Ну конечно, ага, сейчас все брошу и помчусь выполнять его ценные указания. Не знаю, куда я влип на этот раз, но точно знаю, что стоит в подобном заведении на подобное предложение ответить согласием, как еще до вечера окажешься счастливым обладателем дырявой ложки. Ну и не только подпорченную посуду выдадут - у заключенных ритуал отправки на дно социальной пропасти отработан до мелочей. За кого он меня вообще держит? Болезненно тощий, с прыщавой физиономией девственника в девятом поколении, бицепсы имплантированы от туберкулезного цыпленка, а глаза... Да у тургеневских барышень взгляд в шесть раз мужественнее. Если такого пальцем стукнуть, скорее всего расплачется и побежит жаловаться мамочке.

Столь наглого и одновременно абсурдного наезда свет не видывал.

Улыбнулся ему многообещающе и намекнул о своих планах на ближайшее время:

- Ну что, чмо смешное, приготовься страдать.

- Ты должен мне повиноваться!

- Дятел ты пустоголовый, да я даже своему банку ничего должен, хоть меня не раз на кредит подсадить пытались. Ты боль хорошо переносишь?

На последних словах хрустнул сжимаемыми кулаками, чтобы между нами не осталось неясностей. Не понять подобные сигналы невозможно, сокамерник заволновался еще сильнее:

- Стой и повинуйся! Не пересекай границу великой пентаграммы! Я тебе запрещаю!

- Да? А если пересеку?

- Ты будешь наказан! Ты очень сильно пожалеешь! Ты будешь каяться!

- Ну и выражения - безвкусица и бездарность. Ты что, отчислен с актерских курсов за полное отсутствие таланта? Впрочем, это не мое дело. Ну так что у нас дальше по программе? Давай, выражаясь твоим языком, поспорим, что жалеть о плохом поведении здесь придется вовсе не мне?

С этими словами я сделал шаг и развел руки в стороны:

- Вот видишь, пересек. И мне за это ничего не сделали. Ну-ка, самец курицы, повтори: что ты там только что кудахтал насчет наказания и подчинения? И заодно догадайся, кто здесь теперь будет доминировать. Ну что молчишь, неужто пришло запоздавшее раскаяние?

Говорил я не повышая голоса, но этого хватало, чтобы наглеца как следует пробирало. Он, похоже, и правда был уверен, что я как последний недоумок останусь торчать в его кривой пентаграмме. Совсем страх потерял. И говорит как по писанному, напрочь позабыв про свою абракадабру. Хотя...

А ведь я теперь занимаюсь тем же самым - несу какую-то дикую ересь. От этого открытия замер на середине шага, прекратив приближаться ко все более и более вжимающемуся в стену сокамернику.

- Ёлка, водка, балалайка.

Не выдержал, улыбнулся: свой любимый и родной не забыл, говорю как и прежде. Только вот незадача, на него переключаться приходится, как и на хорошо знакомый английский. У меня на этот случай будто рубильник в голове: в одну сторону я по-русски балаболю, в другую уже нет.

А теперь рубильник стал каким-то очень уж сложным. Во все стороны что только есть норовит повернуться и щелкнуть, подключив меня к языкам, о которых я прежде даже не подозревал.

- Это что за козье блеяние? На каком языке мы сейчас задушевно общаемся?

Сокамерник от такого вопроса на миг опешил, затем, чуть отстранившись от стены, надменно и одновременно с нотками испуга ответил:

- Ты говоришь не просто на языке, а на великом языке аршанни.

- Да что ты говоришь? А я ведь еще вчера о нем вообще знать не знал.

Собеседник отмахнулся:

- Для меня даже в таком запущенном случае это не составило большого труда.

- Труда?

- Именно так: я трудился, я вложил в твою оболочку свои знания. Ту их часть, которая отвечает за языки. Она легко выделяется в слоях разума, универсальна, почти всегда совместима, с ней несложно работать. Я, конечно, говорю о себе: ничтожным ремесленникам даже словарный запас без аппарата управления не перенести - почти невозможная задача. Но мне, как мастеру душевного порядка, не пристало считать подобное затруднением.

- Подожди... Ты заявляешь, что перенес в мою голову целую кучу языков?!

