Все, что им остается сейчас, — незаметно покинуть город. Это самое простое и самое разумное решение. И все-таки Рашед их вожак, а она, Тиша, сама помогла ему занять это место.

Выбора у них не оставалось. Крысеныш и Тиша последовали за Рашедом.

* * *

Крысенышу и в страшном сне не приснилось бы, что он может испытывать сострадание к Рашеду, однако сейчас, когда все они молча смотрели на обугленные останки своего дома, юный вампир смутно ощущал, что его гнев и горечь утраты лишь малая часть того, что чувствует сейчас внешне бесстрастный пустынный воин.

От пакгауза не осталось ничего. Все трое укрылись от непрошеных глаз в тени огромного, наполовину обуглившегося штабеля ящиков. Пакгауз выгорел изнутри, и массивные балки рухнули, увлекая за собой крышу. Туннеля под пакгаузом скорее всего больше не существует. Если б Рашед когда-то не позаботился о потайном ходе, выводившем к морю, все они сейчас лежали бы глубоко внизу, погребенные под обвалами. Или же сгорели бы вместе с пакгаузом.

Мысли об этом мучили Крысеныша. Все его существо беззвучно кричало о том, что Тиша права. Им надо этой же ночью убираться из города, уйти как можно дальше от Миишки, по пути кормясь, убивая и пополняя припасы. И однако же, как бы сильно Крысеныш ни презирал высокомерие и самонадеянность Рашеда, их вожак лучше многих разбирался в том, как уберечься от опасности.

Вот именно — уберечься! Рашед объявил, что они будут в безопасности лишь тогда, когда уничтожат охотницу. Если это так, Крысеныш и сам готов остаться и принять бой. Однако сегодня ночью Рашед ведет себя совсем не так рассудительно и разумно, как обычно. По правде говоря, все это попахивает обыкновенной жаждой мести. Месть — это уже роскошь, это излишество, а Крысеныша никогда не тянуло к излишествам.

А что на самом деле движет Тишей, призывающей бежать из города? Здравое стремление выжить или же скрытое желание удержать Рашеда от нового поединка с охотницей? Крысенышу порой казалось, что он понимает Тишу гораздо лучше, чем Рашед. Вожак их небольшого семейства видел в Тише только хрупкое и нежное существо, которое надлежит оберегать и защищать. Крысеныш же знал, что Тиша способна и на привязанность, и даже на любовь, однако прежде всего ею управляли ее собственные эмоции и желания. И с Рашедом она управлялась так ловко, точно он был ее живой игрушкой.

В последнее время ее поступки нравились Крысенышу все меньше и меньше. Он подозревал, что чувства к Рашеду постепенно брали в ней верх над естественным стремлением выжить.

И между тем при всей своей ненависти к Рашеду Крысеныш не мог не признавать его достоинств. А еще он точно знал, что не хочет остаться один. Впрочем, он никогда не умел принимать решения. Хорошо бы, конечно, избавиться от охотницы и уцелеть самим, но вот что для этого нужно сделать? Так драться или бежать?

Подул холодный ветер с моря, и над пожарищем поднялись клубы черной пыли.

— Ох, Рашед, — с неподдельным горем проговорила Тиша, глядя на останки своего дома, — мне так жаль, так жаль…

Она подошла к Рашеду и ласково, сочувственно коснулась ладонью его плеча. Он не шелохнулся, даже не взглянул на нее.

— Что ж, одно ясно — здесь мы ничего ценного не найдем, — рассудительно заметил Крысеныш. — Что нам теперь делать: кормиться, бежать или выслеживать охотников? По-моему, прежде всего нам бы следовало прийти к согласию.

Тиша одарила его благодарной улыбкой. И слепой бы увидел, что ее все больше тревожит состояние Рашеда. По правде говоря, Крысеныш с недавних пор разделял эту тревогу.

— Оба вы глупцы, если хотите на него положиться! — прозвучал гулкий голос.

Эдван, приняв свой обычный жуткий облик, возник рядом с Тишей. Хотя Крысеныша это зрелище нисколько не ужасало, он всегда считал Эдвана назойливой, но иногда полезной ошибкой природы.

Нынешняя ночь поистине была ночью открытий, причем неприятных.

Тиша чуть заметно нахмурилась.

— Мой дорогой, — обратилась она к Эдвану, — нынче у нас выдалась трудная ночь. Было бы замечательно, если б ты постарался нам помочь.

