Сейчас я глядела на покойницу и радовалась, что ее не разорвали. И не потому, что я считала это более легкой смертью, хотя, быть может, так оно и было. И не потому, что это давало больше следов, поскольку это было не так. Просто потому, что не хотелось мне больше смотреть на растерзанных людей. На этот год я свою квоту исчерпала.

Держать фонарик при обмере ран в зубах и себя не обслюнявить — это искусство. У меня получалось. Секрет в том, чтобы время от времени посасывать конец фонарика.

Тонкий луч фонарика сверкнул на ее бедрах. Я хотела видеть, есть ли рана в паху, как у того мужчины. Надо было убедиться, что работали те же убийцы. Чертовски невероятное совпадение, чтобы были две отдельно охотящиеся стаи вампиров, но это возможно. И я должна была убедиться всеми средствами, что у нас только одна дикая стая. Одна — это уже достаточно, две — это вопящий кошмар. Конечно, не может Бог быть так жесток, но просто на всякой случай… Надо было посмотреть, есть ли рана в паху. У мужчины на руках не было следов веревки. Или вампиры стали более организованными, или это другая группа.

Руки ее приклеились к груди, скованные посмертным окоченением. И ничто, кроме топора, не сможет раздвинуть ее ноги, пока окоченение не пройдет, что будет примерно через сорок восемь часов. Два дня я ждать не могла, но рубить ее тело на куски я тоже не хотела.

Я встала перед трупом на четвереньки. Мысленно извинилась за то, что мне предстояло сделать, но ничего другого мне не оставалось.

Тонкий луч фонарика задрожал на ее бедрах, как миниатюрный прожектор. Я коснулась линии раздела ее ног и вдвинула туда пальцы, пытаясь на ощупь определить, есть ли в паху рана.

Это было с виду, будто я лапаю труп, но более приличного способа я придумать не могла. Я смотрела вверх, стараясь не прислушиваться к ощущению твердой резины от ее кожи. Солнце осталось лишь мазком багрянца на небе, как гаснущий уголь. И по небу, как поток чернил, развивалась настоящая тьма. И ноги женщины поддались под моей рукой.

Я дернулась, чуть не проглотив фонарь. Нервничаю? Я? Плоть женщины была мягкой. Минуту назад этого не было. Губы полуоткрыты. А раньше были закрыты или нет?

Это было сумасшествие. Даже будь она вампиром, она не встанет до третьей ночи после смерти. А она погибла от укусов многих вампиров во время кровавой массовой трапезы. Она мертва, просто мертва.

Кожа ее белела в темноте. Небо стало черным; если в лилово-черных облаках и была луна, я ее не видела. Но кожа сияла, будто в лунном свете. Она не светилась, но почти. Волосы ее просвечивали паутиной, растянутой на траве. Минуту назад она была просто мертвой, сейчас она стала… красивой.

Надо мной навис Дольф. Его шесть футов девять дюймов нависали, даже когда я вставала, а когда я сидела, он вообще был великаном. Я встала, сдирая с себя перчатку, и вынула фонарь изо рта. Не трогай ничего, что можешь взять в рот, если касалась ран незнакомого. Сами понимаете, СПИД. Я сунула фонарь во внутренний карман комбинезона, сняла вторую перчатку и засунула их в боковой карман.

— Ну? — спросил Дольф.

— Тебе не кажется, что она изменила вид?

— Что? — Он нахмурился.

— Труп. Тебе не кажется, что он выглядит по-другому?

Он всмотрелся в тело.

— Теперь, когда ты сказала… Она выглядит так, будто спит. — Он покачал головой. — Нам придется вызвать «скорую», чтобы врач подтвердил смерть.

— Она не дышит.

— Ты бы хотела, чтобы отсутствие у тебя дыхания было единственным критерием?

Я на минуту задумалась.

— Наверное, нет.

Дольф пролистал блокнот.

— Ты говорила, что человек, погибший от укусов многих вампиров, не может восстать из мертвых вампиром.

Он прочел мне мои слова. Я подорвалась на собственной мине.

— В большинстве случаев это правда.

Он посмотрел на женщину:

— Но не в этом.

— К несчастью, так.

— Объясни-ка это, Анита.