- Именно так. Мне ведь надо как-то с тобой общаться, а без знания наречий ада это затруднительно. Всякий перенос языкового пласта подразумевает честный обмен, так что, если хочешь, мы можем обратиться к более привычному тебе наречию. Я вижу два примитивных, и бледные оболочки еще нескольких, столь же ничтожных по наполнению. Какой из них для тебя удобнее?

- Ты только что назвал мои языки наречиями ада.

- Ну ты ведь явился из ада, что еще я могу подумать о твоем языковом багаже?

- Знаешь, давай, пожалуй, перейдем на русский.

- Почему именно он?

- Потому что именно на нем общаются в самом страшном аду.

- Великий Бог! Я вижу, что этот язык, скорее всего, родной для тебя. Так ты из самых глубин ада? То есть могущественный демон или близок к ним? То-то с такой легкостью пересек охранный периметр.

Ну охраняемые периметры я всегда легко пересекаю. Правда, раньше они выглядели совсем не так.

Стоп, что-то я не о том думаю. Думать надо о том, что кто-то из нас двоих явно свихнулся.

А возможно оба.

- Ты подожди, не торопись, успокойся, говори нормально. И давай лучше вернемся к началу. Итак: как тебя зовут?

Сокамерник, гордо распрямившись, напевно произнес:

- Даатлькраас Таальчи Сиссарис из дома Ташшани, мастер душевного порядка, врачеватель заблудших душ, адепт Церкви Последнего Порядка, отрекшийся страж канона, смотритель за сущим, следящий за...

- Стоп-стоп! Достаточно! Твое имя непомерной длинны, так что будешь просто Датом.

- Демон, ты мне дерзишь!

- Отнюдь: у нас, в самом крутом аду, короткие имена чуть ли не великая честь. Я вот, к примеру, просто Леон.

- Демон Леон?

- Можно и без демона, я не настолько тщеславен.

- Для моего душевного спокойствия лучше все же демон Леон.

- Послушай, Дат, я так предполагаю, что ты считаешь, будто я сюда попал благодаря вот этому смехотворному рисунку на полу?

- Демон, неужели ты сам веришь в свои слова? Я, как отрекшийся страж канона, не хуже тебя знаю, что видимое не имеет цены и сокровенная суть материи заключается в том, что она слаба. Не все со мной согласны, и это часть причины того, что я оказался в этом страшном месте, но ты-то понимаешь, насколько я прав. Так ведь? Для существ бездны столь очевидный факт не может быть тайной.

- Дат, ты не мог бы покороче отвечать? Я всего лишь примитивный демон, от таких речей зевать начинаю.

- Три дня назад пребывая в полном отчаянии я решился на смехотворное безумство: бросил вызов великому Богу, прибегнув к ритуалу Трааса, и перепробовав до этого много другого. Это при том, что история Трааса считается вымышленной легендой от начала до конца, ее даже в апокрифы не удосужились внести. К тому же о демонических ритуалах знания не сохранились. Так... обрывки невразумительные, веры которым нет. Но я ухватился за эту последнюю ниточку, попытавшись восстановить исходный ритуал. Зримое - тлен, но напитанная силой пентаграмма, это уже нечто совершенно другое. Сутки глаз не смыкал, ждал. Ждал прихода такого как ты. Но ритуал не сработал, потому как был ошибкой изначальной. Так я считал... считал до этого дня. И вот, сегодня, сражаясь с опустошением сил, которые израсходовал на проклятый рисунок, я увидел тебя. Там, где и ожидал изначально увидеть: в плену у силового конструкта, беспомощного, разъяренного, порабощенного.

- Э... полегче, пока я не огорчился.

Дат неожиданно плюхнулся на склизкое ложе, завалился на спину с такой скоростью, что громко стукнулся затылком, на лице его расплылась блаженная улыбка:

- Я всегда знал, что когда-нибудь совершу открытие. Настоящее открытие. Такое, которое поставит меня выше всех одним лишь фактом. Я сделал невозможное и...

Физиономия сокамерника, только что сиявшая как морда кота, прижившегося на сметанной фабрике, вмиг помрачнела и даже чуть осунулась. Горестно ухватив себя за волосы, он потянул их с такой силой, что послышался треск. Из горла вырвался нечленораздельный вопль, и на этом все закончилось - лицо стало умиротворенно-отрешенным, Дат тихо, без эмоций, произнес: