«Наверное, жаль, что я не пошел с ними»! – назойливо зашевелилось в мозгу.
Одиночный маршрут всегда является нарушением техники безопасности, которая, как известно, написана кровью. Но тогда надо было оставить в одиночестве Галину Ивановну, а она главная. От нее такой команды не поступало... От нее сейчас вообще не поступало никаких команд.
От нечего делать я собрал в кучу сухой плавник, прибитый к берегу приливом. Эти сучья горят почти без дыма. Мы молча пили крепкий чай и ждали Лиду. Был конец лета, и к вечеру небо уже темнело.
Явилась Лида. Девушка тяжело дышала, но ей было некогда отдыхать. Потеряв больше часа, мы не шли, а почти бежали. Вот и проблесковый огонек вертолета мелькнул. Надо дать ракету, но запыхавшаяся Галина Ивановна уже истратила почти все ракеты, стреляя на звук винтов, еще на подходе к цели.
Естественно, что пилоты нас не видят. Осталась всего одна ракета.
– Отдайте мне ракетницу! – злобно сказал я.
В отчаянии, но и с некоторой надеждой, Галина Ивановна отдала мне наше единственное оружие. Что же; в конце концов, кто-то должен быть виноватым!
Тщетно пытаясь найти нас, вертолет делал последние круги над побережьем. Скоро пилот обязательно положит машину на обратный курс; вертолет должен прилететь в поселок до темноты. Он полетит вдоль берега. Этот момент пропустить нельзя, но надо точно выбрать место.
– Летит! – и мой выстрел по-дурацки удачен: ракета пролетает всего в десяти метрах от носа вертолета.
– Это ты стрелял? Зенитчик хренов! Ты что же, гад; сбить меня хотел?- поинтересовался у меня первый пилот. – А если бы ты в лопасть попал?
Да, такая мысль в голову мне не приходила!
Сердился летчик недолго. Москвич, да еще из Бескудниково; – в этих дальних краях мы с пилотом почти что земляки!
На базу вертолет прибыл без происшествий. "Волчью" характеристику мне дали уже позднее, при увольнении с работы.
4. Ручей Смятый
Как красиво взлетает Ми-8! Почти без разгона вертолет приподнимается вверх; затем его нос наклоняется к земле, пилот добавляет «газу» и машина стремительно ввинчивается в синее небо под углом около сорока пяти градусов. Старенькая «четверка» так сделать не сможет!
Раннее утро радует нас солнцем. Дай нам Бог, чтобы такая погода простояла подольше. Скоро вертолет вернется, и мы отправимся на нем в так называемую «выкидушку», недели на две.
Мы это небольшая партия из пяти человек: начальник, главный геолог, два рабочих - водолаза, и я (в качестве мальчишки, ответственного за любую работу). Нам предстоит оценить запасы золота в районе ручья «Смятый».
Шеф, Фридрих Анатольевич, (этот неисправимый романтик всегда предпочитал, чтобы его звали Фредом) сказал, что такое странное название ручей получил из-за изломанности рельефа, по которому он протекает.
Разбитый ГАЗ-66 доставляет наши грузы на грунтовое летное поле за пять минут, поселок-то крошечный. Прибыл вертолет, но перед посадкой его надо разгрузить.
– Надо, так надо! – В геологических партиях не принято отказываться от лишней работы.
Здесь меня и неразлучных приятелей-водолазов (лет по сорок мужикам) ждал неприятный сюрприз: грузовой отсек вертолета был доверху заполнен отрезанными головами северных оленей, которые все еще смотрели на нас кроткими глазами.
Мы решили, что из этих голов будут делать сувениры, для заезжих туристов. Или медики переработают их рога на пантокрин. А кому еще нужен такой товар?
Наконец, неприятная работа окончена. Наши ладони испачканы кровью, но отмывать их уже некогда. Закидываем свои вещи, и вертолет взмывает в воздух. В одно мгновенье под нами пролетают грязные окрестности поселка, мы уже над водой.
