— Щенок, — презрительно обронил мужчина, замахиваясь дубинкой чтоб размозжить череп послушника. Из последних сил мальчишка швырнул в жреца камень, но тот лишь задел по касательной убийцу. Луллак рассмеялся, собираясь обрушить на чудом выжившего мальчика страшный удар. Он поднял дубину над головой…

В дубину тот час же ударила ослепительная белоснежная молния. Несколько секунд жрец дергался и извивался, а потом мешком свалился на мокрую чахлую траву.

Мальчик с ужасом взирал на все происходящее, ожидая электрического разряда, что прервет и его жизнь, — он лежал на мокрой траве, чуть ли не в луже, у самых ног жреца, — но никакого удара не последовало… Подросток без сил опустил голову на землю. Струи дождя били его израненное тело, вода затекала ему в нос, рот, глаза, она не давала ему потерять сознание и умереть, хоть послушнику этого сейчас хотелось больше всего на свете.

С трудом мальчишка перевернулся на живот. Сил встать у него не было. Мальчик расплакался, вытирая сопли, слезы и кровь с лица искалеченной рукой, из которой торчали обломки костей. Боль он почувствовал не сразу. У него страшно болело все тело, а голова раскалывалась от нескольких сильных ударов жреца, в уши ему словно бы натолкали ваты и залили ее воском, оставив наедине со звенящей тишиной, из-за которой он не слышал ни шума ветра, ни раскатов грома, ничего. Подросток с ужасом уставился на свою переломанную руку, всхлипнул еще раз, и с трудом, тихо подвывая, заставил себя подняться на ноги.

Люди жили далеко внизу, в долине, до них предстоял очень неблизкий путь. Единственному чудом выжившему обитателю оплота Крома предстояла длинная, трудная дорога, а в такую страшную бурю искалеченному, избитому ребенку и вовсе было не осилить этот путь, только худенький послушник не привык к легкой жизни. Он хоть и плакал, и скулил, но шел вперед, прекрасно понимая, что ему в очередной раз предстоит побороться за свою жизнь, а иначе зачем Крому было творить чудо, спасая его от взрыва, да убивая жреца-предателя?

Луллак полагал, что Кром на его стороне.

Он ошибался.

Кейд Уилфред задумчиво изучал звезды на черном небе Фритауна.

Не то чтобы они его особенно интересовали, но сейчас надо было хорошенько подумать, а лучше всего это у него получалось как раз, когда он смотрел на зеленые звезды на бесконечном небосклоне. Кейд любил ночь, как любил небо, любил летать, но сейчас его мысли были вовсе не о полетах.

На одном из последних в этом году учебных занятий, на уроке истории Розми, им рассказывали о гибели розмийской династии Блоадстер, и как-то разговор зашел о смене династии, а затем и о том, что же делать офицерам в этом случае. Чью сторону принимать? Как понять, что ты поступаешь правильно?

Странный разговор.

Преподаватель хмыкнул, и сказал: вы присягу даете служить прежде всего Розми, а уже потом короне. Надо поступать так, чтобы прежде всего было хорошо стране и ее народу. Розми может обойтись без коронованной особы, а вот коронованная особа не может обойтись без Розми. Вот, к примеру, нынешняя ситуация. На троне сидит малолетняя девчонка, которая только из подросткового возраста вышла. А где-то, может и в тюрьме, томится законный наследник, если его еще не удушили по-тихому. И за него в случае чего будут править разные регенты и министры. Как и за нынешнюю коронованную особу, кстати сказать. И пусть ее дед провозгласил ее королевой, но прав-то на корону у нее и нет. А ведь есть еще и ее дядюшка — вполне зрелый государственный муж, пекущийся о благе народа, поживший жизнь, но еще не старый, который сможет и править, и законных наследников оставить.

Вот и думайте, господа курсанты, что будет благом в нынешней ситуации для вашей страны.

Кейд тогда задумался. Дело было месяц назад, перед летней сессией и экзаменами. Времени на размышления у него тогда не хватало, но мысль занозой засела в мозгу. Теперь же в первый день каникул, длившихся всего лишь месяц, у курсанта появилось время выдохнуть и вернуться к своим невеселым думкам.

