— И тогда они попытались спорить с банком?

— Не — е — т! Что ты! Даже они понимают, что это бесполезно, если первоклассный банк принял решение…

— Но первоклассный банк ведь не сразу принял решение?

— Ну, это детали, касающиеся наших внутренних взаимоотношений. Важнее то, что мы его приняли, и адвокаты, ушли ни с чем, собственно с тем, на что и рассчитывали. Иначе, они прислали бы более маститых.

— Да. И началась изощренная атака на тебя — адвокат смотрит на меня, словно до сих пор не верит, что я выстояла.

— Да не смотри ты так, — не выдерживаю я, — нет тут моей прямой заслуги, я же шла пить эти Мусины таблетки, только молилась перед этим так, как никогда в жизни, и Господь, а вернее, Матерь Божья послала мне избавление — Своеобразное, надо сказать. — впервые за весь вечер подает голос Игорь. Третий мой гость сегодня.

— Не богохульствуй, прошу тебя!

— Ну, хорошо, не буду. Но ты к счастью, не видела своей физиономии, а вернее того, что от нее осталось, после этого чертового маньяка — наркомана.

Самое страшное было горло — там классически разрез — от уха к уху. При таких, не выживают, как правило. Все остальное волновало меня меньше. Я например, был уверен, что этот подонок выколол ей оба глаза, но на это было тогда плевать. Пусть слепая, главное, чтобы жила.

— Ну, ничего себе — плевать! Я не имел чести знать мадам ранее, но теперь ее лицо достойно украшать обложки лучших журналов.

— Спасибо, Гвидо! Но пока это еще не мое лицо.

— Ничего, привыкнешь. Еще удивляться будешь, глядя на фотографии прошлых лет: кто это там такой корявенький?

— Ну, знаешь, корявенькой я никогда не была…

— Знаю, знаю, успокойся. Уж я — то единственный из всех знаю.

— А к слову, почему ее привезли к вам в клинику, ведь могли — куда угодно… и не было бы лица с обложки… И вообще ничего не было, этот тип, он, между просим караулил свою бывшую подружку с твердым намерением ее укокошить. Попытки, должен сказать, предпринимал неоднократно.

— И его не забрали в полицию? — этого Гвидо понять не может — Нет, у нас не любят возиться с психопатами, а у него стопроцентная справка из психушки. А к нам доставили, точно по провидению Божьему.

Приемная «Склифа» взмолилась — они были под завязку, а у нее в сумке вдруг оказалась моя визитная карточка — позвонили на всякий случай, к счастью — застали…

— Он же еще и наркоман? — не унимается Гвидо — Что-то я не замечал, чтобы у вас наркоманов отправляли за решетку.

Вот бесплатные наркотики из автобуса раздают — это видел лично..

— Но это часть программы против СПИДа. В автобусе — разовые шприцы, и вообще — гигиена. Но если человек социально опасен…

— А кто это доказал, до сего момента?

— Но это не правильно, есть же соответствующие службы — Оставьте! Вы никогда не поймете друг друга. Это Россия, Гвидо, вы же сами часто повторяете это, когда сказать больше нечего — Да, вы правы.

— И оставьте вы в покое этого маньяка. Слава Богу, я жива, и подружка его жива, а он, наконец, там, где ему быть полагается. В конце концов, я намерена даже принять участие в его судьбе, ведь некоторым образом он меня все же спас…

— Ну, это уже без меня…

— Да, это сугубо личное. И ты еще подумай на эту тему как следует.

Однако, если вернуться к той программе доведения тебя до самоубийства, которую этот псих буквально раскромсал своим скальпелем, то она была почти совершенна, Потому я и смотрю на тебя с таким восторгом. Не удивлением, а восторгом. Уж слишком долго ты продержалась.

— Да не так, чтобы очень, всего-то сорок дней.

— Да, сорок. Но чего они только не изобразили за эти сорок дней. Своих людей в бутик устроили, платье подобрали, фотографию страшную изобразили и в одном экземпляре журнал напечатали. Ты ведь сразу не могла вспомнить, что это был за журнал? Я чудом на типографию вышел.

— А почему они были так уверены, что я обязательно зайду в этот бутик?

