Жрец побарабанил пальцами по столешнице, потер глаза и вновь подошел к окну.

Солнце уже входило в свои права, постепенно раскаляя желто-красные пески пустыни Стенаний, обрушивая жар своих лучей на храм Сета. Небо начало терять свой глубокий голубой цвет, выгорая до белесого. Еще немного и яростные лучи дневного светила смогут зажарить неосторожных ящериц или грызунов, рискнувших выбраться из своих убежищ.

Верховный жрец облокотился плечом о стену у окна, созерцая замерший дневной мир. Итак, кто еще против королевы? Кажется, именно Исайя докладывал не так давно о том, что к последовательнице их бога сватался Нил Роуз… Да, да! К последней Блустар через своего друга, жреца Крома, посватался бастард Кристофера VIII! Он известен в финансовом мире и, кажется, имеет какое-то отношение к военным. Ни друг бастарда, ни он сам не знают, что последняя представительница прежней династии правителей Розми — адепт культа бога-змеи. Причем, по словам Исайи, она истово верит в Повелителя, а не играет. Ее отец — известный подпольщик и заговорщик, террорист, погибший несколько лет назад, вдруг у доченьки такого папочки остались какие-то связи?

В любом случае Марку нужны были союзники. И пусть ему претила сама мысль связываться со жрецами Крома, но они находились в оппозиции к королеве и поддерживали Нила Роуза. Марк еще не знал ничего о Дареле, но предположил, что тот занимает не последнюю ступень в жреческом ордене. Союз же жрецов Сета и Крома мог быть выгоден обеим сторонам, пусть он и был им весьма неприятен с моральной точки зрения.

Итак, надо бы тогда нанести визит молодой невесте возможного будущего регента… или короля. В конце концов, не ради же регентства господин Роуз и жрецы Крома всю кашу заварили?

С этой мыслью Марк отправился в постель. Он верил в Повелителя, в его возвращение, и он намеревался выполнить задуманное, не взирая на происки врагов, тупость и неожиданное скудоумие собственных сподвижников, а также не смотря на противоестественность предстоящего союза с жрецами Крома. А союз будет заключен. На долго ли? Кто знает, но жрецы двух главных антагонистов пантеона богов нужны друг другу, в этом у Марка уже не было сомнений.

Жара в Миранде и не думала спадать. В купе с частыми мелкими дождями и парящими вокруг болотами, город был погружен в какое-то жаркое липкое марево. Даже сам воздух казался сырым и состоящим из влаги. Дышать было невозможно, приходилось с силой проталкивать в легкие взвесь из воздуха, воды и едких испарений болот, от чего люди быстро уставали, снижалась работоспособность горожан и солдат, падала бдительность, бывшая вопросом жизни и смерти. Так же падала видимость из-за постоянного густого тумана, рассеивавшегося днем лишь самую малость. Солнце было скрыто вечными густыми облаками, а теперь еще и бледно-желтоватым туманом, что давал тварям с болот возможность иногда незамеченными пробираться в город и прятаться по углам, а ночью нападать на жителей.

Ривсу казалось, что влагой исходили сами стены зданий — вечно сырые от тумана и дождей. Он привык ходить в постоянно влажной от пота и водяной взвеси одежде, и чуть ли не на лысо обстриг волосы — постоянно мокрые отросшие патлы мешали и неимоверно раздражали. Он не понимал, выходя из душа: то ли он уже мокрый, то ли еще мокрый, потому что сухой его кожа в эти месяцы просто не бывала. Постоянно хотелось пить из-за вечной духоты, а организм просто бунтовал против такой необходимой пищи. Ночью было невозможно спать: душно, а окно полностью не открыть из-за монстров; простыни мокрые, тело мокрое.

Иногда капитану казалось, что он скоро сам покроется влажным мхом и лишайниками, или заквакает, потому что в этом аду могли жить только жабы и коренные жители Миранды, переносившие здешнее лето куда легче новичков. Тем более предпосылки к превращению в жабу у Дримса уже появились: из-за постоянной влажности и обильного потоотделения по телу капитана пошли гнойные прыщи. Иммунитет жителя Фритауна, города, стоящего посреди пустыни на берегу моря, богатого солями и йодом, отказывался переносить этот жутчайший климат.

