В это мгновение лежащий снова открыл глаза. Он перевел взгляд с доктора на Юлиана Хармона и с него на его жену. Умирающий стал вглядываться в ее лицо. Гриффитс шагнул к нему и настойчивым тоном сказал:
– Не могли бы вы объяснить нам...
Но незнакомец, не отрывая глаз от хозяйки дома, пробормотал слабым голосом:
– Прошу... прошу...
Затем по его телу прошла легкая дрожь, и он умер...
Сержант Хейес лизнул карандаш и перевернул страницу блокнота.
– Итак, это все, что вы мне можете рассказать, миссис Хармон?
– Да, все, – сказала Пончик. – Вот вещи из его карманов.
На столе рядом с локтем сержанта Хейеса лежали бумажник, видавшие виды старые часы с инициалами В.С. и обратный билет до Лондона. Ничего больше.
– Удалось выяснить, кто он? – осведомилась Пончик.
– В полицию звонили некие мистер и миссис Экклз. По-видимому, он ее брат. Убитого звали Сэндборн. В последнее время у него были проблемы и со здоровьем, и с нервами. Недавно он почувствовал себя хуже. Позавчера вышел из дома и не вернулся. И у него был револьвер.
– А здесь он сошел с поезда и застрелился, – подхватила собеседница. – Но почему?
– Ну, понимаете ли, у него была депрессия...
Пончик не дала ему договорить.
– Я не о том. Я спрашиваю: почему он оказался здесь?
Поскольку сержант Хейес явно не знал ответа на сей вопрос, он предпочел ответить уклончиво:
– Он приехал автобусом, что прибывает в пять десять.
– Приехал, но почему? – настаивала Пончик.
– Не знаю, миссис Хармон, – сдался наконец сержант Хейес. – Это нельзя объяснить. Если рассудок помрачен...
Но Пончик докончила вместо него:
– То это можно сделать где угодно. И все-таки, мне кажется, необязательно садиться на автобус и ехать в такую глушь, как наша. Ведь он, кажется, здесь никого и не знал?
– Трудно сказать наверняка, – промямлил сержант.
Он виновато покашлял и проговорил, вставая со стула:
– Собственно говоря, если вы, мэм, не возражаете, то, может быть, вы позволите, чтобы мистер и миссис Экклз приехали поговорить с вами.
– Конечно, не возражаю, – отозвалась Пончик, – само собой разумеется. Но только что я могу им сказать?
– Ну, вы уж там как-нибудь, – порекомендовал сержант.
– Единственное, что утешает, – проговорила Пончик, провожая его до крыльца, – что это не убийство.
К воротам подъехал автомобиль. Взглянув на него, сержант Хейес предположил:
– Похоже, миссис и мистер Экклз уже добрались сюда, мэм, чтобы потолковать с вами.
Жена священника поняла, что ей придется хорошенько заставить себя выполнить эту нелегкую повинность. «В конце концов, – подумалось ей, – я всегда могу позвать на помощь Юлиана. Когда люди теряют близких, служитель церкви всегда окажется кстати».
Пожалуй, она не смогла бы сказать ясно, какими она представляла себе мистера и миссис Экклз, однако, приветствуя их, она не могла отделаться от чувства, что сильно удивлена. Мистер Экклз оказался тучным багровощеким мужчиной, который в иных обстоятельствах, вероятно, был жизнерадостным весельчаком. Миссис Экклз наверняка обожала выставлять себя напоказ, хотя сейчас это не слишком бросалось в глаза. Отличительной чертой ее внешности был маленький злой рот с поджатыми губами. Ее голосок звучал высоко и пронзительно.
– Можете сами представить, миссис Хармон, какой это был страшный удар, – произнесла она.
– Конечно, – ответила Пончик, – понимаю. Прошу вас, садитесь. Могу ли я предложить вам... хотя, пожалуй, для чая еще рановато...
Мистер Экклз сделал протестующий жест пухлой ручкой.
– Нет, нет не утруждайте себя ради нас, – возразил он. – Мы и так вам обязаны; уверяю, вы так любезны. Мы просто хотели... ну... вы понимаете... что там сказал бедняга Вильям и все такое?
– Он долго пробыл за границей, – принялась объяснять миссис Экклз, – и я уверена, что его жизнь там была не сахар. Очень уж он тихим стал, когда вернулся домой, все время в депрессии. Заявлял, что мир не стоит того, чтобы в нем жить, что ему не к чему стремиться и нечего ждать. Бедный Вилли, он вечно хандрил.