В этом месте река переходит в Пенжинскую губу, известную своими высокими приливами. Сила прилива здесь так велика, что течение реки вскипает многочисленными водоворотами, а затем вода вдруг поворачивает вспять.
Сейчас отлив, поэтому среди обширного водного пространства виднеется множество отмелей.
Однажды мы обнаружили на такой отмели выбросившегося на берег двадцатиметрового кита. Спасти его, конечно, никто не мог, и местные коряки разделали животное на жир и мясо. Не пропадать же добру!
Вот и лесотундра полуострова Валижген, место нашей высадки.
Пролетая здесь в прошлые годы, наш начальник неоднократно видел палатку, которая всегда казалась ему странной.
Кто и зачем мог надолго поставить палатку в таком месте?
Ответ напрашивался сам собой: - золотоискатели, причем незарегистрированные. Встреча с такими людьми несла нам опасность, ведь у нас не было никакого оружия, кроме сигнальных ракет.
Но оставлять неубранную палатку на год глупо; а жить в палатке весь год, когда зимняя температура опускается до минус шестидесяти градусов по Цельсию, - невозможно. И все же палатку предстояло проверить в первую очередь.
Машина приземляется в незнакомом месте. Вертолет зависает в метре над землей и из него быстро, как чертик из шкатулки, выскакивает техник с металлическим штырем в руках. Он проверяет площадку, где будет стоять шасси машины, лишь только после этого вертолет посмеет надавить на землю своим весом. Ми-8 вместе с грузом может весить до двенадцати тонн, и такие предосторожности вовсе не являются излишними!
При посадке мы вспугнули медведя, и в воздухе еще пахнет зверем.
Выгружаем из вертолета груз. На руках начальника сидит белая пушистая кошка по имени Пуся. Хозяева дома, в котором мы временно поселились, улетели в отпуск на далекую Украину. Они слезно просили последить за животным. Шефу ничего не оставалось сделать, как согласиться. Теперь пришлось взять Пусю с собой.
Почуяв медведя, несчастное животное вцепилось в начальника всеми когтями. Кажется, только сейчас, эта домашняя кошка начала понимать, в какую передрягу она попала.
Палатка оказывается брошенной, но не пустой, а с вещами. Возле палатки валяются сковородка и ржавая печь. Много пустых ружейных гильз.
На прощанье договариваемся с пилотами о том, чтобы забрали нас через контрольный срок; две с половиной недели, если не будет связи по рации.
Пока шеф с кошкой на плече задумчиво изучает содержимое загадочной палатки, мы начинаем разбивать временный лагерь. Скоро на террасе над ручьем появляются три шатровые палатки и одна обычная, геологическая.
Наша единственная дама привезла с собой свою палатку, справедливо полагая, что двухместная шатровая палатка, это попросту неудачная выдумка военных. Лишние вещи и продукты во вьючных ящиках мы складываем в свободную палатку, в довершение всего, над раскладным обеденным столом растягивается большой тент.
Растущий повсюду кедровый стланик ограничивает обзор, но залив видно отлично.
– Красота-то, какая!
Но любоваться местными ландшафтами некогда. Пора готовить ужин, и я иду за водой. Забавно: ниже по течению ручья, на камне аккуратно разложены умывальные принадлежности шефа. Совсем, как в гостинице!
«Но в гостиницах не бывает бурых медведей! Хорошо, если он убежал совсем»! – с содроганием оглядываюсь я, набирая в ведра воду из ручья.
– Можно я не буду распаковывать нашу печку, а возьму эту? – спрашиваю я начальника, кивая на ржавую печь, брошенную неизвестными людьми.
Недостатка в дровах не наблюдается; хозяева старой палатки успели принести с берега большие запасы плавника. До берега отсюда два с половиной километра, высота лагеря над уровнем моря пятьсот метров.
Шеф говорил, что спуститься отсюда к морю можно только в непромокаемых сапогах, двигаясь вдоль ручья и перелезая через особо крупные камни. Это средний уклон в пятнадцать градусов; сколько же усилий потребовалось этим людям, чтобы запастись дровами, просто уму непостижимо!
