Как и большинство других наблюдателей, она назвала литературную конференцию «глупой». «Фолкнер обескураженно мямлил что-то себе под нос, будучи не в состоянии придумать умные ответы на абсурдные темы, поднимаемые Комитетом Конгресса: например, «Изоляция и коммуникация» или «Восстание и коммуна». Единственным «грамотным» французом, который согласился участвовать в мероприятии, был Андре Мальро, действующий помощник генерала де Голля по политическим вопросам, который сказал, что «Америка на сегодняшний день является частью Европы» [253].
Американский праздник (cette fete americaine) стал популярной темой, горячо обсуждаемой французами за обеденным столом. Газета некоммунистической направленности с левым уклоном «Комбат» (Combat - «Бой») напечатала ряд статей, подготовленных Ги Дюмюром (Guy Dumur), который пришёл к такому заключению: «Не исключено, что эти культурные развлечения были косвенно связаны с подписанием соглашения о европейской армии и рапортом адмирала Фехтелера (ссылка на отчёт, возможно вымышленный, где адмирал должен быть сообщить Совету национальной безопасности о неизбежности войны до 1960 г.), который, независимо от того, был он правдивым или нет, мог подпитывать антиамериканский миф и вновь разжечь великий европейский страх. Эта вызывающая раздражение помесь шовинизма и комплекса неполноценности по отношению к Америке (о которой французы так мало знали)... как ни странно, но вполне объяснимо, нашла своё отражение в открытом осуждении этой выставки европейских шедевров, которым американцы несколько неуклюже хотели воздать должное» [254].
В другой статье, опубликованной в газете «Комбат», высмеивался «фестиваль НАТО» и порицались громкие презентации этих мероприятий, на которых «были забыты лучшие французские музыканты, возможно, потому что о них никогда не слышали в Алабаме или Айдахо... Но мы сможем переступить через нашу национальную гордость, если за всем этим мероприятием не будет скрываться какая-либо иная цель. Свобода и культура не зависят от воли Конгресса; их основные составляющие - свобода, отсутствие предубеждений и независимость от финансирования... В нашей газете слова «свобода» и «культура» не предполагают каких-либо компромиссов, и мы с осуждением относимся к их использованию в связи с проведением фестиваля. Ценность и интерес этого мероприятия не требует ни «вдохновения» Барнума (Barnum), ни «атлантического» флага» [255].
Первоначальное намерение Набокова скрыть информацию о ресурсах, привлечённых для пропаганды фестиваля, провалилось. Как заявила Жанет Фланнер, «со времён войны это было самое грандиозное мероприятие, которое потребовало максимальных пропагандистских усилий как на частном, так и на государственном уровне, и целью таких усилий была, бесспорно, борьба с коммунизмом». Во Франции, которая устала от предвзятости в искусстве, попытки Конгресса «заарканить» все шедевры XX века и найти им применение на политической арене, вызвали широкое возмущение. В открытом письме организаторам фестиваля известный своей несдержанностью руководитель балетной труппы Парижской оперы Серж Лифар (Serge Lifar) гневно осудил Конгресс за проведение «абсолютно бессмысленной кампании во Франции, направленной против возможного и маловероятного культурного порабощения [со стороны коммунистов]». Очевидно, забыв о вишистском периоде, Лифар заявил, что «Франция - единственная страна, в которой «духовное окультуривание» является немыслимым. Тот, кто знает о долгих годах борьбы за свободу мысли и личную независимость, едва ли сможет понять того, кто явился к нам, чтобы потолковать о свободе и покритиковать нашу интеллектуальную деятельность. Уважаемые господа, вы сделали большую ошибку: с точки зрения духовного развития, цивилизации и культуры, Франция не должна интересоваться чьим-либо мнением, она сама вправе давать советы» [256].
