Священник сделал им небольшую уступку:
– Необязательно вам гореть в адском пламени. Вы можете жить так, чтобы это было угодно Богу. Самый благородный путь – это держаться святого целомудрия в рамках брака. Это будет даже более благородно, чем жить в монастыре, потому что вам придется бороться с дьявольским соблазном каждый день.
Он сделал значительную паузу, потом вздохнул.
– К сожалению, немногие способны на такой великий подвиг. Тогда старайтесь использовать похоть вашего тела только для размножения. Контролируйте похоть, иначе она станет командовать вами. Будьте воздержанны по пятницам и воскресеньям, в канун святых праздников, в Великий и в Рождественский посты. Избегайте друг друга, как только возможно, чтобы противостоять дьявольскому соблазну, и не спите вместе, когда дитя начнет расти у матери в утробе. А пуще всего избегайте удовольствия от вашей похоти, потому что иначе у вас станут рождаться монстры!
Он в последний раз смерил их взглядом. Но теперь в нем было больше скорби, чем злости. Перекрестил и запел псалом.
– Бог Авраама, Исаака и Иакова, благослови этих молодых людей и посей в их сердцах семя вечной жизни.
После этого он вошел в часовню и запер за собой дверь.
– Господи, – сказал король, – если бы архиепископ Кентерберийский так же благословил меня во время моей свадьбы, я бы стал опасаться за будущее страны. Я боялся бы сделать беременной Матильду.
– Все чтят Эдуарада за его святую выдержку, – сухо заметил Фицроджер. – Хэл, ты не воспользовался своим шансом приобщиться к святости.
– Мне гораздо приятнее проводить каждую ночь с моей дорогой Матильдой.
Король крепко поцеловал Имоджин, отчего у нее закружилась голова, и шлепнул Фицроджера по плечу так, что тот чуть не упал.
– Вот как нужно целовать жену, друг мой, а ты ее облобызал так, как будто этот прокисший священник притупил твои мозги или те части тела, которые понадобятся тебе сегодня ночью! Ты что, собрался до конца своих дней соблюдать целомудрие?
– Ну нет. Кстати, моя похоть может пока еще подождать, а вот мой пустой желудок уже больше не в силах терпеть, – сказал Фицроджер и, подхватив Имоджин, посадил ее в кресло. – Начинаем пировать!
Процессия прошлась по двору, а потом отправилась в башню. Народ приветствовал их и размахивал шапками и платками. Молодую посыпали зерном, чтобы Имоджин была многодетной в браке.
Им навстречу выбежала женщина с венком из маргариток и незабудок и надела его на голову Имоджин.
– Благослови вас и вашего лорда Господь в этот счастливый день, леди!
Сердце Имоджин возрадовалось, и у нее стало легче на душе. Да и ее люди видели, как работал и действовал лорд Фицроджер в Каррисфорде в эти последние три дня, – сначала он доблестно сражался, а потом деловито организовал ремонт и уборку и быстро привел в порядок замок. Они радовались ее выбору.
Думая об этом, Имоджин слабо улыбнулась новому хозяину, в ответ он послал ей прохладную улыбку.
В низу лестницы, ведущей в главную башню, собрались воины Фицроджера. Они вынули из ножен мечи и отсалютовали новобрачным.
Фицроджер вынул из-за пояса кошелек и отсыпал Имоджин в руку целую горсть серебряных монеток.
– Это щедрый дар для слуг и воинов. Ты же не хочешь тратить собственные деньги.
Имоджин сразу помрачнела. Опять встал вопрос о ее сокровищах. Он, видимо, считает, что брак дал ему возможность беспрепятственно рыться в ее сундуках. Но все, что там было, предназначалось Каррисфорду, а не Кливу.
Леди Имоджин стала швырять монетки в толпу, и ее супруг тоже присоединился к ней. Крики и приветственные возгласы раздались громче.
– Много вам детей, и чтобы они все были здоровы! – крикнула женщина, вертя в руках блестящую монетку.
– Благослови вас Боже!
– Каждые девять месяцев пусть рождается у вас по мальчику!
– Точно, – орал какой-то мужчина. – Хозяин, обработай ее сегодня как следует! Пусть она быстрее понесет от тебя!
Далее последовали такие же непристойные предложения и возгласы.
