Как правило, большинство авторов часто (чаще, чем им самим хотелось бы признать) попадают под влияние выдающихся личностей, встречающихся на их жизненном пути. Так, два года назад я познакомился в Новом Орлеане с забавным стариком. Он передвигался какими-то прыжками, словно упругий резиновый мячик. Глаза его сверкали от возбуждения, а белоснежные волосы разметались по плечам, как грива. Его звали Вуд Уайтселл.

Для кого-то из нас главное в жизни — это власть, для другого — деньги, для третьего — положение в обществе. Все это мало интересовало Уайтселла; он наслаждался жизнью особым образом, делая замечательные фото, которые часто обнажали истинную сущность тех, кого он фотографировал.

Деньги для него ничего не значили: мог послать к черту лучшего заказчика, если тот осмеливался задеть его профессиональную гордость. Всегда находился в процессе проведения какого-либо эксперимента, что заставляло его буквально захлебываться от восторга. Метался по своей студии, подпрыгивая на коротеньких ножках, стараясь переделать как можно больше дел за те ничтожные двадцать четыре часа, из которых состоят сутки. Питался нерегулярно, просто был слишком занят. Когда вдруг осознавал, что голоден, то чаще всего просто перебегал через дорогу в “Бурбон-Хаус”, проглатывал кусок пирога, торопливо запивая его чашкой кофе, и бегом возвращался к себе. Когда нужно было особое освещение, устраивал подсветку с помощью какого-нибудь листа жести и добивался нужного эффекта. Студия была заполнена его собственными изобретениями, которые были ничуть не хуже дорогих инструментов. Для меня он такая же личность, как и Грэмпс Виггинс, тем более что у них много общего. Я и сам не в состоянии ответить, в какой степени Уайтселл — прототип Виггинса. Сейчас могу сказать только одно: после того, как я провел зиму в Новом Орлеане и хорошо узнал Вуда Уайтселла, Грэмпс Виггинс прочно вошел в мое сознание и прямо-таки просился на бумагу. Как только я начал писать о Грэмпсе, я понял, до чего же он напоминает мне Вуда Уайтселла.

Не знаю, сколько Уайтселлу было в то время лет, но он постоянно кипел неподвластным годам энтузиазмом, был переполнен желанием достичь в своем мастерстве каких-то невиданных вершин, а ярко выраженный индивидуализм заставлял его взрываться, подобно пороховой бочке, стоило лишь чуть-чуть задеть самолюбие.

Подобно Грэмпсу Виггинсу, он воспринимал жизнь не так полно, как это свойственно более молодым людям, но одно присущее им обоим качество просто бросалось в глаза: пока они живут, жизнь в них кипит. И так до самой смерти.

Написав эту книгу, я надеюсь отдать должное Буду Уайтселлу, а также… но, нет, мой Грэмпс Виггинс не позволит мне сказать ничего такого, что бы задело его индивидуальность.

Эрл Стэнли Гарднер

Джейн Грейвен, секретарь Ральфа Дж. Прессмана, присела на туалетный столик, критически рассматривая свое отражение в зеркале. Сегодня у нее выдался тяжелый день. В середине дня Ральф Прессман неожиданно исчез из офиса и не позаботился объяснить ей, куда он собрался. В последнее время он довольно часто так поступал. А Джейн Грейвен оставалась одна лицом к лицу с тысячей и одной неразрешимой проблемой и без малейшего понятия, где искать шефа, когда он вернется или хотя бы как с ним связаться.

Но даже теперь, каким бы утомительным со своими новыми привычками не был ее босс, он не причинял ей столько беспокойства, сколько это делала его жена. Софи Прессман чрезвычайно осложняла жизнь сотрудников своего мужа, и сейчас, глядя в зеркало на свое лицо, Джейн Грейвен с неудовольствием замечала на нем легкие морщинки — следы беспокойства и раздражения, которых раньше не было.

Зазвонил телефон.

Джейн вздрогнула и взглянула на часы. Было около одиннадцати. Она немного помедлила, потом сняла трубку и сказала:

— Хэлло!

На другом конце ответил женский голос:

— Междугородный разговор, вызывают мисс Джейн Грейвен. Вы у телефона?

