Из раскрытого портфеля он достал плоскую прямоугольную коробку, щедро усеянную приборами и кнопками. Выдвинув из нее антенну, он принялся медленно проверять каюту. Минут через десять он закончил и уложил все в портфель.

— Чисто, — произнес он. — Я в этом уверен. Почти...

Бруно взглянул на портфель и заметил:

— В этих штуках я ничего не понимаю, полагаю, что они надежны.

— Так оно и есть, особенно на сухом месте. Но на корабле так много железа, корпус является проводником, кабели питания создают магнитное поле — в этих условиях можно и ошибиться. И я могу, и мой электронный друг тоже, — он схватился рукой за стойку, так как судно неожиданно накренилось. — Похоже, нам предстоит скверная ночка. Не удивлюсь, если этим вечером на корабле окажется несколько вывихнутых ног и живописных синяков. Знаете, в первые сутки у людей не успевает выработаться нужная походка.

Бруно не мог понять, видел ли он на самом деле, как стюард подмигнул ему или это просто игра воображения. Он не был в курсе взаимоотношений стюарда с Харпером. Бруно произнес ничего не значащую реплику, стюард вежливо откланялся и вышел.

Ровно в шесть тридцать Бруно уже находился в коридоре, по счастью, практически пустом. Он как можно удобнее расположился на палубе и принялся ждать. Через мять минут, когда он стал ощущать, что правую ногу стала сводить судорога, появились двое стюардов и спасли его от ненужных мучений. Они сочувственно помогли ему подняться, довели его до гостиной и уложили на диван.

— Полежите минутку, — произнес один из них на сильнейшем кокни. — Я мигом приведу доктора Беренсона.

Бруно, да очевидно и Харперу, не приходило в голову, что на судне обязательно должен находиться свой врач.

— Не могли бы вы позвать нашего циркового доктора? Его зовут доктор Харпер.

— Я знаю, где его каюта. Один момент, сэр.

Харпер, вероятно, уже ждал в своей каюте с саквояжем в руке, так как уже через тридцать секунд явился в каюту Бруно. Как только стюарды вышли, он запер дверь и уселся, чтобы обработать лодыжку Бруно с помощью мази и бинта.

— Мистер Картер, эконом, прибыл вовремя? — осведомился он.

— Да.

Харпер прекратил свои манипуляции и осмотрелся.

— Чисто?

— А вы ожидали другого?

— Не исключал.

Харпер полюбовался на свою работу, затем он принес маленький столик, залез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда два чертежа. Разгладив их, он положил рядом с ними несколько фотографий, после чего слегка стукнул по одному из чертежей.

— Сначала этот. Здесь показано здание Исследовательского центра Лабиан. Знаете такой?

Бруно без всякого энтузиазма взглянул на доктора.

— Надеюсь, это последний идиотский вопрос, который вы задаете мне в этот вечер, — Харпер постарался принять вид, что ответ Бруно не задел его.

— Прежде чем ЦРУ привлекло меня к этой работе...

— Откуда вы знаете, что это ЦРУ?

Бруно прикрыл глаза, чтобы сдержаться.

— Прежде чем ваши разведчики привлекли меня к этой работе, они проверили каждый мой шаг от колыбели. Вам, несомненно, известно, что первые 24 года жизни я прожил в Крау. Так как же я не могу знать Лабиан?

— Ладно, хорошо. Как это ни странно, в Лабиане проводят научные исследования, большая часть которых, к прискорбию, связана с химическим оружием и тому подобному.

— К прискорбию? А США этим не занимаются?

Харпера, казалось, это задело.

— Это не моя область.

Бруно терпеливо заметил.

— Послушайте, доктор, если вы мне не доверяете, то как же вы можете ждать моего доверия к вам? Это ваша область и вы, черт возьми, хорошо знаете об этом. Помните армейский центр в аэропорту Орли? Все главные секретные связи между Пентагоном и американской армией в Европе проходили через него. Согласны?

— Да.

— Помните некоего сержанта Джонсона? Парень по имени Робер Ли — ярый христианин. Наиболее успешно внедренный шпион русских бог знает как долго переправлял все ваши секреты в Москву. Это вы помните?

