-Значит, детей не спрашивали, а вставляли им каркас?
-Да.
-Каркас или клетку?
-Зависело от того, насколько их собственная природа была к этому близка.
-А как это определяется? Как вы вообще определяете природу?
-Интуитивно, - сказала Рина. – С помощью Силы. Но выбора часто не было, и брали то, что есть. Иногда ребёнок умирал. Если оказывался совсем не годен. Но по возможности искали близких по природе. Легче учить. Больше можно вложить. И больше уверенность в том, что, став самостоятельным, он передаст уже своему ученику не суррогат, а то, что нужно.
-Вы передавали тип личности из поколения в поколение?
-Да. Именно это было главным, что надо было хранить.
-Фанатики.
-Доля фанатизма в этом была. Иногда и не доля.
-А у тебя?
-А я просто люблю убивать.
-Ясно…
-А как это делалось в Храме?
-Что?
-Определялось, подходит ли ребёнок?
-Никак, - ответил Оби-Ван. – Зачем, если всё равно…
-У тебя был каркас или клетка?
-У меня был Татуин, - ответил джедай. – Планета песка и рабов. Проклятая планета.
-Расскажи мне про Мустафар.
Он вздрогнул:
-А твой учитель…
-Расскажи мне про свой Мустафар.
Оби-Ван смотрел в глухую тьму панорамного экрана.
-Зачем тебе всё это?
-Затем, что ты хочешь рассказать.
-Не тебе.
-Именно мне. Я ведь обрубила твои ниточки, марионетка.
Девчонка не достала меч, не скрестила его с джедайским – пламя ровно гудело в миллиметре от её лица.
-Расскажи мне про Мустафар, - сказала Рина. Глаза её смеялись. – Расскажи мне про Татуин. Ты кое-что не понял. Ты можешь стать наёмником. Можешь завести семью. Можешь улететь хрен знает куда и бродить по планетам. Ты можешь плюнуть на форсу, а можешь в неё углубиться. Ты свободен, джедай. Пока – свободен. Только нам придётся воевать. Скоро. С кем ты. И за кого ты. Скажи сейчас. Чтобы мне не пришлось тебя убить снова. Перестань ныть. Ты свободен. А теперь выбирай. Сам. Здесь нет твоих учителей. И нет твоей Силы.
Оби-Ван сел. Выключил меч.
-Мне надо подумать, - сказал он очень спокойно.
-Думай. У нас есть несколько часов.
-Мустафар, значит?.. Ты винишь меня за то, что я твоего учителя – не добил.
-Нет.
Он вскинул голову.
-Что? Разве не… - ядовитым хохотом: - Он же горел, я должен был его добить, это достойно презрения, что я оставил его медленно умирать, мучиться, жить…
-Жить.
-Что?
-Жить.
…Ты должен был его добить, а оставил мучиться и жить. Мастер говорил мне, что у тебя была истерика. Сильная истерика.
-И это, конечно, смешно крутому ситху.
-Бен. Ты меня слышишь?
-Даже не хочу!
Она присела на корточки, её лицо оказалось на уровне его колен. Она смотрела снизу вверх – внимательным взглядом.
-Истерика позволяет сделать то, что невозможно сделать в нормальном состоянии. Бен, смотри на меня. Слушай. Я знаю, что рядом на планете был милый зелёный гремлин. Который отнюдь не сражался с Палпатином. Он знал, что главного ситха ему не убить – там много охраны, а император не настолько дурак, чтобы позволить себя замочить исключительно ради честного боя. Он знал, что настоящий удар по старшему он нанесёт, убив младшего. В паре с тобой. Вы обработали Амидалу, точней – она сама обработала себя своим нервным беременным состоянием, вы только довершили дело. Ты стал драться с учеником, а Йода ушей не казал, пока не наступил критический момент. Тогда он применил Силу – и траектория полёта твоего ученика закончилась у тебя на мече. В этом смысле Йодик действительно обрубил ему ноги. А теперь расскажи, что было дальше.
-Я не смог его добить…
-Нет. Не так.
-Я не захотел.
Он поднял взгляд от колен и взглянул на Рину.
-Я захотел, чтобы он мучился и жил.
-Кто?
Секундное остолбенение – и Оби-Ван стал хохотать. Взахлёб, истерически. Хохот рвался из груди, мешая словам, и только через минуту сквозь смех выдавилось слово:
-Йода…
Как будто прорвало лёд.
-Это… замечательное здание посреди Корусканта – Храм! Этот мальчишка, сильный, дурак, привязчивый, идиот, сволочь! Я! Я не умею не привязываться! Я не умею так жить! Я мог всё понимать про Куай-Гона – но какого чёрта, после третьего месяца мне уже было всё равно, это был мой старший, мой учитель! Мне могли сбагрить этого мальчишку, а потом инструктировать, как пня – что мне с ним делать и как его ломать! Этот мальчишка мог меня презирать и ненавидеть – но что за жизнь такая собачья, что я вечно привязываюсь к вам, грёбаным харизматикам, которые плюют на меня, и ради которых я убиваю, и ради которых я… Вашему ситху рогатому не повезло. Я был худшим бойцом, но меня захлестнуло. Человек умирал, а я хотел убивать. Человек умирал, он не вспомнил обо мне, только о мальчишке. Холодные, светлые глаза, а мальчишка оказался живой, я его сначала ненавидел, а потом понял, что этого мне и было нужно. Не ломал я его, не ломал, лгал я им, а твой учитель, мой ученик меня презирал и в грош не ставил. Я многое делал, как хотел от меня Храм, но не до конца, я его прикрывал, я никогда… Я любил его как брата, у меня не было брата, братишка – тоже мне, оставили ребёнка на меня я сам был дурак, только одно не вытравили – привязаться… А потом мальчишка ушёл к ситху, перерезал Храм, и хрен с ним, с Храмом, я, что, не видел его глаз на арене – когда он убивал, когда его мать убили? А у меня не было матери, не было отца, только учитель с холодным светлым взглядом, которого я любил, а мне надо было убить мальчишку… А я не убил. Я не хотел его убивать. Я хотел сам умереть. А мне этого не дали. Сила… Великая… бессмертная… ненавижу…
