А Танька-то втюрилась, да… Удивительно, до чего девицы влюбчивы. Ничего, перебесится. Так, Азимова — в сторону. Все это глупости — Галактика, цивилизации… Отец при всей его тупости в одном прав: нужно делать дело. В прошлом году (как-то это совпало с началом истории с Танькой) отец бросил свою работу в «ящике», хотя платили изрядно, и занялся крутым бизнесом. А ведь одно время они с матерью (Сергей сам слышал) собирались мотать в Израиль. Отец настаивал, вот что смешно, а мать говорила, что в Израиль едут сейчас только придурки. Саддам Хусейн, непотопляемый иракский кормчий, ее, видите ли, пугает. Инфляция, и работы нет никакой — судя по телевизионным передачам. И ведь могли бы поехать, Сергей думал, что предки решатся, надоело все это до чертиков, класс этот и ребята тупые какие-то, и даже Танька, готовая на все, лишь бы он повел ее в кабак, «Уют» этот, дыру поганую.

Дело. Сергей бросил книгу через всю комнату, но до полки не добросил. Черт с ней. Открыл школьный ранец, выудил из потайного отделения конверт с зелеными, пересчитал. Сто. Хороший навар. Завтра потрясет еще этого, из параллельного класса. Хмырь такой, Сашкой зовут, отец у него фирмач, а сам травкой балуется. Если отцу заложить, тот ему… Отлично, на сотню не потянет, но пятьдесят как миленький…

Надо продумать план. Как подойти, что сказать. Не спугнуть в первую же минуту, а то накостыляет, не подумав. Значит, так…

Кольнуло что-то слева в груди. Туман какой-то перед глазами. Почему? Почему он такой? Вопрос прозвучал как из радиоприемника, чужой вопрос, и Сергей даже испугался на мгновение. Расслабился. Какой есть. Нормальный. Жить нужно уметь, в России — тем более, а особенно, если ты еще и еврей, пусть и с русской фамилией. Уметь жить. Он будет уметь. Цель такая.

Кольнуло опять. И — туман перед глазами. И дышать трудно… Что… Падаю… Да подойдите кто-нибудь…

— Вот выпей, — Арье держал перед ним чашку, из нее поднимался пар, но пахло не чаем, а какими-то пряностями, Сергей отпил глоток, и боль стекла из сердца по сосудам, растворилась, пропала. Он допил жидкость медленными глотками, поставил чашку на стол и только после этого разрешил себе глубоко вздохнуть. Нет, нигде не болело.

— Вернулся, — сказал Арье. Не спросил, просто констатировал факт. — Все хорошо, видишь? Ты сумел.

— Я… — Сергей вспомнил все, ни одно из прожитых мгновений не стерлось из памяти, — Арье, я сошел с ума? Я не мог так…

— Как — так? Погоди, помолчи, подумай, вспомни. Я пойму. Да… Ты пей пока. Пей и думай. Не нервничай. Это был ты, конечно. И не ты, потому что…

Арье ходил по кухне из угла в угол, бормотал что-то, поглядывал на Сергея, касался пальцами его плеча, будто хотел убедиться, что Сергей на самом деле здесь, не ушел, да и не уходил никуда.

— Вот проблема, которую я пока не решил, — сказал он, наконец, сел за стол, поглядел Сергею в глаза. — Не знаешь ведь заранее, в какой из бесконечных миров попадешь. Ты хотел остаться в Питере и быть с Таней. Это и получил. Я говорил тебе, не подумав, что это невозможно, потому что не было у тебя такого выбора — ехать или не ехать. Но альтернатива возникла, видимо, значительно раньше, судя по тому, какой у тебя там характер… Что-то ты сделал задолго до того дня, когда решил признаться Тане в любви. Что? Я ведь не психоаналитик, я могу понимать мысли, но для того, чтобы я их понял, ты должен думать, а ты думаешь о другом.

— Ничего я не думаю, — мрачно сказал Сергей. — Ну, допустим, в том мире я…

Он замолчал. Он вспомнил. Или это взгляд Арье заставил его вспомнить?

Приближалось Рождество. В Санкт-Петербурге, северной, так сказать, Пальмире, это событие праздновалось удивительно красочно — несколько местных промышленников, сколотивших свои капиталы, говорят, еще на конверсии во время первой Госдумы, выделяли от щедрот своих несколько миллионов не облагаемых налогом рублей, и на улицах (на Невском — особенно) возникали лотки, где почти за бесценок продавались елочные украшения, новогодние подарки, там же Сергей однажды, возвращаясь из школы, отхватил банку черной икры. Его, правда, едва не придавили, но дело стоило того.

