«Никто, конечно, как предполагалось, не знал, откуда финансировался Конгресс, - утверждал Джейсон Эпштейн. - Но к середине 1960-х тот, кто не знал этого, был глупцом. Все знали. В то время директор Фонда Фарфилда [Джек Томпсон] был моим хорошим другом, и я поспорил бы с ним и сказал бы: «О, давай не будем, Джек, какой смысл притворяться?». А он бы ответил: «О нет, нет, нет. Это совершенно не так. Мы - независимое образование и ничего не имеем общего с ЦРУ» [963]. Однажды, обедая со Спендером, Эпштейн заметил: «Стивен, я думаю, что за всё платит Центральное разведывательное управление США, а вам не сказали, и вы должны выяснить прямо сейчас, что же происходит». Спендер ответил: «Я выясню, я собираюсь поговорить с Джеком Томпсоном и узнать прямо сейчас, правда ли то, что вы мне говорите». Некоторое время спустя Стивен позвонил Эпштейну и сказал: «Ну, я действительно поговорил с Джеком, и он ответил мне, что это не так, и я думаю, что это неправда». «Так всё и пошло, - заметил Эпштейн позже. - Никто не хотел признавать, что финансирование действительно было. Но я думаю, что все всё знали, но никто не хотел ничего говорить» [964].
Спендер отслеживал слухи как минимум с 1964 года. Письмо от Джона Томпсона Спендеру, датированное 25 мая 1964 года (за три месяца до разоблачений Пэтмана), в котором Томпсон отклонил как смешное утверждение, что Фонд Фарфилда был прикрытием для американского правительства [965], является доказательством этого. Два года спустя Спендер написал письмо Юнки Флейшману, в котором поднял тот же самый вопрос о финансировании. Агент ЦРУ и директор фонда Фарфилда Фрэнк Платт переслал письмо Спендера Джоссельсону с примечанием на конверте: «Сожалею, что это письмо к Юнки добиралось до вас так долго, но оно дошло». Только после того как письмо Спендера было просмотрено ЦРУ, Флейшман добавил собственные яркие опровержения в письме к Спендеру: «Конечно, так как здесь участвует Фонд Фарфилда, мы никогда не принимали никакого финансирования ни от какого правительственного учреждения» [966]. Это было, конечно, грубым обманом.
Согласно истории, рассказанной Мэри Маккарти, Спендер когда-то услышал экстраординарное признание от Николая Набокова. Маккарти утверждала, что сам Спендер ей рассказал об этом случае: однажды, когда он ехал в такси с Набоковым, внезапно тот повернулся к нему и просто всё ему выложил, а затем выскочил из такси. «Это была история уже из вторых рук, переданная мне от Мэри, - признала биограф Маккарти Кэрол Брайтман. - Но вы можете вообразить себе, как это произошло. Вы можете предположить, что такие инциденты, как этот, происходят десятки раз, снова и снова. И это, должно быть, являлось своего рода шуткой» [967]. «Я думаю, что Набоков надул Стивена с самого начала» [968], - позже уточнила Наташа Спендер. Конечно, Спендер знала о слухах с 1964 года и даже раньше, как показал подсчёт Воллхейма.
Тем не менее Спендер поставил свою подпись под именами Кристола и Ласки в письме, направленном в «Нью-Йорк Таймс» и датированном 10 мая 1966 года, в котором утверждалось: «Мы не знаем ни о каких «непрямых» пожертвованиях... мы - сами себе хозяева и не являемся частью чьей-либо пропаганды, отстаивали независимость Конгресса за свободу культуры в защите писателей и художников как на Востоке, так и на Западе против преступлений всех правительств, включая и США» [969]. Неофициально Спендер не был уверен, что всё это было правдой. «Я должен был быть раздражён отголосками всех ваших разговоров, которые я слышу со всех сторон по всему миру, - позже был обязан написать Джоссельсон. - Статья «Нью-Йорк Таймс», вероятно, ваша любимая тема для разговоров в эти дни, и вы поднимаете её со всеми, с кем говорите, и более того, кажется, добровольно предлагаете своё согласие с утверждением «Нью-Йорк Таймс» [относительно поддержки ЦРУ «Инкаунтера»] без какого-либо доказательства» [970].