— Эта охотница — вовсе не шарлатанка! — сердито отвечал он, рывком повернув отрубленную голову к жене, отчего длинные желтые волосы всколыхнулись, как настоящие. — Она — дампир, рожденный убивать Детей Ночи. Вам ее не победить. Если вы останетесь в городе, то умрете истинной смертью и станете такими, как я.

Рашед наконец отвел взгляд от пожарища.

— Откуда ты это знаешь? — спросил он. — Всякий раз, когда ты появляешься, ты приносишь нам все новые недобрые вести.

— В «Бархатной розе» живет один приезжий. Он многое знает. Я слышал, как он говорил об этой охотнице. — Эдван говорил невнятно, запинаясь на каждом слове, и Крысеныш понял, что с каждым разом призраку все труднее становится вести разговоры в мире живых. — Он не такой, как все, он — сильный. Есть в нем что-то такое…

— Охотница опасно ранена? — грубо перебил его Рашед.

— Здоровехонька, — хмыкнул Эдван. — Полуэльф напоил ее своей кровью, и она исцелилась точно так же, как и вы.

Рашед печально покачал головой:

— Долгие годы в мире смертных не прошли даром для твоего рассудка. Дампиры существуют только в сказках. Отпрыск вампира и смертного? Мы бесплодны. Тебе это хорошо известно.

Крысеныш не был в этом так уверен:

— Кориш иногда, впадая в дурное настроение, разговаривал со мной, и излюбленной его темой были наши сильные и слабые стороны. Он как-то сказал, что после обращения наши тела меняются не сразу. В первые дни после того, как смертный стал вампиром, он еще способен зачать дитя.

— Чепуха! — Рашед отмахнулся от него, точно от назойливой мухи. — Если эта женщина и вправду не вполне человек, с ней тем более необходимо расправиться.

— В таком случае, мой господин, — вкрадчиво протянул Крысеныш, — быть может, нам следует избрать иную тактику? Прошлой ночью мы бы непременно убили охотницу, если б не полуэльф, кузнец и этот треклятый пес. Кроме них, ни одна живая душа в этом городе не осмелится ей помочь. Если мы уничтожим ее помощников, она останется одна.

Тиша кивнула. Лицо у нее было серьезным и напряженным. В прорехе красного платья белел ее гладкий живот.

— Да, Рашед, — сказала она. — Если мы убьем друзей охотницы, а потом и ее саму, — уведешь ты нас из этого города? Будет у нас в другом месте новый дом?

Лицо Рашеда смягчилось, и он наклонился к миниатюрной женщине:

— Конечно. После всего, что произошло, мы не можем оставаться в Миишке.

— Их надо ловить поодиночке, — вставил Крысеныш. — Меньше шансов, что кто-нибудь нас заметит.

— Вот славно! — почти счастливо вздохнула Тиша. — Я возьму на себя кузнеца. Нет-нет, Эдван, не беспокойся. Он живет один-одинешенек. Я его убаюкаю сладкой песней, и он даже не поймет, что происходит.

— Тогда я займусь полуэльфом, — с мрачной решимостью заявил Крысеныш. — Его можно будет приманить с помощью собаки. Что до самой собаки, то для нее, пожалуй, я приготовлю какое-нибудь смертельное оружие, особенно мерзкое. — Он зловеще ухмыльнулся. — Скажем, арбалет или топор.

— Вы уверены, что справитесь? — спросил Рашед. — Они, конечно, обыкновенные смертные, но все же ничего не делайте, пока не убедитесь, что каждый из них остался в одиночестве.

— Ах, да не волнуйся же ты понапрасну, — отвечала Тиша. — Я-то знаю, как управиться со смертными.

Вот уж сущая правда, мельком подумал Крысеныш… и с бессмертными тоже.

Рашед явно жаждал добраться до охотницы этой же ночью, но Крысеныш видел, что и этот план пришелся ему по вкусу.

— Что ж, решено, — наконец сказал великан вполголоса, обращаясь не столько к окружающим, сколько к самому себе. — Сегодня умрут ее друзья, а завтра мы выследим и уничтожим ее саму, и тогда уж будем вольны идти куда глаза глядят.

Во все время разговора Эдван молчал, но от него веяло таким ледяным холодом, что даже нечувствительный к холоду Крысеныш зябко поежился.