Чуть седой, как серебряный тополь,
Он стоит, принимая парад.
Сколько стоил ему Севастополь,
Сколько стоил ему Сталинград…
* * *

История дела такова. Я уже знал об очередном карповском открытии, а он — о моем отношении к нему. Однако 1 марта 1997 года он привез мне свою трилогию о Жукове, и на случай, если бы не застал меня дома, приложил письмо, в котором сетовал на молчание критики. Оно, видимо, было для В. Карпова трудно переносимо. За долгие годы пребывания на самых высоких постах в литературе (вплоть до первого секретаря Правления Союза писателей СССР), в партии (член ЦК), и органах государственной власти (депутат Верховного Совета СССР) он уж очень привык к постоянным и самым возвышенным похвалам. Но, увы, я достоинствами его трилогии «не проникся». Здесь не буду говорить о ней в целом, а скажу лишь о помянутой байке. Она уж очень характерна для уровня всей трилогии. Но сперва — несколько фактов, тоже дающих представление об осведомленности автора.

В «Генералиссимусе» он пишет, например: «25 мая 1945 года состоялся прием в честь командующих войсками Красной Армии». И повторяет: «25 мая…» (т. 2. с. 385). На самом деле этот знаменитый прием, на котором Сталин провозгласил великий тост «за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа», состоялся 24 мая (Собр. соч. М. 1997. Т. 15, с. 228). Обязан же знать это автор, всю жизнь пишущий о войне. Как обязан знать и то, скажем, что приказ «Ни шагу назад» был под номером 227, а не 277 и т. д.

В трехтомнике «Маршал Жуков» читаем уже о Параде Победы, состоявшемся 24 июня: «После парада был дан прием для его участников. Именно на этом (!) приеме фронтовые соратники вдруг обнаружили, что их Верховный не имеет звания Героя Советского Союза…» (т. 1, с. 83). Но в «Генералиссимусе» автор уверяет, что это было на приеме 24 мая, да еще вздувает градус: «Участники торжества обратили внимание на то, что у Верховного главнокомандующего — нет наград!.. Они пируют, украшенные многими наградами, у некоторых по две, даже по три Геройских Звезды, а у Сталина, который совершил для победы больше любого из присутствующих, нет боевых наград!» (т. 2, с. 386).

Поразительно! Ведь пишет биографии полководцев и сам очень внимателен к наградам, особенно к своим… Еще в 1919 году Сталин получил боевой орден Красного Знамени за Царицын. А в Отечественную войну был награжден в 1944 году вторым орденом Красного Знамени, в 43-м — орденом Суворова первой степени после того, кстати, как этот орден уже дважды получил Жуков (28.1.43 и 28.7.43) и один раз — Василевский (28.1.43), а 29 июля 44-го опять же после Жукова и Василевского (одновременно — 10.4.44) Сталин награжден первым орденом «Победа». Второй орден «Победа» он получит уже после окончания войны (26.6.45) и снова после Жукова (30.3.45), но раньше Василевского (8.9.45). К тому времени получили орден «Победа» маршалы Рокоссовский и Конев (одновременно — 30.3.45), Малиновский и Толбухин (одновременно — 26.4.45), Говоров (31.5.45), Тимошенко (4.6.45), Мерецков (8.9.45) и генерал армии Антонов.

* * *

Однако перейдем к существу дела. В «Маршале Жукове» В. Карпов пишет: «12 июня 1945 года Калинин вручил Жукову третью Золотую Звезду… С позиции нашей нынешней осведомленности (Радзинского начитался. — Авт.) формулировка в Указе о награждении наводит на размышление. Текст Указа несомненно (откуда такая уверенность? — Авт.) продиктовал Сталин, кто ж еще может давать оценку заместителю Верховного» (С. 80).

Больше ему делать было нечего… Да неужели М.И. Калинин один или вместе с секретарем Президиума Верховного Совета А.Ф. Горкиным сами не могли составить Указ? Они же не оценку Жукову давали, не характеристику своему подчиненному писали, а составили официальный текст, который имел свою стойкую традицию: «За образцовое выполнение боевого задания командования» и т. д.