За неделю до того как письмо Кристола-Ласки-Спендера было опубликовано, из Парижа в Нью-Йорк прилетел Джон Хант. Он отправился прямо в Принстон, где встретился с Робертом Оппенгеймером, чтобы обсудить заявления «Нью-Йорк Таймс» и спросить, есть л и ещё какой-нибудь способ, чтобы он и ряд других людей согласились поставить своё имя под письмом, свидетельствуя о независимости Конгресса. Оппенгеймер был рад угодить. Стюарт Хемпшир, который также находился в Принстоне, позже вспоминал, что «Оппенгеймер был удивлён моим удивлением и поражён моим расстройством от разоблачений, сделанных в «Нью-Йорк Таймс». Да, я был расстроен. Были люди, которые оказались в ужасном положении. Оппенгеймер не был удивлён, потому что он сам был наполовину в таком же положении. Он всё хорошо знал. Он был частью аппарата. Я не думаю, что это доставляло ему моральные страдания. Если вы проимперски настроенный человек, какими были американцы в то время, вы не сильно думаете о том, правильно это или нет. Это похоже на британцев в XIX веке. Вы просто делаете это» [971].
Письмо ушло в «Нью-Йорк Таймс» 4 мая и было опубликовано 9 мая, буквально за день до письма Спендера - Ласки - Кристола. В письме, под которым стояли подписи Кеннета Гэлбрайта, Джорджа Кеннана, Роберта Оппенгеймера и Артура Шлезингера, утверждалось, что «Конгресс... был полностью свободным органом, который отвечал только на пожелания его членов, сотрудников и на решения его Исполнительного комитета» [972]. Но в письме связь с ЦРУ явно не отрицалась, что вынудило Дуайта Макдональда дать комментарий: «Был дан уклончивый ответ, не ложь, но и не решение проблемы» [973]. Шлезингер позже утверждал, что письмо было его идеей, и он связался с Оппенгеймером и другими, чтобы попросить их о сотрудничестве. Однако, учитывая временные рамки, текст письма был согласован с Хантом прежде, чем оно покинуло Оппенгеймера.
Только несколько человек смогли распознать эту хитрость. Ангус Камерон (Angus Cameron), редактор Говарда Фаста в «Литлл Браун», который ушёл в отставку в знак протеста, когда фирма отклонила книгу «Спартак» в 1949 году, прокомментировал: «Вообще говоря, я думаю о либералах как о людях, которые поддерживают существование истеблишмента, по мелочам критикуя его со стороны, и которые всегда могут положиться на поддержку этого истеблишмента, когда наступает решающий момент. Артур Шлезингер - классический пример либерала» [974]. Бумаги в собственных архивах Шлезингера также свидетельствуют об этом. Он был источником информации, консультантом (возможно, даже платным), другом, коллегой Фрэнка Уизнера, Аллена Даллеса и Корда Мейера. Он переписывался с ними больше двух десятилетий на темы Американского комитета за свободу культуры, «Инкаунтера», пастернаковского «Доктора Живаго» и многие другие. Он даже помогал ЦРУ организовывать освещение тем, которые оно хотело «подсветить», договариваясь в одном случае, по предположению Корда Мейера, что он, Шлезингер, предложит редактору итальянского журнала «публиковать ряд статей по проблеме гражданских свобод в советской системе как дополнение к статьям по статусу гражданских свобод в США» [975]. И кто же должен был сомневаться в честности Шлезингера, члена «кухонного кабинета Кеннеди» (группы влиятельных советников из числа друзей президента Кеннеди. - Прим. ред.)?
