– И все-таки мне кажется, – проговорила мисс Марпл, – что она слишком хороша; в такое с трудом верится. На вашем месте я бы... короче, была бы поосторожней.

Лавиния Скиннер, очевидно, не поняла смысла этого замечания.

– О! – воскликнула она. – Уверяю вас, я делаю все, чтобы ей у нас было хорошо. Не знаю, что с нами станется, если она уйдет.

– Не думаю, что ее уход произойдет раньше, чем она к нему подготовится. – И мисс Марпл очень пристально посмотрела на собеседницу.

– Если домашние дела не доставляют беспокойства, – проговорила мисс Лавиния, – это снимает с нас такое бремя, правда ведь? А как у вас поживает малышка Эдна?

– У нее все хорошо. Не слишком-то много мозгов, конечно. Не то что у вашей Мери. Зато я знаю о ней все, потому что она из нашей деревни.

Уже выходя, она услыхала громкий раздраженный голос пресловутой страдалицы: «Зачем вы дали компрессу высохнуть?! Доктор Аллертон предупредил особо, что его надо постоянно смачивать. Ну ладно, ладно, хватит. А теперь хочу чашку чая и вареное яйцо – запомните, его нужно варить ровно три с половиной минуты, и пришлите ко мне мисс Лавинию».

Мери, всегда готовая услужить, появилась в дверях спальни и, сказав Лавинии: «Мисс Эмили зовет вас, мадам», – пошла к входной двери, чтобы открыть ее для мисс Марпл, а по дороге помогла ей надеть пальто и подала зонтик – все самым безупречным образом.

Мисс Марпл взяла зонтик, уронила его, попыталась поднять, выронила сумочку, да так, что она раскрылась. Мери терпеливо начала собирать разные вывалившиеся из нее вещицы – носовой платок, ежедневник, старомодный кожаный кошелек, пару шиллингов, три монетки помельче и, наконец, обсосанный кусочек полосатого мятного леденца.

Мисс Марпл посмотрела на него с некоторым смущением.

– О, господи, – проговорила она. – Его, должно быть, подложил мне у миссис Клемент ее сынишка. Помню, он все время его обсасывал, а потом стал играть с моей сумкой. Тогда, наверное, и засунул. Ужасно липкий, правда?

– Мне взять его, мадам?

– Вы будете так любезны? Большое спасибо.

Последним, что поднесла Мери владелице сумочки, оказалось зеркальце, обретя которое вновь мисс Марпл воскликнула радостно:

– Какое счастье, что оно не разбилось.

Засим она отбыла, оставив Мери почтительно стоять у дверей с абсолютно бесстрастным лицом; в руке она держала обсосок полосатого леденца.

Еще десять дней жители Сент-Мери-Мид продолжали выслушивать восторги о блестящих достоинствах редкого сокровища, обретенного мисс Лавинией и мисс Эмили.

На одиннадцатый день деревня проснулась в большом волнении.

Мери, этот бриллиант, образец совершенства, исчезла! Ее кровать осталась несмятой, а передняя дверь – приоткрытой. Беглянка потихоньку выскользнула ночью.

Пропала не только Мери! Вместе с нею пропали две броши и пять колец мисс Лавинии, а также три кольца, подвеска, браслет и четыре броши, принадлежавшие мисс Эмили! То был только пролог катастрофы.

У миссис Деверо пропали бриллианты, которые она хранила в незапертом ящике комода, и ценные меха, недавно подаренные ей на свадьбу. У судьи и его жены тоже взяли драгоценности и порядочную сумму денег. Больше всех пострадала миссис Кармайкл. У нее в квартире имелись не только очень дорогие камни, но и большие деньги, которые пропали. У Дженнет был выходной вечер, а ее хозяйка привыкла в сумерках бродить по садам, подзывать птиц и бросать им крошки. Так выяснилось, что Мери, эта чудо-служанка, имела ключи от всех квартир!

Нужно признаться, что происшедшее доставило обитателям Сент-Мери-Мид немало злорадного удовольствия. Ведь мисс Лавиния так хвасталась своей расчудесной Мери.

«А на самом деле, боже мой, она была обыкновенной воровкой!»

