проспекте. Сам николаевский ДК, да и проспект тоже, украинствующие нацики в безумном припадке декоммунизации давно переименовали. В России государственным маразмом, хвала небесам, пока никто не страдал и в Люберцах проспект оставался Октябрьским.

Налюбоваться Швед не успел - примчался Шагрон. Машина у него была черная и незнакомая - приземистый дорого выглядящий минивэн. У него даже дверца съезжала в сторону автоматически, на сервоприводе, а не вручную. И кресла внутри оказались шикарные, прямо как в правительственных лимузинах. Девчонки и Пашка погрузились в салон, Швед сел вперед, рядом с Шагроном.

- ЗдорОво! - Шагрон улыбался во все зубы. Он явно радовался встрече со старым приятелем. Со Шведом они были знакомы лет двадцать, как раз со времен питерской миссии против Черных. - Куда едем?

Они обнялись, насколько позволяли автомобильные кресла.

- Мы тут от поезда отстали. От питерского. Догнать бы?

- Значит, в Тверь! - оживился Шагрон, трогая клавишу на торпеде. Дверь салона тихо закрылась и со щелчком заблокировалась.

- Пристегивайтесь, граждане! - воодушевленно велел он, полуобернувшись.

Все, включая Шведа, накинули ремни. Шагрон тронул.

- Что за машинка? - поинтересовался Швед. - Раньше не видел такой.

- "Аурус", - ухмыльнулся Шагрон. - Несерийный, заказной. Шеф оторвал где-то. Шикарный борт! Катаюсь - накататься не могу. Так что ваш вызов очень в жилу! Ща мы на хорду, и по платке - поезд ваш еще ждать будем, пока он до Твери доплетется.

И Шагрон дал жару. Врубил музыку, тяжелую - и дал.

Мы живем во время вранья,

Беззакония и разврата,

Чтобы вырасти волком были сотни причин.

Стал бы волком наверно и я,

Но судьба подарила мне брата,

И я понял: с той поры - я не один.

Я всегда помогал ему,

Он меня не подвел ни разу.

Получилось, один плюс один - это больше, чем два.

Пережили войну и чуму,

Встали на ноги, хоть и не сразу,

И мне хочется бросить в небо эти слова.

Когда в песне впервые прозвучало слово "брат", Пашка явно стал прислушиваться к тексту. А когда пошел припев, вообще закивал головой в такт песне:

Брат мой, ты веришь мне.

Мы в жизни плечом к плечу.