Лиз испытывала некоторое смущение, говоря с гостьей о ее беременности, но этой темы было трудно избежать — слишком уж велик был к тому времени ее живот.
— До конца, наверное. Я не могу позволить себе не работать.
Отцовские деньги Мэрибет собиралась потратить на роды и услуги доктора Маклина, а на свое жалованье она жила. Она действительно не могла оставить работу задолго до родов — ведь даже содержать себя в течение недели или двух после появления ребенка ей будет трудно.
К счастью, Мэрибет не много было нужно, и она переносила свое стесненное материальное положение относительно спокойно. Кроме того, она ничего не покупала ребенку, так как собиралась отказаться от него, хотя ее коллеги по ресторану время от времени дарили ей какие-то детские мелочи, что ставило ее в неловкое положение и вызывало лишние переживания.
— Да, тебе будет тяжело работать до самого конца, — с сочувствием сказала Лиз. — У меня было примерно так же, когда я ждала Томми, и я думала, что рожу прямо в классе. Перед рождением Энни я ушла с работы гораздо раньше, — продолжила она, и за столом внезапно воцарилось молчание.
Лиз посмотрела на Мэрибет, и их глаза встретились.
— Я думаю, Томми рассказал тебе о своей сестре, — тихо произнесла она.
Мэрибет кивнула. Все ее существо было полно любви к Томми и симпатии к его родителям. Энни успела стать для нее реальной — Мэрибет слышала о маленькой девочке столько историй, и малышка так часто ей снилась, что ей иногда казалось, что она знала сестренку своего друга.
— Рассказал, — так же тихо откликнулась Мэрибет. — Она, наверное, была необыкновенным ребенком.
— Да, — согласилась Лиз с внезапной усталостью в голосе.
Джон протянул руку через стол и мягко коснулся локтя Лиз, встретив удивленный взгляд жены — он сделал это впервые после смерти Энни.
— Я думаю, что каждый ребенок — необыкновенный, — помолчав, продолжила Лиз. — Твой не будет исключением. Дети — это настоящее благословение.
Мэрибет ничего не ответила, и Томми обеспокоенно посмотрел на нее, зная, какую тяжелую моральную травму она переживает в связи со своим решением отдать ребенка приемным родителям.
Потом разговор перешел на следующий футбольный матч Томми, и Мэрибет подумала, как бы ей хотелось на нем присутствовать.
Они долго говорили обо всем на свете — о родном городе Мэрибет, о ее школе, о том, как они с Томми ездили на озеро.
И лишь две темы старательно обходились — ее взаимоотношения с Томми и будущий ребенок.
В десять часов вечера Томми отвез ее домой. Перед уходом Мэрибет расцеловала родителей Томми. Забравшись наконец в кабину фургона, она вздохнула с огромным облегчением и откинулась на сиденье так, как будто этот вечер совершенно извел ее.
— Как ты считаешь, я им не понравилась?
Томми был тронут ее желанием понравиться его родителям и нежно поцеловал Мэрибет.
— Ты была восхитительна и явно им понравилась. Иначе бы мама не стала предлагать свою помощь в занятиях.
Томми тоже чувствовал огромное облегчение. Его родители вели себя не просто вежливо, но очень дружелюбно. Мэрибет произвела на них благоприятное впечатление.
Когда Джон помогал Лиз мыть посуду после ухода гостьи, он не переставал восхищаться ее умом, твердым характером и хорошим воспитанием.
— Девочка просто замечательная, правда, Лиз? Как ужасно, что она попала в такую гнусную историю.
Он сокрушенно покачал головой, вытирая очередную тарелку.
Это был первый обед за несколько месяцев, который хоть немного напоминал прежнюю атмосферу в их доме, и Джон был приятно удивлен тем, что Лиз сделала над собой усилие.
— Надо было думать, прежде чем заниматься любовью, — без всякой злости откликнулась Лиз. Она должна была признаться, что ее муж был всецело прав. Мэрибет действительно была приятная девочка, о чем Лиз и сказала Томми, когда он вернулся через полчаса.
Он проводил свою подругу до дверей комнаты и поцеловал ее на прощание. Мэрибет устала, спина у нее болела — у нее был действительно тяжелый день, и после этого вечера она, как никогда прежде, начала ощущать неудобство своего положения.
— Мне понравилась твоя подружка, — тихо сказала Лиз, убирая последнюю тарелку.
Джон, только что закуривший свою трубку, кивнул в знак согласия.
— Вы ей тоже очень понравились. Мне кажется, что ей здесь одиноко — она скучает по родителям и сестренке. У меня о них не самое хорошее впечатление, но это ее родные. Ее отец — настоящий деспот, а мама боится ему перечить, но даже если ей не слишком хорошо жилось дома, все равно, наверное, ужасно тяжело быть отрезанной от них. Мама ей пару раз писала, но отец даже не читает ее писем.
И они не дают Мэрибет общаться с сестрой, опасаются, что она на нее дурно повлияет.
Очень глупо, по-моему, — сказал Томми несколько раздраженно, и его мама внимательно посмотрела ему в глаза.
Нетрудно было заметить, как сильно она ему нравится, как он стремится защитить ее.
— Иногда родители поступают очень глупо, — с сожалением сказала Лиз. — Я думаю, что эта рана у нее долго не затянется — может быть, никогда.
— Мэрибет говорит, что хочет вернуться и окончить школу, а потом собирается переехать в Чикаго и там поступить в колледж.
— А почему не здесь? — спросил Джон, и Лиз с удивлением посмотрела на него — она не ожидала от мужа такого порыва.
Они жили в университетском городке с очень хорошими колледжами, и, если Мэрибет удастся заслужить стипендию благодаря своим успехам в школе, Лиз могла бы помочь ей поступить.
— Мне такое не приходило в голову, да и она вряд ли задумывалась, — радостно ответил Томми. — Я поговорю с ней об этом, но сейчас ее, по-моему, больше всего беспокоит ребенок. Она напугана предстоящими родами и не знает, что ее ждет. Может быть, — продолжал он осторожно, с надеждой глядя на мать, — может быть, ты с ней поговоришь? У нее никого нет, кроме меня и других официанток в «Джимми Ди». А они ее только запугивают, рассказывая всякие небылицы.
То, что было известно Томми о родах, пугало его не меньше. Весь этот процесс казался ему просто ужасным.