Александр Тюрин

Дело чести, или Счастливый день на Марсе

На марсианское дюнное поле садился челночный корабль, похожий на елочное украшение. Из-за горы Павлина метнулся луч восходящего солнца, который, окрасив свой путь в сиреневые тона, с меткостью снайпера поразил челночный корабль в борт, подарив ему несколько мгновений звездного блеска.

На борту челнока находилось четверо смелых людей. Их знания были отточены волей и азартом, их реакции выкованы многолетними тренировками в горах и пустынях Земли, их навыки закалены в изощренных виртуальных средах, их кровь несла миллиарды нанороботов, способных уничтожить любую инфекцию. Их мотивация была усилена большой зарплатой. Все четверо были кавалерами ордена «пурпурное сердце», закаленными ветеранами минувших войн – элитных воздушно-десантных, бронетанковых и разведывательных подразделений. Все они умели сопротивляться боли. Их отношение к смерти вполне совпадало с тем, что некогда изрек Эпикур: «Когда мы есть, то ее нет, когда она есть, то нас уже нет».

Корабль-игрушка замедлил свое падение, он словно встал на сверкающий пьедестал реактивной струи. А потом как лифт небоскреба плавно, но быстро опустился на грунт.

Воздушная волна полетела в сторону исполинского купола Павлина и пропастей Валлес Маринерис. По дороге она сдула реголитовую крошку с черепа, обтянутого высохшей желтой кожей.

1

– Проснитесь, Борис Иванович, – звенящий голос возник вначале в самом сне, он принадлежал волшебнику, похожему на столб ледяной пыли, который кружился то там, то сям в разных углах тронного зала.

– Проснитесь, Борис Иванович, – снова обратилась коммуникационная система, выражая голосом нетерпение. – Экстренный вызов от лорд-протектора Ли, приоритет высший, партнер эмоционально нестабилен.

Борис Иванович с трудом поднял веки, одновременно активизировался и бимолекулярный слой, покрывающий глаза. С виртуального экрана, занимающего четверть нормального поля зрения, на него смотрело лицо американского лидера. Узкие глаза, желтоватого оттенка кожа, позади стена, которую невозможно не узнать. Овальный кабинет Белого Дома. В углу виртуального экрана бежали секунды. Тричаса пять минут петербургского времени. В Вашингтоне куда меньше.

Коммуникационная система предложила выбрать интерфейс общения. Речевой, мыслеголосовой, виртуально-клавиатурный.

Борис Иванович почувствовал, как гравитация усталости пытается снова сомкнуть его веки, как глаза «тонут»в глубине черепа.

Коммуникационная система, выждав положенные пять секунд, установила речевой интерфейс с односторонним визуальным контактом.

– Что случилось, Ли? Атомная война? Нападение страшного вируса на главную американскую водокачку? – спросил человек, лежащий в императорской кровати, человека, сидящего в изрядно запаршивевшем Овальном кабинете.

– Да нет, конечно, Боб, – несколько смущенно отозвался лорд-протектор.

– Ли, я установил линию немедленной связи для чрезвычайных случаев, – строго сказал Борис Иванович. – Не делай так, чтобы я раскаялся в этом.

– Но это действительно чрезвычайно, Боб. Ты, конечно, знаешь, что сейчас на Марсе работает пятая американская экспедиция…

– Ну да, как не знать, Ли. Я тебя уже поздравлял с этим, также как и весь твой народ.

– Дело в том… я получил очень неприятное сообщение по каналам космической сетевой связи около часа назад… Я не мог ждать утра. Ты же понимаешь, я бывший астронавт, также как и ты.

– Ладно, в чем дело, Ли? – Борис Иванович подумал, что его голос звучит слишком жестко и американский лорд-протектор, чувствующий сейчас свою вину, впоследствии может превратить ее в обиду. Что типично для людей «повелевающего» типа. Борис Иванович дал команду коммуникационной системе, чтобы она смягчала интонации с помощью дипломатического интерфейса.

– У членов нашей экспедиции было столкновение с марсианами. Один из наших, Джек Тао Бяо, мой дальний родственник, погиб.

