Река Бикин в нижнем течении. — Ночёвка в покинутом жилище. — Грязная вода. — Местность Сигоу. — Новый год. — Приём у китайцев. — Встреча с Мерзляковым. — Олон. — Порочное население. — Табандо. — Река Алчан. — Железнодорожная станция.
Двадцать девятого декабря мы выступили в дальнейший поход вниз по реке Бикин, которая здесь течёт строго на запад. Чем ниже, тем больше река разбивается на протоки. При умении можно ими пользоваться и значительно сокращать дорогу.
На островах между протоками, в местностях Хойтун и Митахеза, мы встречаем туземцев, рождённых от брака китайцев с удэхейскими женщинами. Это те же чжагубай[48] (по-китайски «кровосмешение»), что и в прибрежном районе на реках Тадушу, Тетюхе и Санхобе. Они живут в фанзах китайского типа и занимаются рыболовством, охотой и огородничеством. Насколько недавно люди эти занялись земледелием, видно из того, что на возделываемой ими земле сохранились пни, которые они не успели ещё выкорчевать.
Река Бикин считается самой лесистой рекой. Лесом покрыто все: горы, долины и острова. Бесконечная тайга тянется во все стороны на сотни километров. Немудрёно, что места эти в бассейне Уссури считаются самыми зверовыми.
Около горы Бомыдинза, с правой стороны Бикина, мы нашли одну пустую удэхейскую юрту. Из осмотра её Дерсу выяснил, почему люди покинули жилище, — черт мешал им жить и строил разные козни: кто-то умер, кто-то сломал ногу, приходил тигр и таскал собак. Мы воспользовались этой юртой и весьма удобно расположились в ней на ночлег.
Стрелки пошли за дровами, а Дерсу опять принялся дымом изгонять черта из юрты. Я взял ружьё и пошёл вниз по реке на разведку.
С утра хмурившаяся погода разразилась крупным мокрым снегом при полном безветрии.
Громадные кедры, словно исполинские часовые, стояли теперь неподвижно и не шептались между собой.
Вечерние сумерки, хлопья снега, лениво падающего с неба, и угрюмый, молчаливый лес — всё это вместе создавало картину бесконечно тоскливую…
Мимо меня бесшумно пролетела сова, испуганный заяц шарахнулся в кусты, и сова тотчас свернула в его сторону. Я посидел немного на вершине и пошёл назад. Через несколько минут я подходил к юрте. Из отверстия её в крыше клубами вырывался дым с искрами, из чего я заключил, что мои спутники устроились и варили ужин.
За чаем стали опять говорить о привидениях и злых духах.
Захаров все домогался, какой черт у гольдов. Дерсу сказал, что черт не имеет постоянного облика и часто меняет «рубашку», а на вопрос, дерётся ли черт с добрым богом Эндури, гольд пресерьёзно ответил:
— Не знаю! Моя никогда это не видел.
После чая, когда все легли на свои места, я ещё с час работал, приводил в порядок свой дневник и затем все покончил сном.
30 декабря наш отряд дошёл до местности Тугулу с населением, состоящим из «кровосмешанных» туземцев. Чем ближе мы подвигались к Уссури, тем больше и больше встречалось китайцев и тем больше утрачивался тип удэхейцев.
В этих местах Бикин принимает в себя следующие маленькие речки: Амба, Фунзилаза[49], Уголикоколи, Рохоло и Тугулу. Из возвышенностей в этом районе следует отметить с правой стороны гранитные сопки Фунзилаза, Рохоло, Джара-Хонкони, местность Ванзиками, а с левой стороны — Вамбабоза с вершинами Амбань, Уголи и Лансогой со скалой Банга, состоящей из мелафира.
Ниже Сыфантая Бикин достигает ширины 200 метров при глубине около 2 метров и скорости течения 4 километра в час.