Врач в их санчасти порекомендовал мазать прыщи какой-то мазью, которая совершенно не помогала, зато она высушивала кожу вокруг, от чего та краснела и начинала шелушиться. Хуже всего приходилось лицу: Ривс старался даже реже бриться, потому что в таком гиблом воздухе, полном микробов и бактерий, обожавших Миранду, после бритья раздражение у него выползало на пол-лица. И проходить не желало.

Спирта чтобы всю эту гадость мазать и дезинфицировать тут не продавали в аптеках, а врач из санчасти его употреблял сам, в личных целях и делиться не собирался. Водка же наводила на разные подозрения, относительно ее пригодности к употреблению, хотя, в конце концов, капитан и попробовал обрабатывать ею прыщи. Не помогло.

Когда Ривс решил, что так он тут заживо и сгниет, Ленс вернулся из госпиталя, куда загремел месяц назад во время атаки тварей. Рыжий весельчак, глянув на друга, хмыкнул и потащил того к матери со словами: «Чего раньше-то не говорил, когда навещал в больничке? Сейчас все поправим!» Милейшая госпожа Келамью накормила голодных «мальчишек» пирожками со шпинатом и зеленым салатом, а Ривсу выдала мазь собственного приготовления, из трав, выращенных в ее маленьком садике или купленных у старого Сида, жившего на окраине Миранды, промышлявшего сбором редких растений в местных лесах и болотах.

Гнойники и раздражение начали быстро проходить.

Вместе с ними стала спадать и дикая жара, уступая место теплому бульону, который тут был вместо воздуха. Бульон, насыщенный водяной взвесью, но уже не несущий в себе такого количества болотных испарений, как в начале лета.

Все как всегда… Тот же годичный цикл природы, те же унылые лица соседей в подъезде и на улицах города, тот же вечный желтый туман и те же лишайники и мох на стенах. Дни превращались в года, недели в десятилетия. И уже покрылись влажной почти непроглядной дымкой воспоминания о том, что было еще этой весной, о жарких ветрах пустыни, о теплом море, что шумит за окном, о веселых друзьях и сослуживцах. Неизменными остались лишь желание выбраться из этого мерзкого городишки и вновь летать на истребителе.

Да, пожалуй, в Миранде все же ничего никогда не менялось. Все тот же кабинет, пропахший пылью, все тот же рассохшийся паркет и забавный полковник, похожий на гнома, сидящий в кресле. Только портрет Джонатана II был заменен на портрет Талинды I, казавшейся взрослой и умудренной годами женщиной. Она была изображена по пояс на фоне голубого флага Розми. Молодая, но мудрая девушка в строгом темно-зеленом платье с длинным рукавом. На ее лебединой шее висела цепочка с кошапаном — символом всех членов королевской семьи; волосы каштанового цвета собраны в довольно тяжелый пучок, на высокий лоб надвинута простая корона-обруч — корона Розми. Ее глаза явно были какими-то светлыми, но разобрать цвет не было возможности. На лице застыло спокойное, мудрое выражение. Она слегка улыбалась и с гордостью и достоинством смотрела вперед, несомненно, в светлое будущее. В общем, фотограф и дизайнеры постарались, подкорректировав ее внешность на компьютере, стараясь придать девочке-подростку более взрослые черты лица и куда более величественное выражение, чтобы она казалась старше своего возраста лет на десять-пятнадцать.

В остальном же ничего не изменилось в кабинете полковника Лэндхоупа: массивный стол и стол для совещаний, ряды стульев, карты на стенах, горы бумаг и документов на столе. Только на сей раз собрались все заместители полковника, а также капитаны Лавджой и Дримс.

Ривс окинул взглядом заместителей Лэндхоупа.

Майор Юстиниан Сивир был неплохим и деятельным человеком (деятельным настолько, насколько это было вообще возможно в Миранде), и пил вполне умеренно, воспринимая свою ссылку сюда как испытание богов Света или что-то в этом роде. Его спина всегда была прямой, как палка, выражение лица чуть надменное, как у истинного потомка древнего рода ноэлов, чьи бесчисленные поколения посвятили свои жизни служению короне Розми. Майор по мере сил старался держать в подчинении разболтанный личный состав, но никогда не прибегал к мордобою и мату, что, как успел понять за эти несколько месяцев Ривс, было обязательным дополнениям к любым приказам в Миранде. Может быть, именно поэтому майора не очень хорошо слушались подчиненные, а его приказы они имели склонность трактовать в свободной форме.