В последнее время, — продолжал Сталин, — много ранений в пах, при которых атрофируются ноги. Чтобы избежать таких поражений, надо удлинить открылки у щитка, чтобы защитить и эту часть тела».

Да, это вам не рылом в татарскую сметану… Знания Сталина, его отеческая дотошность это важное слагаемое того факта, что во время Великой Отечественной у нас были лучшие, чем у врага, танки, самолеты, орудия, автоматы…

Вот такие качества руководителя страны, а не умение кататься на лыжах с крутых горок да щеголять в тельняшках ценит народ. Наш знаменитый пушечник В. Г. Грабин рассказывает, как в 1935 году на полигоне Сталин выбирал для принятия на вооружение Красной Армии тип пушки. Дело было уж очень не простое и крайне важное. И он сделал выбор! Как показал опыт Отечественной войны это был единственно верный, оптимальный выбор…

Frankfurter Allgemeine со ссылкой на кремлевские источники пишет, что газ для штурма Дворца культуры на Дубровке «президент Путин выбирал лично». Итог известен: 137 погибших заложников… А как хорошо бы прежде испробовать на себе или хотя бы на Рушайле…

Сталин знал даже характер ранений красноармейцев в далекой Финляндии и последствия таких ранений. А нынешний министр здравоохранения Шевченко не знает, как именно и от чего у него под носом погибли люди и только лопочет, что все было сделано по закону да смиренно выслушивает от академика А.И. Воробьева: «Что конкретно сделал главный медик страны для ликвидации медицинских последствий теракта? Какие из медицинских специальных учреждений были задействованы в этой трагедии? Никакие! Никакие из самых крупных учреждений города, которые оказывают помощь самым тяжелым больным, ни один институт Академии медицинских наук! Ни одного больного туда не привезли. Я, конечно, звонил министру, его заму, и Шевцовой, и Сельцовскому. Ответ один: не надо»… А ведь додуматься до мобилизации этих учреждений мог и не медик, а любой кремлевский обитатель…

У академика Воробьева за плечами опыт спасения жертв Чернобыльской аварии. А какой опыт у Шевченко, кроме опыта спасения от прокуратуры известного оборотня Собчака? Об этом напоминает газета «Стрингер»: «Юрию Шевченко не впервой отмазывать власть. Именно он, будучи начальником ленинградской Военно-медицинской академии, поставил липовый диагноз Собчаку, когда тот скрывался от прокуратуры». Военной? А какое отношение к военным имел штафирка Собчак? Диагноз был выдан, когда его все-таки сцапали после того, как он не явился в прокуратуру и на двенадцатый ее вызов. Не за это ли Шевченко и пост министра отхватил? Ведь в операции по спасению от прокуратуры он действовал плечо к плечу с Путиным, заместителем штафирки, сыгравшим главную роль в операции.

Вот же какая биография: космическую станцию «Мир» спасти не смог, подлодку «Курск» спасти не смог, наши военные базы на Кубе и во Вьетнаме спасти не смог, а этого субчика спас! Вернее сказать, ни станцию, ни подлодку, ни базы спасать он и не думал, а за огородное чучело демократии готов был живот положить: у каких-то финнов раздобыл спортивный самолет «Сессна» (тот самый, рустовский!), погрузил туда умиравшего от медвежьей болезни друга, совершенно мертвую (только язык неутомимо работал) Нарусову и перебросил их в Париж. Похоже, что это была его единственная безусловно успешная операция за все годы работы в КГБ и за время президентства.

* * *

Когда-то широко известный литературный критик Корнелий Зелинский, участвовавший во встрече писателей со Сталиным на квартире Максима Горького 19 октября 1932 года, потом писал: «Сталин поражает своей боевой снаряженностью. Чуть что, он тотчас ловит мысль. Он очень чуток к возражениям и вообще странно внимателен ко всему, что говорится вокруг него. Кажется, он не слушает или забыл. Нет, он все поймал на радиостанцию своего мозга, работающую на всех волнах. Ответ готов тотчас, в лоб, напрямик, да или нет. Он всегда готов к бою».

Прикинем опять: у кого из нынешних в черепной коробке помещается портативная радиостанция, работающая на всех волнах? Может быть, у Грефа? Может, ГРЕФ это Государственная радиостанция евреизированной Федерации? Но тогда почему же он не ловит дельные мысли, что буквально клубятся вокруг него?

