— Это тебе за Грея, — прошептали обветренные губы снайпера. Щелчок. Краснолицый фриц уткнулся в снег у колеса.

— Перебегаем, Джим, сейчас такое начнется… Смотри, черный Бил спрятался под корягу. Эй, десантник!

Длинная раскатистая пулеметная очередь прошлась по кустам подлеска. Одна, вторая, третья. — Вжик, вжик, — пули засвистели, срезая стволики кустарников, подернутые инеем, придорожные елочки, укутанные снегом. Запах свежести и хвои стремительно погнался за десантниками. — Вжик, — у самого уха.

— Эй, Гансы! Мы так не договаривались. Достану, надеру задницу…. Черт, меня ранило! Джимми! Ты где? Помоги…

Коллинз пробежал еще несколько десятков метров в глубь леса, остановился от нестерпимой боли. Спину жгло, будто дотронулся кожей до раскаленной плиты. Сжал зубы, чтобы не стонать, лицо перекосилось, потекли слезы. Он понял, что теряет силы. Пошатываясь, сделал несколько шагов к огромной мачтовой сосне, навалился грудью. Пальцы разжались, карабин упал к ногам. Гарри на мгновение стих. Что-то теплое и липкое текло по рукаву куртки, капало на снег. — Это моя кровь, — содрогнулся он. — Я ранен…! — Чтобы не упасть от нахлынувших чувств жалости к себе, он обхватил руками шершавый могучий ствол. Медленно запрокинул голову, посмотрел вверх, кого-то выискивая, прошептал: — Боже! Умирать глупо…

— Гарри! Я здесь! — Блейт спешил на помощь другу, карабин с прицелом держал наперевес. Перескочив валежину, бросился напрямик через густой кустарник на зов товарища. Увидел Коллинза под сосной, обрадовался, подбежал. — Куда тебя? Ты будешь жить, Гарри! Давай, перевяжу.

— Джимми! — губы Коллинза дрожат. — Джимми….Дружбан….Я рад. Где ты так долго пропадал? Я умираю. Посмотри сзади. Рука онемела, не поднять.

— Гарри, терпи. Задело выше правой лопатки. Только мясо срезало. Сделаю укол и перевяжу. Ты не поверишь! У меня есть ампула морфия. Ты будешь жить, Гари! Ты еще получишь орден «Пурпурное сердце» за убитого боша. Я тебе своих припишу, тогда наверняка. — Блейт быстро достал из индивидуальной аптечки ампулу, снял колпачок и всадил обезболивающий наркотик другу в бедро. — Теперь опускайся осторожно на снег, перевяжу. Санитаров нет. Их вчера боши перебили.

— Подожди, Джимми, передохну…Смотри, командир бежит. Эй, лейтенант! — прохрипел Коллинз. — Лейтенант Харигер?

Офицер оглянулся, услышав стон десантника.

— Меня ранило, лейтенант. Ухожу в сторону…Мне жаль…

— Давай назад! Отходим! — Харигер крикнул на ходу, побежал дальше, оставляя на снегу глубокие, размазанные следы. — Много раненых, — огорчился мысленно офицер. — Даже разгильдяй Коллинз подставился. Может комбат прав, зря полез в драку? — Обежав густой ельник, Харигер выскочил на полянку к минометчикам. Удивился встрече с лейтенантом Кафтаном. Тот, сидя на пне, с безразличным видом заряжал в обойму патроны. Рядом отдыхали минометные расчеты, несколько легкораненых десантников.

— Что такое, Кафтан? Почему не на передовой?

Комвзвода посмотрел недоуменно на Харигера, огрызнулся: — Лейтенант! Какая передовая? У них пулеметы, танки, а у меня последняя обойма. Мин нет. Надо отходить. Что сказал комбат?

— Есть приказ Дика. Смещаемся левее на пятьсот ярдов к штабу. Собирай раненых. Не дай себя окружить. Шевели копытами, Кафтан. Я к дороге и назад.

— Смит, разруливай сам. Не я начинал, — буркнул офицер.

— Да пошел ты…, — Харигер круто развернулся, побежал к месту боя.

В подлеске по левой стороне от дороги десятка три-четыре десантников, зарывшись в снег, из-за деревьев, вяло отвечали на пулеметный натиск бошей. Боеприпасы были на исходе. Немцы также не шли в атаку, что-то выжидали.

— Вот и вся рота. Неужели в этом моя вина? — застыдился Харигер. — Я же хотел, как лучше в том бою. Отводил роту в укрытие. Кто знал, что в лесу растяжки и засада? Сегодня я вступил смело в бой, не прятался. Разве мог я пропустить бошей? Это явные диверсанты. Кто-то должен был их остановить. И вновь Дик недоволен…

— Вжик, Вжик. — Пули свистят, иссекают лес.