— Да, — ответила Джейн. — Кто говорит?

— Вызов из города Петри, Калифорния. Не вешайте трубку, пожалуйста… Соединяю, с вас шестьдесят пенсов.

Джейн услышала в трубке звяканье монеток, и девичий голос произнес:

— Можете говорить!

— Я слушаю! — повторила Джейн.

Ответа не было. В трубке царила мертвая тишина. Снова раздался голос телефонистки:

— Подождите минуту, пожалуйста!

Спустя какое-то время ее удивленный голос произнес:

— Извините, но тот, кто заказывал разговор, почему-то повесил трубку. Телефон на том конце не отвечает. Звонили из телефона-автомата в отеле “Петри”.

— А он назвался? — спросила Джейн.

— Да, конечно. Он назвал свое имя: Ральф Прессман.

Целый час после этого звонка Джейн не отходила от телефона, надеясь, что Прессман перезвонит. Так и не дождавшись звонка, она погасила свет и отправилась спать.

А там, в Петри, человек, хотевший поговорить с Джейн, торопливо повесил трубку, заметив в коридоре знакомое лицо. Заговорить с Джейн он не рискнул. Торопливо покинув отель, он отъехал на несколько миль от города и снял комнату в каком-то жалком, Богом забытом мотеле, где и провел одну из самых спокойных в этом месяце ночей.

Джордж Карпер свято верил в то, что каждого человека можно купить, если знать цену; другое дело, что эту цену он принципиально не платил. Он всегда выжидал, чтобы заполучить нужного ему человека путем какой-то сделки.

В этот день, хотя на часах уже было четверть двенадцатого, Джордж Карпер еще сидел за письменным столом. Перед ним на столе лежала папка сообщений, а точнее, целое досье на Харви Л. Стэнвуда, бухгалтера, финансового агента и, вообще говоря, правую руку Ральфа Прессмана.

Это досье собиралось в течение последних трех месяцев. Оно стоило довольно дорого, но зато в нем были упомянуты малейшие детали жизни и деятельности Стэнвуда.

Карпера, собственно, интересовал не Стэнвуд лично, а та сфера деятельности Прессмана, связанная с добычей нефти, которая и заставила его отправится в Петри, округ Санта-Дельбарра, в сотне миль от побережья.

Закуривая сигару, Карпер бросил мельком взгляд на часы. Одиннадцать пятнадцать. Для Карпера было обычным делом засиживаться за делами до трех-четырех часов утра, размышляя, строя планы и обдумывая козни против своих врагов. Хладнокровный, рассудительный реалист, Карпер замышлял только то, что было выполнимо. Он был практичный человек: то, что было нереально, его не устраивало.

Но теперь тем не менее Прессман держал Карпера в тисках — и весьма крепко. Хотелось бы ему знать, что задумал Прессман.

Карпер снова вернулся к досье Стэнвуда, и очень скоро у него созрело решение. С утра он позвонит молодому Харви Стэнвуду и пригласит его на ленч.

В небольшом фермерском домике, в восьми минутах от Петри, лежал без сна Хью Сондерс.

Легкий ночной ветерок шевелил оконные занавески. Он доносил до Сондерса аромат эвкалипта и цветущих апельсиновых деревьев — настоящий запах местности. Ранчо Сондерса представляло собой небольшой участок плодородной земли — тщательно возделанной, орошенной, содержащейся в образцовом порядке. А на холме, в сотне ярдов от окна спальни Сондерса, казалось, упиралась в ночное небо нефтяная вышка… По решению суда Прессман получил право поставить ее на этом месте.

Сондерс стиснул тяжелые кулаки. Ах, если б он мог добраться до глотки Прессмана… Но спокойно, спокойно! Такие мысли не доведут до добра.

Сондерс повернулся на другой бок, так чтобы не видеть окна и в нем силуэта ненавистной нефтяной вышки. По его телу разливалась приятная усталость после целого дня тяжелой работы на своей земле. И ведь всего-то только последние два месяца ему стало трудно засыпать. И вот сейчас: прошел уже час, если не больше, как он лег, а сна все не было. Он приподнялся на локте и взглянул на светящийся циферблат часов, лежавших на тумбочке рядом с кроватью, — одиннадцать с четвертью.