Ничего он не соображает. Чтобы еще разукрасить фашистский триумф, пишет: «Тимошенко попал в Вяземский котел». И что — погиб там? Он даже не знает, где Вязьма. Так слушай сюда: это на полпути между Смоленском и Москвой, тогда, в октябре, — Западный фронт, а Тимошенко был за сотни верст на Юго-Западном.
И ведь ни слова о том, чем закончился для немцев в декабре 41-го их полугодовой триумфальный трюх-трюх на Москву. Ни словечка! Вот шулерская манера! Прочитает эту обрезанную историю молодой читатель и в лучшем случае ничего не поймет.
И если о разгроме немцев под Москвой — ни слова, то о победе в Курской битве — сквозь зубы: «устояли». И только? А что же дальше было? В честь чего 5 августа 1943 года был дан первый салют в Москве, потом еще 353 салюта? Молчание. Победный марш Красной Армии на Берлин ему неинтересен. А ведь статью-то газета заказала к большому юбилею Победы. А он написал лишь о начале войны да еще и наврал с три короба.
Опять же с чужих слов долдонит: «Мы научились воевать, только поверив в победу под Сталинградом». Во-первых, народ верил в победу даже в те дни, когда немцы стояли в 27 верстах от Москвы, а потом — на Волге. Иначе борьба была бы невозможна. Во-вторых, естественно, что такой мыслитель соглашается признать умение Красной Армии воевать только с той поры, как настало время ее побед. Но понять, что и умелая, храбрая армия может терпеть неудачи, как мы в 1941–1942 годах, он неспособен.
А вот еще один великий писатель решил поведать нам о войне и о Сталине в фильме вездесущей телебалаболки Сорокиной. В первом же кадре появляется Даниил Гранин и уверенно объявляет: «По всем данным войну с Германией мы должны были проиграть». Я сразу и подумал: понимает он, что сказал? Это по каким же «данным»? По историческим? Но Россия всегда изгоняла захватчиков. По экономическим? Но СССР к 1941 году стал могучей мировой державой. По отсутствию патриотизма в народе? Об этом и говорить смешно. Остается, разве что, один довод — арифметический: коли Германия разбила войска чуть ли не дюжины стран Европы, то как же она может не одолеть еще одну, 13-ю по счету — Россию! Это излюбленная мысль Гранина, он и на страницах «Новой газеты» вложил ее в уста какого-то безымянного «старика с кошелкой»: «Как мы сумели победить, ума не приложу!»
Конечно, не только на Западе, но и у нас были люди с кошелками и без кошелок, думавшие так же. Представление об этом дает, например, сводка УНКГБ по Москве и Московской области о реакции населения на речь И.В. Сталина по радио 3 июля 1941 года, приведенная в интереснейшем документальном издании «Органы госбезопасности в Великой Отечественной войне».
Вот что говорили иные москвичи. А.И. Шифман, научный сотрудник Института мировой литературы, специалист по Толстому и, между прочим, в недавнем прошлом мой сосед: «Всему крах. Положение на фронте безнадежное. Куда же девалась доблесть Красной Армии?» Израелит (не отец ли Кириенко?), юрисконсульт: «Правительство прохлопало германское наступление в первый день войны, и это привело к дальнейшему поражению и колоссальным потерям… СССР оказался в кольце, выхода из которого не видно». Перельман, инженер: «Все эти речи, мобилизация народа, организация ополчения не спасут. Видимо, в скором времени немец займет Москву». Майзель, редактор издательства «Физкультура и туризм»: «Немцы вплотную подходят к Москве. Все эти разговоры о народном ополчении — детские и наивные забавы. СССР накануне решающих событий». Карасик, служащий: «Неизбежен крах, неизбежна потеря Москвы. Все, что мы строили 25 лет, все оказалось мифом» (т. 2, кн. 1, с. 168). Научный сотрудник, юрист, инженер, редактор… Как видим, пораженческое настроение, увы, было характерно для некоторых представителей интеллигенции.
Однако мы не просто победили Германию, а разбили наголову и вынудили ее армию к безоговорочной капитуляции.