— А потому, что ты, извини уж, известная барахольщица. А тут еще дома засиделась, и Муся, по инструкции Дарьи плавно тебя к мысли пойти прогуляться подвела. А на улице за тобой демонстративно шли. Ты слежку распознать не умела, не профи, зато тревога и страх появились сразу же, как у любого нормального человека, за которым начинают следить практически в упор. А дальше — дело техники: яркая витрина, воспоминания о прошлой жизни — и ловушка захлопнулась.

— Да, виртуозно.

— Ничего виртуозного. Сложнее было с могилой, ее надо было держать, а это даже могильщиков наталкивало на разные несвойственные им размышлениями.

— А могильщики были настоящие?

— Первые? Да! Я с ними три бутылки водки выпил, пока все подробности и детали вспоминали. А вот третий, как ты называешь его «кладбищенский мастер»

— тот явно подсадной казачок, который караулил бы тебя хоть до рассвета. И к разговору был готов, не сомневайся. Очень убедительному, правильному, разговору, после которого ты, может, свои таблетки прямо у могилки бы и скушала. Так что благодари Бога, что пожалела старика, пугать не стала.

Старик-то был не из пугливых.

— Но вот идея с одеколоном и топотом на лестнице, по — моему, не из самых удачных. Призраки не пахнут, и не топочут — Да? А кто об этом думает в такой момент? Ты ее спроси. Она ведь сначала до смерти испугалась. Так? А испуганный человек менее всего склонен анализировать, он действует импульсивно, эмоционально. А тут извольте — еще один эмоциональный удар. Запах из прошлого. Нет, не соглашусь я с тобой.

Задумано и исполнено тоже на высоком уровне. Главное — нужный эффект был достигнут?

— Да уж, был. Отрицать не стану. К тому же, откуда мне знать — пахнут призраки или нет? Ну а женщина в церкви, и Кассандра — это сама знаменитая Дарья.

— Да, и модель на фото тоже она, странно, что ты этого не разглядела, это наверняка усилило бы эффект воздействия. И работала она с тобой очень профессионально, что, собственно было не трудно. У нее было два сензитива — человека, проникших в твое сознание — глубже некуда: Егор и Муся. Но все равно, техника, по заключению наших экспертов, продемонстрирована отменная.

Собственно, все прочее было прелюдией, а откровенно и прямо запрограммировала тебя на самоубийство именно она. Причем, красиво, теоретически выверено, гармонично. Прости, что напоминаю.

— Ну, из песни слово не выкинешь. Не понимаю, только зачем она так вытягивала из Егора информацию обо мне, и зачем поначалу, пока еще Егор был вполне управляем, приставили ко мне Мусю.

— На всякий случай. А случаи, поверь, бывают всякие. Егор был управляем, но не ощущать его твердости и хитрости, она не могла. Потом, не забывай, она отменный специалист, и к тому же, женщина: не понимать, что до конца он тебя не разлюбил, и потому ей не принадлежит, она не могла. Потому нужен был постоянный контроль за его мыслями и постоянное, на уровне его подсознания противостояние с тобой. Ну а Муся? Муся была приставлена поначалу на случай всяких выходок с твоей стороны. От тебя ведь ожидали чего угодно: могла броситься искать Егора и требовать объяснений — Пыталась…

— Ну, вот видишь. Могла, в конце концов, разжалобить его, и вернуть обратно. Могла, в припадке ревности просто прибить любимого, или нанять киллеров — Нет, киллеров — вряд ли. Сама — да, могла бы, и подумывала об этом нередко — Я тоже почему-то не представляю мадам заключающую сделку с киллером, но вот с пистолетом в руке — очень даже хорошо представляю. О! Это впечатляет!

— Вот — вот, их, это тоже, видимо, впечатляло, и потому Муся была пришита к твоей юбке намертво.

— Да, и только когда Егор погиб, она рискнула оставить меня в одиночестве, видимо надо было быть рядом с сестрой. Так был ли он для нее только объектом?

— Не знаю, и никто не знает. Егор был яркой личностью. А она, при всей своей мерзости, все же — женщиной. Все могло быть. Может, когда ни-будь судьба сведет вас и она пожелает тебе все рассказать Не знаю, я адвокат, а прежде — сыщик, мне такие тонкие материи не доступны.