Друзья готовились праздновать каникулы, а он ушел поразмышлять… Идиот, наверное!

Задумался он не над вопросом преподавателя, а над тем, к чему был задан этот вопрос, и вообще к чему вся эта речь? И зачем ее произносить-то было? Итак понятно, что обстановка в стране неоднозначная. И ведь им, курсантам, строго-настрого запрещено интересоваться политикой, уличенных в обсуждении политических вопросов просто-напросто могли исключить из Летного! Нечего армии лезть в политику, для этого в других учебных заведениях учатся и потом другими вещами занимаются! Если вспомнить историю, то армии не раз и не в одном государстве меняли даже самых законных правителей, возводя на трон угодных себе королей. Поэтому во всех военных учебных заведениях Розми у курсантов и будущих офицеров с первых дней обучения напрочь отбивали любовь к политике и интригам, устраивая публичные позорные исключения и наказания.

Военные должны думать о войне и о том, как ее избежать. Политики и дипломаты должны думать о политике. Это аксиома. За этим очень строго следили политвоспитатели и в учебных заведениях, и в самой армии. Как подозревали курсанты, данный закон не распространялся на высшее командование, но до этих званий и должностей предстояло еще дослужиться.

В тот день курсантов подталкивали к мысли, что Розми катится к Бездне, и лучшим выходом для нее является правление дяди королевы Нила Роуза. Возможно, Кейду только так показалось. Да и никаких речей в пользу господина Роуза не было произнесено, но то, где и как это было сказано, наводило на определенные размышления.

Сегодня Джон и Алан обозвали своего друга параноиком и отправились в бордель. У обоих друзей все было проще, как раньше и у самого Кейда… Но теперь… Теперь что-то изменилось в его жизни. Раньше Кейд даже не обратил бы внимания на преподавателя. Сейчас же в парне что-то щелкнуло, изменилось.

Кейд лежал на лужайке в Парке Всех Богов Света Розми, недалеко от огромного знаменитого фонтана, посреди которого на постаментах стояли статуи богов. Ему нравилась тишина, царившая тут в столь поздний час. Нравилось слушать доносившиеся из-за стены деревьев звуки большого города, нравилось разглядывать видневшиеся вдалеке над кронами деревьев иглы небоскребов делового квартала, нравилось разглядывать гигантские статуи Крома, Лоули, Пантеры, Натали и Дианы, что подобно небоскребам взмывали в небеса. Их в столь поздний час освещала искусственная подсветка, обливая волнами света и тени на фоне черного звездного неба.

В этот час никто не мог помешать Кейду валяться на холодной земле, еще влажной от выпавшей росы, смотреть в черное небо на прекрасные и манящие зеленые звезды, и думать.

По хорошему, надо бы рассказать о подобном разговоре старшему воспитателю или директору Летного, но вдруг это все игра расшалившегося воображения Кейда? Или они заодно с преподавателем истории?

За себя Кейд не боялся. Смерть — не так страшно, а вот если его выгонят из Летного, лишат возможности летать, убьют мечту… Это пугало молодого парня.

Но с другой стороны он прекрасно понимал: если эти разговоры неспроста, если их подстрекают встать на сторону Нила Роуза, то это опасно. Это нельзя так просто забыть, ведь курсантов много на потоке, а потом будут другие курсанты — старшие и младшие. И кто-то из однокурсников Кейда может решить, что для Розми будет лучше, когда ею будет править опытный и взрослый муж, а не юная несмышленая девочка. И сколько таких молодых офицеров покинет стены Летного за один год? Они пойдут служить и продолжат нести крамолу в войска, и однажды смогут поднять восстание.

А еще как вариант курсантов могли проверять на лояльность королеве. И так узнать, кто действительно предан короне, а кто нет. Проверяется легко: кто сообщил о странном разговоре преподавателям или воспитателям, тот лоялен, остальные — нет. Хотя с другой-то стороны, время уже безнадежно упущено.