— Верно ты говоришь. Но по словам гонца, переселенцы видели лишь, что перед ними корабли бриттов; на королевском корабле не было штандарта. И это само по себе подозрительно…
Сердце Мордреда словно подпрыгнуло у него в груди: стыд и надежда слились воедино; так, значит, есть еще шанс, что все сложится хорошо. (Хорошо? В своих стыде и надежде он даже не помедлил, чтобы обдумать эту мысль. ) Выходит, возможно, что самого Артура там не было? Артура кто-нибудь видел? Узнал? Если его штандарта не было…
— Как только бритты вышли на берег, они подняли королевского дракона. Артур был там. Этот человек видел его своими глазами. И Гавейна тоже. Гавейн мертв. Пусть это и неожиданность, но она нам на руку.
Подковы лошадей мягко хлюпали по раскисшей от дождя дороге. Дождь хлестал им в лицо. После долгого молчания, когда ему удалось совладать с голосом, чтобы он снова звучал сдержанно и ровно, Мордред произнес:
— Тогда, если Артур жив, его договор с тобой еще в силе. Это отменяет новый союз, заключенный в предположении его смерти. Более того, с уверенностью можно сказать, что он не станет нарушать этот договор. Чего он этим добьется? Он сражался только потому, что на него напали. Король Сердик, ты не можешь развязать из-за этого войну.
— Какими бы ни были причины, договор был нарушен, — отрезал Сердик. — Он ввел вооруженные отряды в мое королевство, и он перебил моих людей. А другие были изгнаны из своих домов. Они воззвали ко мне о помощи, и я должен ответить на их призыв. Я выбью истину из Синрика, когда мы встретимся. Если ты не хочешь скакать с нами…
— Я поеду с вами. Если король и вправду ведет войска домой через территории саксов, то делает это из необходимости. Он не желает войны. Это я знаю. Произошла трагическая ошибка. Я знаю Артура, и к этому времени знать его должен и ты, король. Он предпочитает зал Совета, а не поле брани.
— Быть может, потом. — Улыбка Сердика была мрачной. — После того, как с оружьем возьмет свое.
— Но почему? — возразил Мордред. — Хорошо, поезжай, соедини силы с Синриком, если не видишь иного выхода, но поговори и с Артуром прежде, чем случится еще какое безрассудство. Если ты не хочешь говорить с ним, ты должен дать мне соизволение поговорить с ним самому. Мы еще выйдем из этого шторма в свободные воды, король.
— Хорошо, — после тяжелой паузы отозвался старый король. — Ты знаешь, что тебе нужно делать. Но если дело дойдет до сраженья…
— Нельзя его допустить.
— Если Артур хочет битвы, я буду сражаться с ним. А ты… Что станешь делать ты, принц Мордред? Ты свободен от своих обязательств по отношению ко мне. И подчинятся ли тебе твои люди? Они ведь были его людьми.
— А теперь мои, — отрезал Мордред. — Но, с твоего позволения, я не стану испытывать их верность на этом поле. Если переговоры ни к чему не приведут, тогда посмотрим.
Сердик кивнул, и остаток пути оба всадника проделали в молчании.
Как показали последовавшие события, Мордред был прав, говоря о своей армии. По большей части его полки состояли из тех людей, кто проходил обученье и служил под его началом и кто с готовностью признал его королем. Если вот-вот начнется новая война с саксами, народ — городской люд, торговцы, фермеры, процветавшие теперь на землях, которые стали безопасными благодаря старым договорам, — не желал в ней участвовать. Недавний указ Мордреда, в котором он объявлял о своем решении подтвердить договор и более того — заключить союз с могущественным королем Западных саксов, был встречен громким одобрением в залах и на рыночных площадях. Его командиры и солдаты верно следовали за ним.
А вот возьмутся ли они за оружие против самого Артура — какова бы ни была на то причина, — совсем иное дело. Но, разумеется, до этого не дойдет…
Артур, оставив в арьергарде пикеты на защиту вытащенных на берег кораблей, пока под руководством кормчих. матросы залатывают нанесенный им бурей урон, быстрым маршем повел свое войско внутрь страны, надеясь обойти отставшие группки саксонских беженцев и без дальнейших превратностей достичь границ собственного королевства. Но дозорные, ехавшие впереди войска, вскоре вернулись с вестями, что сам Сердик, выступивший на выручку своему сыну, стоит теперь меж бриттами и их домом. И уже сейчас в просвете меж холмами они видели копья саксонских боевых дружин, а в арьергарде, смутно различимые за пеленой дождя, мелькали значки крупного конного отряда как будто под собственным штандартом Артура, Золотым Драконом на алом поле. Вскоре нетрудно было и опознать самого Мордреда, скачущего подле Сердика во главе саксов.
Солдаты узнали его первыми. “Мордред, предатель”, — прокатился по рядам бриттского войска шепот. Тут было немало тех, кто слышал предсмертные слова Гавейна, а теперь при виде самого Мордреда, надвигавшегося во главе армии саксов, на таком заметном лоснящемся вороном жеребце, что был даром Артура, этот шепот перерос сперва в рокот, а затем в рык, который вздымался все громче и громче, будто разносимое эхо последнего вздоха Гавейна.
— Мордред! Предатель!
Крик словно взорвался в мозгу Артура. Сомнение, все усиливавшиеся утомление и горе, обвинения, брошенные Гавейном, которого Артур любил, несмотря на все его недостатки, тяжким гнетом ложились на плечи короля, притупляя силу и ясность мысли. Охваченный смятеньем, подхваченный волной горя стольких потерь, он наконец вспомнил, словно ветры принесли и это тоже — на сей раз из прошлого: проклятие, предсказанное Мерлином и эхом повторенное Нимуэ. Мордред рожден ему на погибель. Мордред — несущий смерть. Мордред — здесь, на темном поле сраженья. Мордред идет против него во главе саксов, его исконных и заклятых врагов…
Червоточина подозрения, ужалившего внезапной болью, превратилась в уверенность. Сколь бы он ни надеялся на ошибку, правда вот она, прямо у него пред глазами. Мордред — предатель.
Движется, стягивается армия Сердика. Король саксов, выбросив руку вверх в приказе, говорит с Мордредом. В полчищах за спиной двух вождей — зловещие крики, удары мечей о щиты.
Артур никогда не был из тех, кто ждет неожиданности. Он использует ее. Прежде чем Сердик успел построить свою свору для битвы, напала Артурова конница.