«Фран-Тирёр», левоцентристское ежедневное издание, ставило под сомнение право Лифара выступать борцом за интересы Франции, «поскольку он не был для этого достаточно компетентным. Служение искусству нельзя противопоставлять служению целям свободы и поддержания человеческого достоинства, в частности во времена, когда эти цели притесняют (как в период немецкой оккупации, не отбивший у Лифара охоту к бальным танцам)». Это впечатляет. Далее в статье говорилось: «Позвольте нам забыть о политике и пропаганде. Эта мрачная мистификация, направленная на то, чтобы поставить лучшие умы в сфере науки и искусства на службу государства или какого-либо босса, чужда свободному миру, дающему возможность правильно развиваться... Крылья свободы ещё не обрезаны» [257].
«Фран-Тирёр», по всей видимости, выздоровела от «едва прикрытого антиамериканизма», которым страдала ещё несколько лет назад, и с чистым сердцем поддержала фестиваль. Редактором издания был Жорж Альтман, член правления Конгресса. Журнал «Литературный Фигаро» (Figaro Litteraire) также проявил свою благосклонность. В своих статьях он называл фестиваль «блестящим доказательством непредубеждённого служения искусству». Это также не вызывало удивления, учитывая тот факт, что редактором издания был Морис Ноэль (Maurice Noel), друг Раймонда Арона, который, в свою очередь, представил его Конгрессу. Основная газета - «Ле Фигаро» (Le Figaro) была тесно связана с Конгрессом благодаря Бриссону (Brisson), главному редактору, который прошёл «первоклассную подготовку» у Набокова во время многочисленных ланчей.
Со стороны коммунистической прессы Конгресс был подвергнут жёсткой критике. В частности, фестиваль подвергся нападкам «Юманите» (LHumanite) в связи с низменными целями, предполагавшими «содействие идеологической оккупации нашей страны Соединёнными Штатами, чтобы пропитать мозги наших граждан призывами к войне и фашистскими идеями, направленными на вовлечение французских интеллектуалов в «армии культуры» и усиление европейской армии... Культурные обмены станут для американцев средством... расширения возможностей для внедрения, шпионажа и реализации пропагандистских программ, разработанных Бэрнхамом и утверждённых Американским конгрессом посредством так называемых «обеспечительных кредитов»... Известное заявление г-на Генри Люса о том, что «XX век должен в большей степени стать американским», даёт нам настоящее представление о цели мероприятия «Фестиваль XX века» [258]. Сегодня Соединенные Штаты играют ту же роль, что и Рим в отношениях с Грецией. Как написано в одной из статей, опубликованных в газете «Комбат», «новые «адрианцы» уже не являются императорами (и даже президентами): они просто банкиры или производители автомобилей».
Диана Джоссельсон вспоминала Париж этого периода как преисполненный антиамериканизма и пропитанный идеей «Янки, уходите домой!». В соответствии с общепринятым мнением американцы были ужасны, хотя люди, которые встречались в повседневной жизни, явно не выглядели таковыми. Большинство американцев раздражала это несправедливость в ответ на их широту души. «Если бы я мог себе это позволить, я бы был весьма раздражён европейцами, - признался Ч.Д. Джексон. - Как могут европейцы позволить себе говорить: «Американцы, уходите домой!», когда они тут же заявляют, что если даже одна американская дивизия покинет европейскую землю, это может привести к концу света. Мне это кажется просто глупым и не соответствующим хвалёному логическому складу ума европейцев» [259].
В целом фестиваль Набокова «вывел завязавшиеся франко-американские отношения в области пропаганды на новый болезненный виток» [260]. Де Новилль, который никогда не верил в то, что фестиваль является хорошей идеей, позже сказал, что «эта затея была весьма затратной, хотя, когда её подхватил Вашингтон и нам выделили средства, все стали считать её блестящей. На самом деле сработал эффект снежного кома. А был ли успех? Тогда чего хотели добиться организаторы? Удалось ли распространить идею культурной свободы? Не знаю. Я считаю, что этот фестиваль был просто прикрытием. Полагаю, на самом деле его инициатором являлся Флейшман, который покровительствовал всей этой затее. Все усилия были направлены на достижение неоднозначных целей. Мне кажется, что целью организаторов было попросту «выставить напоказ достижения США для того, чтобы продемонстрировать их конкурентоспособность в отношении шедевров европейской культуры», поэтому Вашингтон так загорелся этой идеей» [261].