Его голос никак нельзя было назвать довольным. И я не могла его в этом упрекнуть.

— Иногда даже один укус дает трупу возможность восстать вампиром. Я читала об этом в паре статей. Очень сильный Мастер вампиров иногда может заразить все трупы, которых он коснется.

— Где ты читала такие статьи?

— «Вампир куотерли», — ответила я.

— Никогда о таком не слышал.

Я пожала плечами:

— У меня диплом по противоестественной биологии, и кто-то включает меня в список рассылки подобной литературы.

И тут меня поразила мысль, которую никак не назовешь приятной.

— Дольф!

— Что?

— Тот мужчина, первый труп. Сегодня его третья ночь.

— Он не светился в темноте, — сказал Дольф.

— Эта женщина тоже была обыкновенной до полной темноты.

— Ты думаешь, он собирается восстать? — спросил он.

Я кивнула.

— Вот гадство!

— Именно так, — подтвердила я.

Он покачал головой:

— Погоди-ка минуту. Он все равно сможет нам сказать, кто его убил.

— Он вернется не нормальным вампом, — сказала я. — Он умер от множественных укусов, Дольф. И восстанет больше животным, чем человеком.

— Объясни.

— Если тело отвезли в городскую больницу Сент-Луиса, то за стенами закаленной стали он опасности не представляет, но если они меня послушали, то он в обычном морге. Позвони в морг и скажи, чтобы эвакуировали здание.

— Ты серьезно, — сказал он без вопросительной интонации.

— Абсолютно.

Он даже не стал спорить. Я была его экспертом по противоестественным явлениям, и то, что я сказала, было во многом только слухами, никак не доказанными. Дольф не станет спрашивать твое мнение, если он не готов действовать в согласии с ним. Он хороший начальник.

Дольф нырнул в ближайшую машину и вызвал морг.

Потом высунулся из открытой двери:

— Тело послали в городскую больницу — обычный порядок для жертв вампиров. Даже если наш эксперт говорит, что они опасности не представляют.

При этих словах он улыбнулся.

— Позвони в больницу и убедись, что они поместили его в усиленное хранилище.

— А с чего бы им тащить тело в вампирский морг, а потом не помещать в хранилище?

— Не знаю. Но мне будет спокойнее, если ты позвонишь.

Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул.

— О’кей, — сказал он и набрал номер по памяти. Из чего можно было понять, сколько ему выпало в этом году работы.

Я стояла у открытой двери машины и слушала. Только слушать было нечего. Никто не брал трубку.

Дольф сидел и слушал далекие гудки телефона. Потом поднял на меня глаза. В них был немой вопрос.

— Там должен кто-нибудь быть, — сказала я.

— Верно.

— Этот человек воскреснет зверем, — сказала я. — Он растерзает все на своем пути, если Мастер, его создавший, его не остановит или если он не умрет окончательно. Таких вампиров в литературе называют анималистическими. Разговорного термина нет — они слишком редко встречаются.

Дольф повесил трубку и бросился из машины, гаркнув:

— Зебровски!

— Я, сержант! — отозвался Зебровски, подбегая рысью.

Если Дольф гаркнет, каждый подбежит. — А, Блейк, как жизнь?

Что я должна была сказать? Ужасно? Я пожала плечами и ответила:

— Нормально.

Снова загудел мой пейджер.

— Опять Берт, черт бы его побрал!

— Позвони своему боссу, — велел Дольф. — И скажи ему, чтобы шел к гребаной матери.

Это мне понравилось.

Дольф ушел, выкрикивая приказы. Люди со всех ног бросались выполнять. Я села в машину Дольфа и позвонила Берту.

Он ответил с первого звонка — не очень хороший признак.

— Надеюсь, что это ты, Анита.

— А если нет? — спросила я.

— Где тебя черти носят?

— На месте убийства у свежего трупа.

Это его слегка притормозило.

— Ты пропускаешь свой первый заказ.

— Ага.

— Но я не буду на тебя орать.

— Становишься разумным, — сказала я. — Что случилось?

— Ничего, кроме того, что твои первые два заказа взял на себя наш новый сотрудник. Его зовут Лоуренс Киркланд. Присоединись к нему на третьем заказе, тогда ты сможешь взять на себя три последних, а его научить что к чему.