Потому ли, что земля переместилась в плоскости эклиптики по отношению к солнцу, или потому, что мы всё более и более удалялись от моря (вероятно, имело место и то и другое), но только заметно день удлинился и климат сделался ровнее. Сильные ветры остались позади. Барометр медленно поднимался, приближаясь к 760. Утром температура стояла низкая (—30°С), днём немного повышалась, но к вечеру опять падала до—25° С.
Сегодня случилось маленькое событие, опечалившее Дерсу и очень меня насмешившее.
В моей сумочке было много всякой мелочи: цветные карандаши, перочинный ножик, резина, игольник с нитками, шило, часы, секундомер и пр. Часть этих предметов, в том числе и роговую чернильницу с завинчивающейся пробкой, наполненную чернилами, я дал нести Дерсу. После полудня он вдруг подбежал ко мне и тревожным голосом сообщил, что потерял…
— Что? — спросил я его.
Он мялся и не знал, что ответить. Я видел, что он находился в затруднительном положении и мысленно перебирал в памяти все известные русские слова.
— Что ты потерял? — переспросил я его вторично. — Грязную воду, — ответил он сконфуженно.
В лексиконе его не было слова «чернила», и он не знал, как назвать жидкость, которая все так пачкает.
Мои спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеёмся над его оплошностью, и стал говорить о том, что «грязную воду» он очень берег. Одни слова, говорил он, выходят из уст человека и распространяются вблизи по воздуху. Другие закупорены в бутылку. Они садятся на бумагу и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут жить сто годов и больше. Эту чудесную «грязную воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
Последний день 1907 года мы посвятили переходу к местности Сигоу (Западная долина), самому населённому пункту на Бикине. Здесь живут исключительно китайцы. В 1882 году селение это называлось Сиа-моу-диуза[50], в 1894 году в нём насчитывалось 70 человек. Немного выше Сигоу (километра на два) есть ещё два посёлка — Цамодынза[51] и Дафазигоу (последний ныне заброшен). Обитатели Сигоу занимаются поиском женьшеня, охотой, соболеванием, выгонкой спирта и эксплуатацией удэхейцев. С большим трудом они очищают от леса участки земли и засевают их пшеницей и кукурузой.
Горный хребет с правой стороны реки называется Олонцынза и имеет две видные вершины: Дангоза и Цамодынза. Отроги последних оканчиваются около реки скалистыми обрывами Чжагали, Хонкони и Дайгу[52].
Рядом с Бикином и почти параллельно ему течёт большая река Алчан. На перевале между этими двумя реками, на горе Нюосыдыцзы, есть естественный водоём овальной формы, около 150 метров в окружности.
То обстоятельство, что навстречу нам выезжал пристав, подняло мой престиж в глазах китайцев. Вероятно, поэтому они устроили нам торжественную встречу с флагами, трещотками, ракетами и бумажными фонарями. С большой помпой мы вступили в селение Сигоу.
Китайцы зарезали свинью и убедительно просили меня провести у них завтрашний день. Наши продовольственные запасы истощились совсем, а перспектива встретить Новый год в более культурной обстановке, чем обыкновенный бивак, улыбалась моим стрелкам. Я согласился принять приглашение китайцев, но взял со своих спутников обещание, что пить много вина они не будут. Мои спутники сдержали данное слово, и я ни одного из них не видел в нетрезвом состоянии.
Следующий день был солнечный и морозный. Утром я построил свою команду, провозгласил тост за всех, кто содействовал снаряжению нашей экспедиции. В заключение я сказал людям приветственное слово и благодарил их за примерную службу. Крики «ура» разнеслись по лесу.
Из соседних фанз выбежали китайцы и, узнав, в чём дело, опять пустили в ход трещотки.
Только мы разошлись по фанзам и принялись за обед, как вдруг снаружи донёсся звон колокольчика. Китайцы прибежали с известием, что приехал пристав. Через несколько минут кто-то в шубе ввалился в фанзу. И вдруг пристав этот превратился в А. И. Мерзлякова. Мы поздоровались. Начались расспросы. Оказалось, что он (а вовсе не пристав) хотел было идти мне навстречу, но отложил свою поездку вследствие глубокого снега.