— Будто саранча, налетевшая, поедает кукурузное поле, как у нас в Техасе, — подумал Харигер. — Черт, откуда у них столько пулеметов?

— Вжик, Вжик.

— Пригнитесь, сэр! Пригнитесь! Ложитесь.

Харигер прислонился к сосне, вскинул автомат и дал длинную, прицельную очередь в сторону пулеметчика. — Ага, затихли! — обрадовался молодой офицер. Глаза азартно заблестели. Как мальчишка сложил ладони в рупор, прокричал из-за дерева: — Отходим, ребята. Смещаемся влево. Шевелитесь! Я поддержу!

Офицер отбежал несколько шагов в сторону. Автоматом отодвинул обледенелый куст, с подтаявшей снежной шапкой, выглянул. Ему страстно захотелось посмотреть на убитого боша. Он увидел глаза нового пулеметчика: колкие, насмешливые. Смит нажал на курок. Очередь была странно короткой, с сильной отдачей. Его отбросило назад в сугроб.

— Санитар! Санитар…, — голос слабый, угасающий. — …Отхо…дим…, — дрогнули губы, остывая. Кровь выступила, побежала тоненькой струйкой на снег.

— Внимание всем экипажам! Колонной, дистанция тридцать метров. Скорость максимальная. Противник слева. Подавить огнем из пулеметов. Выйти из зоны поражения. Вперед! — прозвучала команда Скорцени басовитым, требовательным голосом. Вспомнив о ранении, главный диверсант, с пьяной усмешкой, добавил: — Поджарим этих свиней, ребята. Они этого достойны!

Взревели немецкие «Шерманы». Выхлопные газы, снежная пыль клубятся за трубами. Капитан фон Фолькерсам взмахнул рукой, скрылся в башне замыкающего танка. Взламывая полузамерзший грунт, «Пантеры» двинулись по лесной дороге. Из-под широких гусениц летят комья грязи, снега, льда.

— Сэр, танки подходят! Танки! — прокричал ошалело американский наблюдатель в телефонную трубку.

Лейтенант Джексон вздрогнул, приняв сигнал, взглянул сурово на гранатомётчиков. Десантники в грязной, непросохшей одежде, сидели на валежине, прислушивались к отдаленному бою, переговаривались. Лица понурые, изнеможённые. Офицер вытаращил глаза, гаркнул: — Что заснули, черти? Бегом на огневой рубеж. Жгите бошей.

Первым выскочил к дороге расчет рядового Нельсона. Стрелок присел на правое колено возле небольшой разлапистой елочки. Осмотрелся. Пространства для газов сзади хватало. До дороги метров двадцать. Взгромоздив на плечо полутораметровую трубу базуки М9, прицелился.

Заряжающий достал из укупорки следующую гранату, с дрожью в голосе произнес: — Ну как, Фрэнк, едут?

— Подходят стремительно. В лоб не возьмешь и экраны стоят. Пропустим, ударим по карме. Расчет Титери добьет. Он на холме засел.

— Давай, не промахнись.

Танки шли плотной колонной, быстро приближались к окраине леса, не боясь сползти в глубокий кювет. Первый танк проскрежетал рядом, умчался вперед.

— Какого хрена пропустил? — завопил десантник.

— Заткнись! Не успел. Второй не уйдет.

Грозная «Пантера» надвигалась скалой. Командирская башенка крутится в поисках противника. Грохот, лязг гусениц, едкий запах выхлопных газов приближаются. Лицо Нельсона белеет. Руки подрагивают. Губы нашептывают фразу: — Убить без колебания, убить без колебания…. — Десантник нагонял злость, агрессию. Адреналин зашкаливал. Вот и задница танка. Базутчик вскочил, трубу на плечо, нажал на спуск. Граната шипя устремилась за танком. Косой удар в левый борт.

— Проклятье! Давай еще! — заорал стрелок.

Новый заряд ракетой умчался за целью.

— Противник слева на 10 часов. Зиберт, Майер, Крафтер, Хосман. Огонь! — прозвучала резкая команда по внутренней связи.

Ударили курсовые пулеметы, срезая все живое на пути, подавляя любое шевеление при дороге. Первый расчет базутчиков не успел оценить результаты пуска второй гранаты. Тугие пулеметные очереди превратили десантников в решето.

Танк фельдфебеля Майера закрутился на месте, заглох. Перебитая гусеница растянулась на всю длину. Танкисты пришли в ярость. Их товарищи осторожно объезжали, катились дальше, а они застряли. Фельдфебель прильнул к окулярам перископа. К всеобщей радости экипажа заметил на холме американцев, крикнул: