– Чарльз, ради Бога…
– А какая, собственно, разница?
Гиффорд бессильно обвис на носилках, но тут же пришел в себя; мгновенное головокружение сменилось странным, почти эйфорическим спокойствием, и он продолжил:
– Доктор Ричард Лоури. Как же он любит эту свою докторскую степень. Я бы просто не мог так, в его-то возрасте. Третьесортная степень за работу, выполненную для него мной, и он еще величает себя «Доктор».
– Как и ты сам.
– Не притворяйся дурой. На моей памяти мне предлагались по крайней мере две кафедры.
– Ну, а принять их было, конечно же, ниже твоего достоинства, – с легкой иронией в голосе прокомментировала Луиза.
– Именно так, – яростно подтвердил Гиффорд. – Да ты представляешь себе, на что похож сейчас Кембридж? Он просто кишит такими вот ричардами лоури. А самое главное, у меня же имелся значительно лучший вариант. Я женился на богатой. Она была очаровательна, прелестна, с неким, не совсем определенным уважением относилась к мрачноватому блеску моего таланта, и – что тоже совсем не мешало – она была богата.
– До чего же тебе повезло.
– Люди, женящиеся на деньгах, зарабатывают их. Свои-то я уж точно заработал.
– Большое спасибо, Чарльз.
Гиффорд негромко хихикнул:
– Одного у тебя, Луиза, не отнимешь – вот ты-то умеешь принимать оскорбления. Тут все дело в воспитании. Меня просто удивляет, что с Лоури ты не проявила побольше разборчивости.
– Разборчивости? – неловко рассмеялась Луиза. – Мне и в голову не приходило, что я его выбирала. Ричард кажется мне очень исполнительным и обязательным, и ты, кстати, считал так же, когда брал его себе в ассистенты.
Гиффорд начал было составлять ответ, но тут грудь его и плечи пробил внезапный озноб. Он бессильно потянул на себя одеяло, его охватывало всепоглощающее ощущение огромной усталости и апатии. Совсем забыв о только что шедшей пикировке, он снизу вверх стекленеющими глазами посмотрел на жену. Дневной свет исчез совсем, и над всей дельтой лежала глубокая тьма, лишь иногда на мгновение озаряемая кипящими очертаниями мириад змей. Превозмогая тяжесть, он попытался подняться, чтобы запечатлеть в себе их образ, но затем снова провалился в яму тошноты и головокружения.
– Луиза!..
И в то же мгновение руки жены лежали на его руках, ее плечо поддерживало его голову. К горлу Гиффорда подступил пустой приступ рвоты, он боролся с судорожно сжимавшейся мускулатурой, словно змея, пытающаяся выползти из своей шкуры, смутно осознавая, что жена криком зовет кого-то, что заживо гниющая нога свалилась на землю, увлекая за собой одеяло.
–Луиза, – прошептал он, – я хочу, чтобы как-нибудь ночью ты отвела меня туда, к змеям.
Днем он несколько раз, когда боль в ноге становилась особенно острой, просыпался и неизменно видел рядом с собой Луизу. И все это время он блуждал в бесконечных снах, погружаясь все глубже и глубже, с одной плоскости воображения на другую, огромные мандалы не давали ему заблудиться, их светящиеся диски были его тропой в этом царстве.
Следующие дни Гиффорд разговаривал с женой совсем редко. Состояние его ухудшилось, и он чувствовал, что не может делать почти ничего, кроме как смотреть вдаль, через болота, почти не замечая движений и разговоров рядом с собой. Жена и Мечиппе были шатким мостиком, соединяющим Гиффорда с реальностью, но настоящим центром его внимания были пляжи, куда по вечерам выходили змеи. Там исчезало время, там он ощущал одновременность всех времен, одновременность всех событий своей прошлой жизни.
Теперь змеи появлялись раньше. Однажды он даже различил на склонах их белесые недвижные формы в обжигающем полуденном воздухе. Благодаря известково-белым шкурам, поднятым головам и отдыхающим позам, очень похожим на его собственную позу, они казались неизмеримо древними, подобно белым сфинксам в погребальных коридорах карнакских пирамид.
Хотя Гиффорд очень обессилел, воспаление на ноге поднялось всего на несколько дюймов выше лодыжки, и Луиза понимала, что ухудшение его состояния – только симптом глубинного психического недуга, болезни, причина которой – одуряющий открытый ландшафт и вызываемый им призрак палеоценового лагунного мира. Однажды, во время одного из просветлений мужа, она предложила ему переместить лагерь на полмили через равнину, поближе к хребту, к террасному городу тольтеков, где она с Лоури вела вместе археологические раскопки.
Однако Гиффорд отказался, не желая покидать змей. К тому же он невзлюбил террасный город. Нет, совсем не потому, что именно здесь он получил, по своей собственной вине, рану, угрожавшую сейчас его жизни. То, что это – просто несчастный случай, лишенный какой-либо особой символичности, он принимал без малейших оговорок. Но загадочное присутствие здесь террасного города, с его рассыпающимися галереями, с внутренними дворами, поросшими гигантским чертополохом и жестким, как проволока, мхом, казалось ему огромным, созданным человеком артефактом, который находится в состоянии войны с сверхреальной природностью дельты. Однако и террасный город, подобно дельте, двигался во времени вспять, ажурные барочные изображения змееподобных божеств, покрывавшие фризы, растворялись и сменялись переплетением вьющихся растений; псевдоорганические формы, созданные человеком, уступали место оригиналу. Древняя тольтекская развалина, исполинской декорацией расставленная за его спиной, предавалась в пыли тяжелым раздумьям, словно разлагающийся мастодонт, рассыпающаяся гора, чьи мрачные мысли о мире окутывали Гиффорда своим фосфоресцирующим присутствием.
– Ты чувствуешь себя достаточно прилично, чтобы двинуться отсюда? – спросила Гиффорда Луиза, когда прошла еще неделя, а от посланца Мечиппе все еще не было ни слуху, ни духу. Она критически посмотрела на мужа сверху вниз. Гиффорд лежал в тени навеса, тонкого его тела почти не было видно за складками одеяла и уродливым навесом, устроенным над ногой; о том, кто это такой, напоминало только упрямое лицо, поросшее жесткой щетиной. – Может, если мы встретим спасательный отряд на полпути…
Гиффорд покачал головой и перевел глаза вдаль, через выгоревшую равнину, к почти пересохшим протокам дельты:
– Да какой там спасательный отряд? Отсюда до Таксола нет ни одной посудины с достаточно мелкой осадкой.
– Может быть, они пошлют вертолет. Они могут увидеть нас с воздуха.
– Вертолет? Да ты, милая, похоже, малость тронулась. Мы останемся здесь еще на неделю или две.
– Но твоя нога, – настаивала Луиза. – Без врача…
– А как я могу двигаться? Если меня начнут дергать туда-сюда на носилках, я и пяти минут не протяну. – Он устало взглянул снизу на бледное, обгоревшее на солнце лицо жены, ожидая, когда же та уйдет.
Луиза неуверенно наклонилась. В пятидесяти ярдах от них Ричард Лоури сидел рядом со своей палаткой и смотрел в их сторону. Прежде чем Луиза успела себя остановить, ее рука непроизвольно поднялась, чтобы поправить волосы.
– Что, Лоури здесь? – спросил Гиффорд.
– Ричард? Да. – Она чуть помедлила. – Мы вернемся к ленчу. Тогда я и сменю тебе бинты.
Когда Луиза вышла из поля его зрения, Гиффорд слегка приподнял подбородок, чтобы внимательно оглядеть берега, затуманенные утренней дымкой. Прокаленные глиняные склоны поблескивали, как горячий асфальт, лишь тоненькая струйка черной жидкости сочилась вдоль русла. Здесь и там посреди пересохших проток вставали маленькие островки – точные полусферы ярдов пятидесяти в диаметре; они придавали всему ландшафту странную геометрическую формальность. Все было абсолютно недвижно, но Гиффорд терпеливо сидел в своих носилках, ожидая, когда змеи выйдут на берег.
Он обратил внимание, что ленч подает Мечиппе, и понял – Лоури и Луиза все еще не вернулись с раскопа.
– Убери это. – Он оттолкнул миску консервированного супа. – Принеси виски с содовой. Двойной. – Он пристально взглянул на индейца. – А где миссис Гиффорд?