Медсестра бегом пролетела обратно, за ней вальяжно проковыляли две матроны в коротких белых халатах и, окинув Саньку любопытными взглядами, исчезли за дверью, а спустя некоторое время ему вынесли маленький сопящий подслеповатый кулек, с крохотным носом покрытым белыми пятнышками. Те самые матроны умильно кудахтали над ним, обучая как правильно держать собственное сокровище.

Низкая завеса немного отодвинулась, еще с самого начала позволив ей наблюдать за манипуляциями суетящихся вокруг людей. Действие предыдущих лекарств на мозг практически сошло на нет.

— Там отцу в коридоре… — Начала она.

— Ему уже отдали, — улыбнулась анестезиолог.

Девушка почувствовала как внутри нее двигается нечто, посмотрела вниз. Так и есть. Сердито бухтя себе под нос, хирург складывал в нее внутренности, бессильно откинула голову на стол. Немного поразмышляла. Хотелось пошевелиться, сделать что-то привычное. Катетер стоял в левой руке, поэтому Наталка резко дернула правую кисть, разодрав марлю, и потерла лицо.

— Уснуть хочешь? — тихо спросили ее на ухо, она кивнула, понаблюдала как из шприца в вену ввели очередную порцию дряни и провалилась в небытье…

Она плавала в густой, тягучей темноте, очень длинной. До сознания с трудом доходило, что это неверные ощущения, неправильные, и прилагаельные к определению темноты тоже неправильные, но иначе она не ощущала. Бесконечно хотелось открыть глаза и наконец-то напиться, а не облизывать влагу с губ, которую кто-то постоянно туда выжимал по капле. В конце концов, ей удалось совершить первое.

Взгляд уперся в белый потолок. Ровный, и еще слева стена, тоже белая. На них возможно были трещины, по крайней мере Наташе казалось, что они там обязательно должны быть… Или нет? Странная мысль. Ей эта ерунда, вообще, важна?

Она повернула голову. Зеленые усталые глаза напряженно изучали ее. Девушка улыбнулась, только уверенности в том, что губы послушались не почувствовала.

— И? — просипела она еле слышно, откашлялась.

Санька облегченно выдохнул и расцвел.

— Я его видел и даже держал!

Наталка поняла, что ей не хватало его непередаваемого восторга относительно собственного сына.

— Только у него на носу, — парень на себе изобразил то, о чем тревожился.

— Сказали, что это нормально. Пить хочу.

Он кивнул и марлей намочил ей губы. Теперь девушка поняла откуда бралась влага.

— Прости, хорошая моя, тебе нельзя пить.

Она вздохнула. Голова все еще туго работала.

— Папа где?

— Здесь.

Наташа дернулась в попытке приподняться, не вышло, мышцы подчинялись, но работали с огромным трудом, слабость придавила к кровати.

— Саш, останови его, наври, пусть мама остановит.

— Хорошо, — парень кивнул.

Она нахмурилась, съедаемая недобрым предчувствивем.

— Сашенька, пожалуйста, позвони сейчас.

Парень встал и тихо вышел в коридор.

— Ничего себе ты тут шухер навела! — Наталка обернулась к соседке по реанимации. — Заведующая за последние два часа раза четыре прибегала.

Поняла, что не успела. Отец все-тки поставил всю больницу на уши. Черт! Она обессиленно обмякла. Когда Сергей злился, он был невыносим, а сейчас он будет не просто зол, он будет в ярости, ведь не был рядом, когда это было по его части и когда он оказался нужен.

Санька прикрыл дверь неплотно и слышал, как соседка счастливо сообщила его девочке совершенно ненужную новость. Дура набитая! Скорее вернуться, чтоб меньше говорила. Не в меру любопытная девица все утро пыталась вытянуть из него кто, что и как. Его достало слушать дурацкую болтовню. Он в смысл-то вникнуть не мог, а она ко всему прочему ожидала ответов.

Две минуты.

Две минуты может хватить на быстрый телефонный диалог с элементами убеждения? Парень задумчиво покрутил трубку. Нет. Не поверит.

Три минуты.

Сергей появился в реанимации ночью, тихо постоял у кровати дочери и точно так же тихо вышел. Они не разговаривали, и не требовалось, Саша без слов понял, что ничего доброго отец делать не намерен.