Напряжение, исходящее от лорд-протектора, приобрело конкретную форму. Форму, смахивающую на государственное безумие, как подумалось Борису Ивановичу. Почему американец так просто вываливает вещи, которые принято скрывать за семью печатями? Неужели у него так все плохо, что он сам инициирует волну истерии, которая должна промыть мозги его подданных?

– Столкновение с кем? Честно говоря, Ли, услышав такое, я первым делом подумал, не надо ли проверить психическое состояние твоих астронавтов. Отравление, шок, передозировка модельных наркотиков, – стараясь говорить ровно и отстранено, перечислял Борис Иванович, – могли привести к ослаблению функций сознания.

– Боб, это исключено. Работает же телеметрия, датчики-имплантаты, интракорпоральные наносенсоры. Все наблюдаемые параметры сразу передаются на фобосский маршрутизатор, а дальше на узлы управляющей сети.

– Почему все-таки ты позвонил посреди ночи мне, а не его китайскому величеству, который твой стратегический партнер и тоже бывший астронавт? И, кстати, в Пекине уже утро.

– Дело в том, Боб, что эти марсиане… не китайцы.

Лорд-протектор явно сдерживал себя, может быть ему помогала в этом его коммуникационная система, но лицо американца выдавало и растерянность, и даже некоторую степень отчаяния.

– А кто ж эти марсиане – русские, что ли? Это похоже на провокацию, старина Ли. На Марсе не было и нет российских астронавтов, ты же знаешь, что мы не ведем эти дорогостоящие и малоосмысленные игры. Только автоматика, да и то в полярных областях…

– Боб, у меня видеофайл на пятнадцать минут. Сейчас я тебе его передам. Только разреши доступ в твою инфосферу.

Доступ я тебе разрешу, подумал Борис Иванович, но надо заодно поднять в воздух на боевое дежурство еще пару эскадрилий роторников и активизировать орбитальные гамма-лазерные платформы. Не нравишься ты мне сегодня, старина Ли.

2

Марсровер шел со скоростью тридцать миль в час по дюнному полю. Смешная скорость для Земли, где на любой конфедеральной трассе тебя обязывают ехать со скоростью болида. Не можешь сам, покупай автоводилу стоимостью в сто тысяч новых баксов. Но тридцать миль здесь – быстрота невероятная, которая и не снилась прошлым экспедициям.

Дюжина колес – каждое с кучей датчиков, отдельным приводом и своим управляющим компьютером, в ядре у которого добрый десяток процессоров. Все эти двенадцать систем замыкаются на бортовой гиперкомпьютер, с которым связаны навигационные спутники, стационарные и мобильные сейсмографы и много еще чего.

Казалось бы, избыточно все это. Но, кстати говоря, ничто не ездит по Марсу дольше двух недель. На тихой, как будто, планете с мощной корой и минимальной вулканической активностью жизнь невозможна, ни своя, ни пришлая. Жизнь здесь появится только через пару миллиардов лет, когда остывающее и разбухающее Солнце уже проглотит Меркурий, расплавит Венеру и испепелит все живое на Земле…

– Расстояние до «Натаниэла Йорка» сорок две марсианские мили, – сообщил бортовой гипер, вернее одна из его коммуникационных подсистем. – Скорость ветра незначительная, температура воздуха минус десять, выходы газогидрата не зафиксированы. Дюнное поле состоит из ориентированных с востока на запад продольных дюн с симметричными склонами и средней шириной в милю. Все так спокойно, что можно сыграть в скрэббл. Я достойный противник, капитан Уайт, как-никак искусственный интеллект уровня «доктор философии». Если вы не хотите напрягаться, то я просто могу развлечь вас. Вот свежий русский анекдот. Выходит Колобок из бани и говорит…

– Гипер, я не знаю, кто такой Колобок. И вообще не надо ни развлекать меня, ни играть со мной.

На самом деле капитан Уайт знал, кто такой Колобок, но он ненавидел компьютеры с назойливым интерфейсом.