И мы зашагали на обед. Когда вошли в столовую, выяснилось, что каждому взводу уже отведен свой стол.

Обед был хорош: борщ и гуляш с картошкой. Мы наворачивали за обе щеки. Правда, не все. Жорик Шлитцер вдруг скис. Он молчал, еле ложкой ковырял в тарелке и глядел в стол.

— Ты чего? — спросил я. — Ведь все позади.

— Ну… не знаю… — пробормотал он.

— Чего там не знать? Главное, чтобы больше не было никаких, этих самых… А эта история уже всем прощена.

Жорик только вздохнул и покачал головой. Я ничего не мог понять. Да, по-моему, и остальные тоже. И Дегтярев, и Туркин попробовали подбодрить Жорика какими-то шутками, но он не откликнулся.

После обеда нас провели в актовый зал, где состоялось наше первое знакомство с учителями и членами приемной комиссии. Потом каждый учитель стал зачитывать список тех, с кем хотел бы поговорить в первую очередь. Я, к моему удивлению, попал в группу к преподавателю русского языка, вместе с Коневым, Юденичем, Астафьевым и еще несколькими ребятами.

— Итак, давайте знакомиться, — сказал преподаватель. — Меня зовут Николай Дмитриевич. Я хочу сразу объяснить, почему я выбрал именно вас. Мы договорились между собой, что каждый из нас сперва познакомится с теми поступающими, которые на предварительных этапах показали лучшие результаты именно по его предмету. Посмотрим, были эти результаты следствием знаний и одаренности или же следствием счастливого стечения обстоятельств. И если в этой области знаний с вами действительно все в порядке, займусь теми, у кого результаты похуже. Дальше вас будут более основательно тестировать те педагоги, по предметам которых на предварительном этапе вы не слишком блистали… Хотя, должен сказать, что на Алексея Конева… это кто? — Алешка встал, Николай Дмитриевич кивнул ему, и Алешка снова сел. — …На Алексея Конева претендовали также и математики, поскольку он показал отличные результаты по нескольким предметам. Но вернемся к русскому языку. Вам может показаться, что русский язык — это всего лишь умение грамотно писать и излагать свои мысли. Вовсе нет! Это — целый мир, который может очень пригодиться вам в будущей профессии. Например, без хорошего знания родного языка невозможно заниматься сравнительным языкознанием и структурной лингвистикой, а эти дисциплины — прямое подспорье при зашифровке и расшифровке любых самых сложных шифрограмм. Имеются и другие приложения необходимые в вашей будущей профессии… Итак, начнем. Я буду вызывать, беседовать, вы внимательно слушайте, можете вносить свои идеи и поправки. Порой я буду всем задавать вопросы, и тут не стесняйтесь отвечать первым… Андрей Карсавин!

Я встал.

— У вас попадались очень интересные ответы, и вы написали довольно интересное сочинение. Скажите, насколько глубоко вы интересуетесь языком и литературой?

Я пожал плечами.

— Да так… Я читаю и головоломки разгадываю.

— Вот как?

— Да, иногда интересно бывает, как одно слово получается из другого.

— Например?..

— Например, как из слова «волк» сделать слово «овца», заменяя по одной букве… Ну «волк — полк — поле» и так далее. Или как из мухи сделать слона, таким же способом.

— Что ж, хорошо. Тогда вот тебе задачка… — он прищурился. — Есть такое простое слово, «разгильдяй». Что оно значит?

— Бездельник, — ответил я. — Лоботряс, ленивец.

— Правильно. А ты можешь догадаться, откуда это слово взялось? — он встал и написал это слово мелом на доске.

Я задумался. Думал я, могу похвастаться, не больше нескольких секунд.

— Кажется, все ясно, — сказал я. — «Раз» — это приставка, корень — «гильд». «Гильд» — это явно от «гильдия». Раньше мастера делились на гильдии или цеха и только членам гильдии, доказавшим, что они спецы в своем деле можно было заниматься ремеслом. То есть, получается, разгильдяй — это плохой мастер, такой бездельник и неумеха, которого выгнали из гильдии.

— Верно, — кивнул Николай Дмитриевич. — И как, по-твоему, это слово новое или старое?

— Смотря, что считать старым, — ответил я. — «Гильдия» — это из Западной Европы слово, а с Западной Европой мы только при Петре Первом вовсю стали общаться. Правда, еще при Иване Грозном в Москву приглашали иноземных мастеров, и они могли привезти это слово, ведь члены гильдий как раз и приезжали. То есть этому слову не тысяча лет и в этом смысле его можно довольно новым считать. Но даже триста или четыреста лет — это все равно срок солидный.