Харпер кивнул с несчастным видом. Инструктаж Бруно шел совсем не по его плану.

— Тогда вы не забыли и как русские опубликовали фотокопию секретнейшей директивы, которую выкрал Джонсон. Это был основной план США на случай захвата Россией Западной Европы. Там предусматривалось опустошение континента путем применения бактериологического, химического и ядерного оружия: при этом допускалось, что население практически будет уничтожено. Это произвело в Европе взрывной эффект, и обошлось американцам около двухсот миллионов. Сомневаюсь, что это было опубликовано даже на последней странице «Вашингтон Пост».

— Вы очень хорошо информированы.

— Не быть сотрудником ЦРУ — не значит быть неграмотным. Я умею читать. Немецкий — мой второй язык, а моя мать из Берлина. Эту историю опубликовали одновременно два немецких журнала.

«Шпигель» и «Штерн», сентябрь 69-го года, — подчинился неизбежному Харпер. — Вам доставляет наслаждение смотреть, как я изворачиваюсь?

— Этого я не хотел. Я просто хочу подчеркнуть две вещи. Если вы не доверяете мне всегда и во всем, как вы можете ожидать понимания с моей стороны? Теперь я хочу, чтобы вы знали, почему я ввязался в это дело. Мне наплевать, будут ли американцы впереди в этом деле. Я и не верю, но допускаю, что если страны Восточной Европы поверят, что американцы могут без колебаний осуществить свои угрозы, у них может возникнуть болезненное искушение нанести упреждающий удар. Как я понял из объяснений полковника Фосетта, миллионной доли грамма антиматерии достаточно, чтобы уничтожить Америку раз и навсегда. Я не думаю, чтобы кто-нибудь обладал подобным оружием, но из двух зол я предпочитаю выбрать меньшее: я родился в Европе, но усыновила меня Америка. Я придерживаюсь взглядов моей приемной Родины.

А теперь давайте продолжим и разложим все по полочкам. Представим, что я никогда не видел и ничего не слышал о Крау. Отсюда и будем танцевать.

Харпер взглянул на него без энтузиазма и проговорил с кислым видом:

— Если у вас было намерение ловко изменить наши отношения, то, вне всяких сомнений, лучшего вы не могли придумать. Я не хочу утверждать, что это был тонкий ход... Ну ладно, Лабиан. Нам повезло, что он расположен всего в четверти мили от того места, где будет размещаться наш цирк.

Лабиан, как вы видите, выходит фасадом на центральную улицу.

— На плане показаны два здания.

— До этого я дойду. Эти два здания связаны между собой высокими строениями, которые на плане не указаны, — Харпер быстро набросал эскизы.

— Сзади Лабиана лишь пустырь. Ближайшее здание в том направлении электростанция. В здании, выходящем на центральную улицу — давайте назовем его западным — проводятся основные исследования. В восточном здании, примыкающем к пустырю, тоже проводятся исследования, но другого характера.

Там проводят серию экспериментов на людях. В восточном здании содержатся под охраной секретной полиции враги государства — от возможных убийц премьера до слабоумных поэтов-диссидентов. Думаю, что смертность там значительно выше средней.

— Мне кажется, что теперь моя очередь сказать вам, что вы великолепно проинформированы.

— Мы не посылаем своих людей с завязанными глазами и со связанными руками... На уровне пятого этажа проходит пересекающий двор коридор, связывающий оба здания. Стены и крыша у него стеклянные и там горит яркий свет. По нему нельзя пройти незамеченным. Все окна зданий имеют прочные решетки и снабжены надежной сигнализацией. Оба здания имеют по одному входу, который постоянно заперт и с надежной охраной. Оба здания девятиэтажные, связывающие их стены той же высоты. Весь верхний периметр с наружной стороны окружен колючей проволокой, находящейся под высоким напряжением. На каждом углу наблюдательные пункты типа вышек. Часовые на них оснащены пулеметами, прожекторами и сиренами. Внутренний дворик также постоянно освещается, но не это главное: там постоянно находятся специально натасканные доберман-пинчеры.