Пончик ничего не ответила, но посмотрела на них пристально.
– Представляете, стянул револьвер мужа, – продолжила миссис Экклз через секунду-другую. – Ничего не сказал. Потом приезжает сюда на автобусе. Думаю, очень мило с его стороны. Не захотел сделать это в нашем доме.
– Ах, бедняга, – вздохнул мистер Экклз, – но не нам его осуждать.
Опять повисла короткая пауза, после которой мистер Экклз продолжил:
– Он оставил какую-нибудь записку? Что-либо на прощанье, хоть несколько слов? – И он пристально посмотрел на хозяйку дома ясными глазками, довольно похожими на поросячьи.
Миссис Экклз между тем подалась вперед, словно с нетерпением ожидала ответа.
– Нет, – спокойным голосом ответила Пончик. – Он пришел умирать в церковь, желая найти убежище в святом месте.
– Убежище? – переспросила миссис Экклз, и в ее голосе прозвучало непонимание. – Убежище? Кажется, я не вполне...
Ее перебил мистер Экклз:
– В святом месте, дорогая, – нетерпеливо разъяснил он, – вот что имеет в виду супруга священника. Ты же ведь знаешь, самоубийство – грех. Думаю, он хотел помолиться Богу о прощении.
– Перед самой смертью он пытался что-то сказать, – припомнила Пончик. – «Прошу...» – начал он, да так и не смог закончить.
Миссис Экклз приложила к глазам носовой платок и потянула носом.
– О, господи, – проговорила она. – Как это жутко трогательно, правда?
– Ну полно, полно, Памела, – отозвался муж. – Не принимай чересчур близко к сердцу. Тут уж ничем не поможешь. Бедный Вилли. Теперь наконец он обрел покой. Большое вам спасибо, миссис Хармон. Надеюсь, мы не слишком оторвали вас от дел. Мы понимаем, как много их у жены священника.
На прощанье они пожали ей руку. Уже уходя, Экклз неожиданно обернулся к ней и сказал:
– Ах да, вот еще что. Надеюсь его одежда у вас?
– Одежда? – нахмурилась Пончик.
– Ну да, – пришла на помощь мужу миссис Экклз, – нам бы хотелось забрать все его вещи. Мы, знаете, так сентиментальны.
– У него в карманах лежали часы, бумажник и железнодорожный билет, – сообщила Пончик. – Я отдала их сержанту Хейесу.
– Тогда все в порядке, – сказал мистер Экклз. – Надеюсь, он их нам передаст. Все, что нам нужно, должно быть в бумажнике.
– Там находилась только однофунтовая банкнота, – возразила Пончик, – больше ничего.
– Никаких писем? Ничего вроде этого?
Пончик покачала головой.
– Что же, тогда еще раз спасибо, миссис Хармон. А вот насчет пиджака – наверно, полицейский тоже его забрал или как?
Пончик нахмурила брови, напрягая память.
– Нет, – проговорила она. – Кажется, нет... Дайте-ка припомнить. Мы с доктором сняли его, чтобы осмотреть рану. – Она обвела комнату рассеянным взглядом. – Должно быть, я унесла его наверх вместе с тазиком и полотенцами.
– Если не возражаете, миссис Хармон, то мне бы хотелось... Он будет нам дорог... Этот пиджак, видите ли, последняя вещь, которую он носил. Поймите, жена у меня такая сентиментальная по этой части.
– Разумеется, – согласилась Пончик. – Однако не почистить ли мне его сперва? Боюсь, он довольно сильно... как бы... запачкан.
– О нет, нет, нет, это ничего.
Пончик нахмурилась.
– Тогда дайте сообразить, где... Простите, я на минутку. – Она поднялась наверх и вернулась лишь через несколько минут. – Простите, – произнесла она, переводя дыхание. – Женщина, что помогает мне по хозяйству, положила его вместе с другой одеждой, приготовленной для чистки. Я не сразу нашла. Вот он. Сейчас заверну в оберточную бумагу.
Она проделала это, несмотря на протесты, и после нового прощания, сопровождающегося еще одним излиянием слов благодарности, Экклзы отбыли.
Возвращаясь от входной двери, Пончик медленно пересекла прихожую и прошла в кабинет. Преподобный Юлиан Хармон оторвался от сочинения проповеди и поднял на нее потеплевший взгляд. Он уже было совсем испугался, что его так и оставят блуждать в лабиринтах политических отношений между Иудеей и Персией времен царя Кира.