Громкие, хриплые, похабные крики стали невыносимы. Они призывали к похоти и насилию. Имоджин стало казаться, что она уже заживо погребена.
Леди Имоджин увидела, что руки, которыми она вцепилась в ручки кресла, побелели. Фицроджер же всех поблагодарил.
– Пойдем, – тихо скомандовал он. – Жена, я настаиваю на том, чтобы отнести тебя на руках, даже если ты станешь упрямиться.
Имоджин овладело паническое настроение и желание убежать куда-нибудь подальше от свадебного ложа.
– Я не могу… – стала она отказываться, но моментально оказалась в его руках.
– Ты все сможешь, – ответил он ей. Когда Имоджин стала вырываться, Ублюдок коротко добавил:
– Имоджин, перестань сопротивляться, или я брошу тебя в грязь прямо на твою сладкую попку!
Имоджин покорилась. Не его вина, что Бог проклял женщин и возложил на их плечи такие ужасные обязанности. Как бы ей хотелось, чтобы кто-то пожалел ее и посочувствовал ей.
Внезапно Имоджин ощутила необыкновенную слабость, прислонила щеку к мягкому бархату его туники, но колючее золотое шитье поцарапало ей щеку, и она резко отшатнулась.
– Как обычно! – резко заметила леди Имоджин.
– Что? – спросил Фицроджер.
– Ты всегда способен причинять мне только боль!
Он нахмурился, посмотрел ей в глаза, а потом быстро слизнул капельку крови со щеки.
– У тебя уже идет кровь? Да, ведь мне придется сегодня ночью повторить то же самое. Ты не ошиблась в своих предположениях.
Имоджин задрожала, когда он подтвердил ее самые худшие опасения.
– Прекрати дрожать, Имоджин, – нетерпеливо промолвил Ублюдок. – Женщины всегда проливают кровь в первую брачную ночь. Никто от этого не умер, и ты тоже останешься живой. Если ты перестанешь ссориться со мной, то наш брак будет вполне приемлемым. Имоджин сверкнула глазами.
– Фицроджер, прекрати относиться ко мне, как к ребенку!
– Я всегда буду относиться к тебе так, как ты того заслуживаешь.
Имоджин замолчала. Она понимала, что ведет себя действительно как дитя, но ведь она так сильно переживала.
Фицроджер усадил ее в кресло возле главного стола.
– Ты дрожишь, как осиновый лист, – заволновался он. – Ты казалась мне более храброй.
Имоджин посмотрела на стол, покрытый дорогой скатертью.
– Милорд, к сожалению, меня мучают грустные воспоминания, и в этом нет ничего удивительного. Со временем все забудется.
Было страшно осознавать, что брачная трапеза происходила за столом, на котором так жестко насиловали ее горничную.
Леди Имоджин огляделась и должна была признать, что брачный пир хорошо подготовлен. Все столы уставлены различными явствами. Все было почти так, как во время праздников до нападения Ворбрика.
Хотя ее прошлое, как говорится, кануло в Лету, все еще сохранились воспоминания о тех блаженных днях. Подошел седой Сивард, чтобы преклонить колени перед королем и перед своей молодой хозяйкой. Имоджин улыбнулась и протянула к нему руки.
– Сивард, ты хорошо выглядишь. Я так рада тебя видеть!
– Леди, все хорошо. – И старик улыбнулся ей. – Я счастлив видеть вас рядом с сильным мужчиной и нашим монархом!
– Спасибо, Сивард, – ответил король и подмигнул ему.
Управляющий дворцом покраснел и поспешил ретироваться.
Имоджин посмотрела на Фицроджера, сильного мужчину, который был с ней рядом. Все решили, что она счастлива в этот день и непременно должна радоваться.
Она взяла кубок, из рубинового стекла и залпом его осушила.
– Предполагалось, что мы должны были разделить круговую чашу, – сухо заметил Фицроджер. Он подозвал виночерпия, чтобы тот снова наполнил кубок и приложил его ко рту тем местом, где его касались губы Имоджин, и в свою очередь тоже осушил до дна.
– Если мы не можем что-то поделить поровну, тогда нам придется хотя бы быть на равных.
– У нас так не выйдет, – парировала Имоджин.
– Вот как? Тогда развлекай короля, жена, а я займусь мрачным сэром Вильямом. Я гарантирую тебе, что это хорошее доказательство нашего неравенства.