Но разведчик Карпов не верит, он преисполнен бдительности: «Текст Указа гласил: „за образцовое выполнение боевых заданий Верховного Главнокомандования по руководству операциями в районе Берлина“». «Вдумайтесь с эти слова, — взывает к нам разведчик, — и вы без труда уловите, что они просто оскорбительны» (там же). Действительно, вдумайтесь: маршала награждали третьей Звездой Героя с целью оскорбить! Вот до чего может довести непомерное чтение Радзинского или мил-дружка Волкогонова.

Но что же все-таки мерещится Карпову? А вот: «Жукову дают награду не за победу (?) в Берлинской операции, а за исполнительность, не за высокое полководческое искусство (?), а за образцовое выполнение боевых заданий, которые давал Сталин» (там же).

Какая демагогия, замешанная на злобе! Повторяю: такова была традиционная исходная формулировка, за которой могли стоять самые разные дела и обстоятельства. Подробности в таких документах, вроде рассуждений об искусстве, абсолютно ни к чему, их и не бывает. Надо же понимать разницу между характеристикой или описанием боевой операции, с одной стороны, и Указом о награждении — с другой. И в нем прямо говорилось о личном руководстве Жукова операциями, а не об «исполнительности» при осуществлении указаний Сталина, которые, кстати, были, как известно, и имели весьма важное значение.

Карпов продолжает свои язвительные художества, которые не имеют никакого отношения к Сталину, но ярко высвечивают внутреннюю суть самого автора. Вот, мол, получив третью Звезду, явился Жуков к Сталину. «Надо полагать, он поздравил маршала и обмыли они эту награду. А в глубине души Сталин, может быть, тешил свое болезненное самолюбие, вспоминая „формулировочку“ Указа о награждении, которую он (?) сочинил для истории» (там же). Да, в этих рассуждениях бесспорно есть нечто болезненное: Карпов меряет Сталина на свой аршин! Как сам обмывал, поди, все награды, начиная с медали «За боевые заслуги», полученной в двадцать лет, и кончая второй (самодельной) Звездой Героя, в восемьдесят лет преподнесенной ему Сажи Умалатовой через голову президента, так думает, и Сталин в шестьдесят пять лет не мог без выпивона даже по случаю чужой награды. Как сам интриговал, так и Сталина изображает интриганом.

Всю эту запредельную эманацию карповского интеллекта можно сопоставить разве что с такой же эманацией Леонида Млечина в книге «Иосиф Сталин и его маршалы» (М., 2004). Он пишет: «4 мая 1941 г. Политбюро утвердило секретное постановление „Об усилении работы советских центральных и местных органов“» (с. 380). Почему «утвердило», а не «приняло»? Ведь утверждается постановление какой-то нижестоящей инстанции, но тут — ничего подобного, выше Политбюро был только Бог. Просто автор не понимает, что пишет. А почему секретное? Ответа нет…

Так вот, 4 мая, уверяет автор, Молотова секретно освободили от поста председателя правительства, а Сталина секретно назначили на этот пост. Но через день Политбюро почему-то решило рассекретить свое постановление, и 6 мая оно было опубликовано в виде Указов Президиума Верховного Совета. Второй Указ, уверяет историк-самоучка Л. Млечин, был составлен «в довольно пренебрежительном тоне». Как и Карпов, самоучка не понимает, что Указ высшего органа власти это не письмо сопернику или возлюбленной, и никакие эмоции в нем не мыслимы. Вот этот Указ: «Ввиду неоднократного заявления тов. Молотова о том, что ему трудно исполнять обязанности Председателя Совнаркома наряду с выполнением обязанностей Наркома Иностранных Дел, удовлетворить просьбу тов. Молотова В.М. об освобождении его от обязанностей Председателя Совнаркома».

Где, в чем здесь хоть крупица пренебрежительного тона? Ученик разведчика Карпова копает-сопит, сопит-копает и выкапывает: «В словах о том, что Молотову „трудно“ быть главой правительства, звучало очевидное осуждение его небольшевистской слабости. Сталин же не жалуется, что ему трудно руководить и партией, и правительством. Формулировки важнейших Указов принадлежат самому Сталину. Значит, он не упустил случая принизить роль Молотова в глазах народа» (там же). Вот она, хитроумная карповщина в чистом виде! Там — оскорбление Жукова, здесь — унижение Молотова…