Последовали и новые прелюбопытнейшие открытия. Мери не просто растворилась в пространстве, вдобавок и агентство, которое прислало ее и поручилось за ее надежность, забило наконец тревогу и обнаружило, что та Мери Хиггинс, которая к ним обратилась и относительно которой они получили рекомендательные письма, на самом деле никогда не существовала. То было действительно имя добропорядочной служанки, которая прежде жила у некой добропорядочной сестры старшего священника, да только настоящая Мери Хиггинс преспокойно продолжала жить в своем Корнуолле, в маленьком городишке.

– Чертовски умна, та еще штучка, – вынужден был признать инспектор Слэк. – И если хотите знать мое мнение, эта дамочка работает с целой шайкой. Год назад в Нортумберленде произошел очень похожий случай. Дело не раскрыли, и она осталась на свободе. Ну уж мы-то не попадем впросак в отличие от ребят из Мач-Бенхэма!

Инспектор Слэк всегда был уверен в себе. Тем не менее прошло несколько недель, и Мери Хиггинс могла праздновать победу, ведь она оставалась на свободе. Напрасно инспектор Слэк удвоил энергию и напрочь перестал соответствовать собственной фамилии [1].

Мисс Лавиния не переставала лить слезы. Мисс Эмили была так огорчена и так встревожена состоянием собственного здоровья, что даже послала за доктором Хейдоком.

Вся деревня пребывала в ужасном волнении, желая узнать его мнение о том, насколько оправданы претензии мисс Эмили считаться больной, но ведь нельзя спрашивать о таких вещах напрямик. Однако через посредство мистера Мика, помощника аптекаря, который иногда бывал в обществе Клары, служанки миссис Прайс-Ридли, произошла утечка информации. Тогда и узнали, что доктор Хейдок прописал микстуру, главными компонентами которой являлись асафетида и валериана, и которая, как утверждал мистер Мик, употреблялась в армии как главное средство для лечения симулянтов!

Вскоре стало известно, что мисс Эмили, не вполне удовлетворенная тем вниманием, которое оказал ей доктор, заявила, что при том состоянии здоровья, в котором она пребывает, благоразумие велит ей находиться в Лондоне, поблизости от врача-специалиста, разбирающегося в ее болезни. Это, по ее словам, было и в интересах Лавинии.

Квартира была сдана в поднаем.

Несколько дней спустя мисс Марпл зашла в полицейский участок в Мач-Бенхэме и спросила, можно ли ей повидать инспектора Слэка; вид у нее был взволнованный, на щеках горел румянец.

Инспектор Слэк недолюбливал мисс Марпл, но имел основания полагать, что главный констебль, полковник Мелчетт, придерживается иного мнения. Поэтому он ее принял, хотя и неохотно.

– Здравствуйте, мисс Марпл, чем могу быть полезен?

– Простите меня, – проговорила мисс Марпл, – кажется, вам некогда.

– Куча работы, – ответил инспектор, – но могу уделить несколько минут.

– Еще раз простите, – извинилась мисс Марпл, – тогда постараюсь рассказать покороче. Хотя порой, знаете ли, так непросто все объяснить в трех словах, вы не находите? Нет, думаю, навряд ли. Но, понимаете ли, я не получила современного образования... Меня учила обыкновенная гувернантка – так, ничего особенного, из тех, кто заставляет детей запоминать даты правления королей Англии и вообще рассказывает понемногу обо всем... По доктору Бреверу... Три вида заболеваний пшеницы... Во-первых, такое заболевание, как блайт; в этом случае она просто вянет; во-вторых, мучнистая роса... постойте-ка, а что же в-третьих? Не то ржавчина, не то головня?

– Вы пришли говорить со мною о головнях и ржавчине? – спросил инспектор Слэк и вдруг покраснел.

– О, нет, нет, – поспешно открестилась мисс Марпл от всяких попыток развить данную тему. – Это лишь к слову, для примера. Ну, там еще, как иголки разные изготовляют и все такое. Словом, вокруг да около, пространные рассуждения, но совершенно не приучает концентрировать внимание на чем-то действительно важном. А это мне как раз и предстоит сделать, ведь речь пойдет, как вы понимаете, о Глэдис, горничной мисс Скиннер.

– Мери Хиггинс, – поправил ее инспектор Слэк.

– Ну да, так звали вторую горничную, но я имею в виду именно Глэдис Холмс. Девица довольно нахальная и слишком увлечена собой, однако действительно кристально честная, и последнее настолько важно, что прошу обратить на данный факт особое внимание.