— Молодец, — сказал Николай Дмитриевич. — Соображаешь. Что ж, ты свободен, больше тебе на этом ознакомительном занятии делать нечего. Кого следующего спросим?.. Та-ак… Саврасов!

Я еще колебался, уходить или нет, но Николай Дмитриевич мне еще раз кивнул, отпуская. Я вышел, прикинул, что мне делать, и просто направился в нашу комнату. Но до комнаты я не дошел. Прямо перед комнатой я столкнулся с Жориком, вышедшим из дверей в такой глубокой задумчивости, что не видел ничего вокруг.

— Ты куда?.. — я схватил его за рукав.

— Пусти!..

— Да куда ты?..

— На рапорт к полковнику. Пусти, а то поздно будет. Я хочу доложиться ему, пока почти все по группам.

— Слушай, — мне стало нехорошо. — Что ты задумал?

— Мало ли что я задумал? — ответил он. — Не твоего ума дело!

— И моего тоже! Ты слышал, мы теперь один взвод, одна команда. Вспомни, что сказал полковник.

— Он еще много чего скажет, — иронически хмыкнул Жорик.

— Вот что… — я колебался недолго. — Я пойду с тобой.

— Лучше не ходи, — Жорик прибавил шаг, и мне пришлось перейти почти на бег. — А то как бы и тебе не досталось.

— Я не понимаю…

— Вот и хорошо, что не понимаешь! Отвали!

— Как хочешь, а я не отвалю.

— Ладно, — буркнул он. — Если тебя вышибут заодно со мной, то тебе же будет хуже. Я хочу сказать полковнику много неприятного, и он, конечно, и от тебя захочет избавиться, чтобы ты потом не рассказывал…

— Неприятного? — я почувствовал, что сам начинаю злиться. — Да в чем он виноват? В том, что мягко отнесся к твоей безобразной драке?

— Да нет… — мы подошли к двери кабинета начальника училища, и Жорик постучал.

— Войдите! — послышался голос полковника. И мы вошли прежде, чем я успел еще что-то сказать или что-то сделать.

— Да? — увидев нас, Осетров встал из-за стола. — В чем дело?

— Дело во мне, — сказал Жорик. — А этот… — он кивнул на меня. — Он просто прилепился ко мне, сам не зная, зачем. Мол, в одном взводе мы, понимаешь…

— Возможно, он и прав, — сказал полковник. — Так в чем проблемы?

— Проблемы в том, — выпалил Шлитцер, — что вы нам говорили о доверии, а сами обманываете!

— Обманываю? — полковник грозно нахмурился. — Как это?

Жорик сделал глубокий вдох, чтобы собраться с духом, и заговорил:

— А вот так! Каждый взвод, мол, единая команда! Как же! Я понимаю, что вы нас распределяли не по жребию, а как-то иначе, но зачем же в каждый взвод стукача подсаживать? Что ж получается? Едва узнав о драке, вы вызываете к себе Дегтярева под каким-то надуманным предлогом, он и сам не очень толково объяснял, зачем вы его вызвали. Насчет «личной жизни» что-то лепетал при его-то наглой роже, а после этого — вы знаете все, что произошло: что дрался Туркин не с Илюхой Углановым, а со мной, и Илюха нас разнимал, на чем и фингал заработал. Тут надо только два и два сложить, чтобы понять, что произошло. Я ж в детском доме всего этого насмотрелся! Там у нас стукачество поощрялось, так мы научились стукачей на раз раскалывать! Но здесь-то, я думал… А раз в нашем взводе есть такой, значит, вы в каждый взвод такого подсадили. И с ним у вас «соглашение», а уж эти стукачи наверняка в школу пройдут, в благодарность за их услуги! Это ж на восемнадцать человек минимум семь стукачей получится, и что ж это за училище такое будет? Да и учиться в таком незачем! И не только в этом дело. Я действительно верил, что уж здесь будет единая команда, один за всех и все за одного, что я смогу глядеть в глаза всем товарищам и полагаться на них, что мы… ну, как один кулак будем, но если вокруг будут стукачи, то зачем мне это? Я вам вот что скажу: я жутко хотел поступить в училище, больше жизни, я землю грыз, я… я вам правду скажу, я два ответа на одном из экзаменов списал. А уж как просил директора детдома, когда нам по разнарядке пришла бумага на одно место, чтобы он мне, а не другому направление на предварительный экзамен написал. И я в этом поступлении видел шанс всей своей жизни.