Но и на верхах головы летели. Отзвуки великой битвы мы найдем в прессе того времени. Журнал «Проблемы экономики» за октябрь 1940 года: «Представитель диктатуры рабочего класса, советский директор предприятия, обладает всей полнотой власти. Его слово — закон, его власть на производстве должна быть диктаторской… Советский хозяйственник не имеет права уклоняться от использования острейшего оружия — власти, которую партия и государство ему доверили. Командир производства, уклоняющийся от применения самых жестоких мер воздействия к нарушителям государственной дисциплины, дискредитирует себя в глазах рабочего класса как человек, не оправдывающий доверия».

И выходило: мастер — диктатор над рабочими. А вышестоящий — диктатор над мастером, и так все выше и выше до директора, который диктатор на заводе. А над ним тоже диктаторов орава. И как созвучно все, что говорится о директоре-диктаторе с дисциплинарным уставом 1940 года: чтобы заставить повиноваться подчиненных, командир имеет право и обязан применить все средства, вплоть до оружия. Если он применяет оружие против подчиненных, то ответственности за последствия не несет, а если не применяет, так его самого — в трибунал. И директоров в те же условия поставили: или всех грызи, или ляжь в грязи, а на твое место нового директора поставят.

А «Правда» подстегивает — 18 августа 1940 года: «На заводах Ленинграда обнаружено 148 прогулов, а передано в суд только 78 дел». Какие-то директора проявляют мягкотелость. Будем уверены, что после этой публикации сели не только те, кого пролетарская газета помянула, не только директора, проявившие мягкотелость, но и те, кто директоров не посадил до публикации «Правды».

Хрущев однажды объявил, что Сталин руководил войной по глобусу, то есть в детали не вникал, а ставил глобальные задачи.

Кроме Хрущева никто такой глупости не говорил. Сотни людей, которые знали Сталина близко, говорят другое.

Сталин знал тысячи (возможно — десятки тысяч) имен. Сталин знал все высшее командование НКВД, знал всех своих генералов. Сталин знал лично конструкторов вооружения, директоров крупнейших заводов, начальников концлагерей, секретарей обкомов, следователей НКВД и НКГБ, сотни: тысячи чекистов, дипломатов, лидеров комсомола, профсоюзов и пр. и пр. Сталин ни разу за 30 лет не ошибся, называя фамилию должностного лица. Сталин знал характеристики многих образцов вооружения, особенно экспериментальных. Сталин знал количество выпускаемого в стране вооружения. Сталинская записная книжечка стала знаменитой, как конь Александра Македонского. В этой книжке было все о производстве оружия в стране.

С ноября 1940 года директора авиационных заводов каждый день должны были персонально сообщать в ЦК о количестве произведенных самолетов. С декабря это правило распространилось на директоров танковых, артиллерийских и снарядных заводов.

А Сталин давил персонально. Был у него и такой прием: своей рукой писал от имени директоров и наркомов письменное обязательство и давал им подписать… Не подпишешь — снимут с должности с соответствующими последствиями. Если подпишешь и не выполнишь…

Генерал-полковник А. Шахурин в те времена был Наркомом авиационной промышленности. Предшественник Шахурина — М. Каганович — был снят и застрелился, не дожидаясь последствий снятия. Шахурин занял пост Кагановича. И вот он обедает у Сталина. Январь 1941 года. Сталинский обед — это очень поздний ужин. Слуги накрыли стол, поставили все блюда и больше в комнату не входят. Разговор деловой. О выпуске самолетов. Графики выпуска самолетов утверждены. Шахурин знает, что авиационная промышленность выпустит запланированное количество новейших самолетов. Потому спокоен. Но Сталину мало того, что запланировано к выпуску и что им самим утверждено. Нужно больше. И тогда:

«Сталин, взяв лист бумаги, начал писать: „Обязательство (заголовок подчеркнул). Мы, Шахурин, Дементьев, Воронин, Баландин, Кузнецов, Хруничев (мои заместители), настоящим обязуемся довести ежедневный выпуск новых боевых самолетов в июне 1941 года до 50 самолетов в сутки“. „Можете, — говорит, — подписать такой документ?“ „Вы написали не одну мою фамилию, — отвечаю, — и это правильно, у нас работает большой коллектив. Разрешите обсудить и завтра дать ответ“. „Хорошо“, — сказал Сталин. Обязательство было взято нами и выполнено. Сталин ежедневно занимался нашей работой, и ни один срыв в графике не проходил мимо него». («Вопросы истории», 1974, N 2. с. 95).

Сталин сделал петлю, а руководители авиационной промышленности должны были сталинскую петлю сами одеть на свои шеи.

Подписано обязательство наркомом и заместителями, теперь можем представить, как они воспользуются своими диктаторскими полномочиями против директоров авиационных заводов. А директора — своими диктаторскими полномочиями против начальников цехов и производств. А они… И так до самого мастера в промасленном халате. Кстати, минимум один из сталинского списка — Василий Петрович Баландин, заместитель наркома по двигателям — в начале июня 1941 года сел. Красив русский язык — зэк Баландин. Его подельников расстреляли. Баландину повезло: в июле его выпустили. Авиаконструктор Яковлев описывает возвращение: «Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в Наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего не случилось…» (Цель жизни. С. 227).

Нам остается выяснить, когда мобилизационная гонка в промышленности началась и чем могла закончиться.

Понятно, решения принимались в недрах сталинских дач. Но принятые тайно решения объявлялись, пусть и не полностью, пусть иносказательно. Принятые решения осуществлялись всей страной, на глазах всего мира. Это как в армии: солдат не знает, что и когда решило начальство, но траншею рыть ему. И совсем не важно, кто решение принял, до солдата его доведут и исполнение проверят. И если мы не знаем, какие и когда принимал Сталин решения, мы можем видеть их выполнение. Решения всегда исходили якобы не от Сталина, а от делегатов съезда партии, от Верховного Совета, от представителей трудящихся. (Указ от 26 июня 1940 года принимался и «по инициативе профсоюзов»). И наркомы писали обязательства от собственного имени: «Мы, Шахурин, Дементьев, Воронин, Баландин…» Правда, писали сталинским почерком, а подписывались собственноручно.