Четыре минуты.

Чхать на все. Поверит и так. Открыл дверь и зашел обратно.

***

9 августа

Пятница

— Это мой внучек! — радостно щебетала Татьяна, строя смешные рожицы Мишке. Нянечка заворачивала малыша, пристраивая кружевной уголок над курносым личиком, и умильно щурилась, исподтишка наблюдая как девчушку с перепуганными черными глазами окружила толпа счастливых родственников. Этой историей до сих пор гудели оба отделения. Она тихо слушала обсуждения, где-то поддакивала на общее возмущение, однако про себя немного радовалась, что начальство наконец-то ухватили за шкирку и встряхнули. Будучи сама мамой и дважды счастливой бабушкой, она сопереживала таким несчастьям. Что за беда? Зарплаты некудышные, вот и работать никто не хочет, чего уж от молодых ждать? Женщина вздохнула.

— Чего это твой?! Он наш! — над ребенком склонилась еще одна бабушка.

— Витальевна, ты вообще приблудная!

— Ивановна, если б Нинка не была твоей дочерью, я бы с тобой в одной комнате не осталась.

— Да, ну? А перцовку со мной кто хлестал? — уперла кулак в бок Татьяна.

Неожиданно между ними вклинилась вторая Анна.

— Брейк, моя очередь! А вы, торговки, шасть на улицу цапаться.

Нянечка улыбнулась.

— Первый внук?

— Правнук, — поправили ее три голоса.

— Понятно, — рассмеялась женщина. — Все, готов ваш конверт. Забирайте.

Наташа чувствовала его руку на своей талии, видела родные лица, видела как три пожилых особы по очереди бережно несут Мишу, и мир мог благополучно рушиться, ей было наплевать на все и вся, кроме этих простых вещей.

Уха коснулось горячее дыхание, поежилась и вжалась в Саньку сильнее. За эту неделю она безгранично соскучилась. Ему нужно было работать, а потому в прошлое воскресенье практически силком выкинула его из своей палаты домой, спать. Да, безумно хотелось, чтобы он, как и собирался, остался рядом. Девушка улыбнулась, он даже себе где-то кресло нашел, спрашивать чего ему это стоило, не стала.

Сегодня же с самого утра, как появился в палате, не выпускал ее из рук, так что она благополучно ощущала себя любимым плюшевым медведем, которого давно не видели. Вообще, предпочтительнее, конечно, ассоциировать себя, скажем, с куклой Барби, но… Наталка усмехнулась. На медведя она в конкретный момент походила более всего.

— Что?

Девушка виновато взглянула на мужа. Он закатил глаза, сообразив в чем дело, и промолчал. Наташа вздохнула. Опять самой угадывать его мысли. Так неинтересно, и не только потому что ей хотелось слышать, что она любима почаще. В основном причина была иной.

Для нее не составляло труда узнать о чем думают, чувствуют или хотят окружающие люди. Она понимала отца, знала Нину, бабушек, подруг, постепенно научилась ориентироваться в головах малознакомых людей, но вот Сашка… Она никогда не знала больше, чем он позволял ей знать. Если ему нужно было что-то скрыть от нее, он это просто делал, и Наташа не сумела превзойти эту его особенность. Нет. Она само собой не сдалась, к несчастью, интересным такое тихое противостояние давно не было. Ей так и не удалось выиграть, но, что печальнее всего, Саша ни разу и не понял, что она пытается что-то там прочесть в его мыслях, ну, или понял и скрыл.

Нина осторожно передвинула пальцы, с каждым мгновением Сергей сжимал их сильнее и, признаться, было немного больно. Женщина на мгновение прижалась щекой к его плечу, подействовало, ослабил хватку. За последние дни она изрядно устала. Заставить поверить отца, что он не виноват в несчастье своего ребенка невозможно, а притупить эту уверенность бесконечно сложно. Последним она изанималась всю неделю. Еще был Санька, но он от ее помощи отказался весьма откровенно. Нина смирилась. Сын свой страх пережил, а вот Сергей — нет и, похоже, не собирался.

— Знаешь, я боюсь нас с тобой покусают, если мы сунемся в гущу событий, — решила пошутить она, глядя, как три бабушки, люлюкая, спорят, чья очередь держать ребенка. Сергей улыбнулся.