В тот день Сергей ехал в Таврический — решили с ребятами собраться и махнуть на каток. Ну да, точно, он был тогда в седьмом, Таня еще не возникла на горизонте, а про Израиль он знал, что это государство-агрессор, и туда удирают из России нехорошие евреи, в то время как хорошие остаются, чтобы помогать русскому народу вылезть из дерьма, куда его евреи же и посадили.

Он сошел с троллейбуса на Суворовском и перешел дорогу. Вот здесь к нему и подвалили двое — лет по семнадцати, крутые парни, явно из местной тусовки, заприметили чужака, решили поразмяться.

— Что, — мирно сказал один, — а налог платить?

— Какой еще налог? — удивился Сергей.

— Ты где живешь? Здешних мы всех знаем. А кто из другого района, должен платить таможенную пошлину. Во всех демократических государствах положено. А у нас демократия.

— Где — у вас? — Сергей просто тянул время, искал способ отвязаться. Собственно, способов было два. Первый — попытаться прорваться к саду, там наверняка уже есть кто-нибудь из своих, продержатся. Второй — сбежать. В обоих случаях велика вероятность, что догонят, дадут и еще добавят. Но в первом случае хотя бы гордость останется, так сказать, незапятнанной.

— У нас — это в России, — терпение местных таможенников начало иссякать, — там же, где у тебя.

Конечно, они решили, что он русский. А если бы поняли, что еврей? Тогда сразу побили бы, или, наоборот, отпустили, наподдав под зад, чтобы быстрее долетел до своего Израиля?

— Ребята, — начал Сергей, — у меня и денег-то…

Таможенники приблизились. Решать нужно было быстро: вперед или назад. К черту. Не люблю драться. В секцию бы ходил, мог бы сейчас какой-нибудь приемчик… Но ведь никогда прежде не били. Может, обойдется? Господи, сидел бы лучше дома, читал книжку… Нет, потащился. Ну так что же — вперед или назад?

Бить будут ногами.

И Сергей попятился. Потом повернулся и побежал, затылком чувствуя дыхание преследователей. От остановки отваливал троллейбус, и Сергей вскочил на подножку, плечами раздвинув начавшие уже закрываться двери. Прижался носом к стеклу.

Никого.

Они что — поленились догонять? Или решили, что денег у него действительно нет?

Он ехал домой, чувствуя себя побитым, все болело, и эта воображаемая боль отдавалась в душе стыдом и страхом.

Потом, вечером, звонили ребята, спрашивали, почему не пришел, и он соврал что-то, а маме врать не хотел, она сразу поняла: сын не в себе. Рассказал. Мама долго молчала, потом сказала «Нет, это разве страна?» И когда он уже лежал в своей комнате, мама с отцом шептались на кухне, и Сергей знал — говорят о жизни. О мафии, о преступности, о том, что по вечерам на улицу лучше вообще не высовываться. Ну, и о ценах, конечно.

— Так-так, — протянул Арье. — Ты полагаешь, что тот случай…

— Я мог прорваться. Хотя бы попытаться. Я ведь думал тогда — нужно записаться в секцию. Каратэ или кун-фу. Да просто бокс… А потом вернуться и дать этим… И вообще всем. Быть силой, а не… Но я решил — не для меня это.

— Я понял. Ты мог прорваться, и тогда твой характер закалился бы на тренировках. Ты мог не сказать ничего матери, и тогда родители не начали бы думать об отъезде. Наверно, ты прав. Но видишь как… Ты стал сильным, родители остались в Питере, но тебе-другому уже не нужна была Таня. И если бы пришлось заново выбирать — сила или любовь…

— Арье… Но если есть такой мир, в котором я остался, то должен быть и такой, в котором мы с Таней…

— Да. Я думал сначала… Да, такой мир может быть. То решение, тот выбор повлек за собой множество других. В том числе — когда появилась Таня. Да. Наверняка.

— Давайте попробуем еще, Арье!

— Давай сначала сделаем выбор попроще — тебе налить чаю?.. А ты готов попробовать еще, Сергей? Событие, о котором ты рассказал, произошло больше двух лет назад. С тех пор ты даже и в нашем мире совершил множество поступков, когда нужно было решать — да или нет. А в том мире? Точнее — в тех мирах? Ты представляешь себе, сколько кругов разошлось по судьбе Сергея Воскобойникова — сколько следов от того камня?.. Миллион? Миллиард? Может, только в одном из миров ты полюбил Таню? Попасть туда — как выиграть миллион в Тото. Ты выигрывал в Тото? Вот видишь… Нет, Сергей, я не отговариваю тебя. Я только хочу, чтобы ты принял это решение не сейчас. Теперь ты понимаешь, что это такое — принимать решение. Приходи завтра, хорошо?