И тогда, в июле 41-го, трудовой народ верил в победу, о чем свидетельствует та же сводка УНКГБ. А. Рассказов, рабочий фабрики пластмасс: «Чеканная, теплая речь вождя. В ответ хочется еще лучше работать». Хенкинс, служащая: «Весь народ, все, как один, станут на защиту родины… Враг будет разбит». Дорохин, служащий НКПС: «При таком вожде наш народ победит». Непринцев, рабочий карбюраторного завода: «После речи тов. Сталина настроение у народа поднялось. Мы победим». Иванушкин, рабочий троллейбусного парка: «В ответ на речь тов. Сталина я иду добровольцем в Красную Армию и, не щадя своей жизни, буду уничтожать фашистских гадов. Прошу перечислить мой заработок в фонд обороны» и т. д. (там же, с. 167–168).
Да, мы победили. Как же это случилось? Гранин уверяет: «Войну выиграла не армия, а народ!» И опять вопрос: соображает, что вытащил из своей кошелки? Ведь это разделение и противопоставление нелепо! Разве армия не народ? Или она у нас состояла из наемных швейцарцев? Или Жуков, Василевский и Рокоссовский командовали толпами с вилами, косами и серпами? Представьте себе, Гранин уверяет, что сам видел, как ленинградцы шли на фронт с косами. Ну подумал бы старче: где взять кос хоть на один батальон в большом современном городе? И что можно было делать косами на фронте — танки косить?
«Всегда (!), — говорит писатель, — правда о войне меняется». И дополняет это открытие еще и таким всеохватным афоризмом: «Каждая (!) война рано или поздно становится грязной». По поводу второго афоризма, полагая бесполезным углубляться в него, заметим только, что, следовательно, Гранин считает себя участником Грязной войны, а я, как и миллионы моих сограждан, был на Великой Отечественной.
Что же до первого афоризма, то как его понимать — меняется правда о войне, т. е. сама суть или ее оценка, восприятие? За два века что кардинально изменилось в правде, допустим, о войне Двенадцатого года? Я знаю только два факта. Первый: Солженицын в своем полубессмертном «Архипелаге» уверяет, что «из-за полесских болот и лесов Наполеон так и не нашел Москвы». Ну, это кардинально!
Второй — вот у Гранина. Но это, точнее, не о войне, а о романе «Война и мир»: «Французы для Толстого были не только оккупантами, но и людьми, которые страдали, мучились». Сударь, назовите хоть одного француза из романа, который, грабя и убивая русских, страдал бы да мучился. «Толстой относился к французам как к несчастным людям, втянутым в кровопролитие». Хоть один пример несчастного захватчика! Хоть одну цитатку о сочувствии Толстого ко втянутому супостату! Право, такое впечатление, что человек до 85 лет так и не прочитал великий роман, но где-то нахватался благостно-розовых, умильно-пошлых представлений о нем. Не у Хакамады ли? На этот случай я выпишу для них краткие реплики двух главных, самых дорогих Толстому персонажей его эпопеи — Кутузова и князя Андрея. Первый говорит второму: «Верь моему слову, будут у меня французы лошадиное мясо есть!» И ели. Мучались, страдали втянутые, но ели.
Князь Андрей говорит другу Пьеру Безухову: «Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все…» Вот что такое Толстой, и его отношение к несчастным французским захватчикам.
Гранин написал предисловие к книге немецкого «писателя-солдата» по фамилии Стахов. Чем книга его привлекла и умилила? А тем, что «в ней отсутствует ненависть к русским». Вы только подумайте, как трогательно: разорвав все договоры, вломились в наш дом, грабили, жгли, угоняли в рабство, истребляли и, оказывается, при этом были среди них такие, что не испытывали никакой ненависти, а просто исполняли приказы. Как же не порадоваться! Как не написать благостное предисловие в полной уверенности, что и Толстой написал бы.
А что важное, основополагающее изменилось в правде о Великой Отечественной? История войны, говорит, «бесстыдно обросла враньем». Но тут же, опровергая себя, показывает на конкретных данных, как со временем уточнялись цифры наших утрат. Наконец, называет 27 миллионов. И однако: «Но и к этой цифре доверия нет! Расчеты не приведены…» Ну что с ним делать! Ему, видно, для полной веры требуется 47 миллионов. А вы, сударь, верите цифрам холокоста? — спрошу я его, как спрашивал Бориса Васильева? Почему не требуете и тут расчетов? А ведь они есть и очень впечатляющие: от 200 тысяч число жертв со временем выросло до 6 миллионов. Почему не протестуете?