А могли бы вы, кстати, представить себе Путина, беседующего с писателями, скажем, на квартире Татьяны Толстой или Дуни Смирновой? Не ордена да премии в Кремле раздающего то Жванецкому, то Ваншенкину, не руки пожимающего то Хазанову, то Рязанову, а именно беседующего с писателями о литературных делах, как беседовал Сталин с большой группой их в 1932 году и позже при очных встречах и по телефону — с Горьким, Шолоховым, Булгаковым, Уэллсом, Эмилем Людвигом, Фадеевым, Ролланом, Эренбургом, Фейхтвангером, Пастернаком, Вандой Василевской, Симоновым…

Вот закройте глаза и вообразите: товарищ Путин беседует с Роменом Ролланом о «Жан-Кристофе» или с Лионом Фейхтвангером о культе его, Владимира Владимировича, драгоценной личности. Вообразилось?.. Известно, что наш бывший президент иногда поздравлял любимых писателей и артистов с юбилеями. Поздравил, например, Лазаря Карелина, Петра Градова, Владимира Карпова…

Очень прекрасно. Некоторые писатели дарили ему свои книги. Так, Чингиз Айтматов презентовал свой шеститомник. Правда, при этом Путин воскликнул: «Вот замечательный поэт!» Видимо, спутал с Гамзатовым. Признаться, и я не удержался: послал ему свою книгу «Колокола громкого боя», надеясь доставить удовольствие любовно выписанным там портретом его учителя Собчака. Почему-то не ответил. Да и смешно было ждать. Он не отвечал, даже когда публиковали в столичных газетах открытые коллективные письма по 30–40 генералов и адмиралов, докторов наук и академиков, фронтовиков и лауреатов Ленинских, Государственных и Нобелевских премий, недавних министров и матерей погибших к Чечне… Ему нечего было ответить им, как и всему вымирающему народу: пустота… Хотя еще летом 2000 года в своем первом обращении к парламенту сам признал, что в ближайшие пятнадцать лет мы можем потерять еще 22 миллиона сограждан…

А Сталин в самую трудную пору войны в ноябре 42-го года за два дня до великого контрнаступления под Сталинградом получил оттуда письмо, в котором говорилось, что контрнаступление надо отложить, оно провалится и последствия будут катастрофическими для хода и исхода всей войны. Кто писал — представитель Ставки? командующий фронтом? маршал? прославленный Герой Советского Союза? Нет, писал неизвестный Верховному командир 4-го механизированного корпуса генерал-майор В.Т. Вольский. Вызвав Василевского и переговорив с ним, Сталин попросил соединить его с комкором и сказал: «Спасибо, что, как честный коммунист, прямо высказали свои сомнения. Они неосновательны. Завтра наступление. Ставлю ваш корпус на острие атаки. С Богом!» Через четыре дня остервенелых боев, уничтожая и расшвыривая немцев и румын, 23 ноября в 16 часов именно 4-й механизированный корпус Сталинградского фронта под командованием Вольского в районе хутора Советский соединился с 4-м танковым корпусом Юго-Западного фронта под командованием генерал-майора Кравченко, и кольцо окружения, в котором оказалось 22 дивизии врага замкнулось. Скоро немцы начали жрать своих лошадей, а в Берлине готовились к трауру. Это вам был не Первомайск…

А 23-го ночью Сталин позвонил Василевскому, находившемуся там, и сказал: «Прошу вас найти пока хоть что-нибудь и немедленно наградить от моего имени Вольского». Василевский потом вспоминал: «У меня был трофейный немецкий „вальтер“, и я приказал прикрепить к нему пластинку с соответствующей надписью. А когда мы встретились с Вольским, я поздравил его с успехом, поблагодарил, передал ему слова товарища Сталина и от его имени вручил этот пистолет. Мы стояли с Вольским, смотрели друг на друга, и он был так потрясен, что в моем присутствии разрыдался, как ребенок»… 4-й механизированный корпус стал 3-м гвардейским. Войну Василий Тимофеевич закончил генерал-полковником танковых войск. Умер он в первый же год после войны сорока восьми лет от роду…