– Исчадие ада! – крикнул он.

Тьму огласил предсмертный вопль и треск ломаемых сучьев.

– Вот тебе, вот!

Матахати неистово наносил один удар за другим. Казалось, меч разломится от силы Матахати. Он был пьян от крови, глаза полыхали огнем.

Все кончено. Наступила тишина.

Бессильно опустив окровавленный меч, Матахати начал приходить в себя. Глаза были пустыми. Он взглянул на руки – они были красными. Кровь алела на его лице, на одежде. Кровь Оцу! Земля поплыла у него под ногами.

– Молодец, сынок! Наконец ты выполнил долг! Задыхаясь от восхищения, за спиной Матахати стояла Осуги. Она вглядывалась в месиво помятых и поломанных кустов.

– Как я рада! Мы сдержали слово! Половина бремени упала с меня. Теперь мы можем смотреть в глаза всей деревне. Что с тобой? Немедленно отсеки голову.

Видя нерешительность сына, Осуги засмеялась.

– Не хватает смелости? Коли ты такой нежный, я сама! Отойди!

Матахати стоял неподвижно. Едва мать сделала шаг вперед, он стукнул ее рукояткой меча по плечу.

– Ты что, с ума сошел? – закричала, чуть не упав, Осуги.

– Мама!

– Что?

У Матахати сел голос, в горле что-то булькало. Окровавленной рукой он провел по глазам.

– Я ее убил… Убил Оцу.

– Похвально. Почему ты плачешь?

– Как не плакать? Это ты безумная старая карга.

– Тебе ее жалко?

– Да… да! Все ты! Почему до сих пор ты жива? Я бы сумел вернуть Оцу. Все ты со своей честью дома!

– Прекрати детский лепет. Если она так мила тебе, почему же ты не убил меня?

– Будь я способен, я бы… Есть ли что чудовищнее сумасбродной, одержимой матери?

– Не смей! Как только язык поворачивается!

– Отныне буду жить по-своему. Загублю себя, никому до этого дела нет!

– Ты всегда был нытиком, Матахати. Выходил из себя и закатывал сцены, чтобы досадить матери.

– Ты у меня еще поплачешь, старая скотина! Ведьма! Ненавижу тебя!

– Вот как! Мы сердимся! Прочь с дороги! Я возьму голову Оцу, а уж потом с тобой поговорю.

– С разговорами покончено. Больше не намерен слушать тебя!

– Ты должен посмотреть на ее голову. Красота! Убедись, как выглядит мертвая женщина. Мешок костей. Пора понять, как слепа страсть.

– Замолчи! – зарычал Матахати. – Оцу – единственное сокровище, к которому я стремился всю жизнь. Я расстался с беспутным существованием, попытался исправиться, вернулся на правильный путь ради женитьбы на Оцу. Оцу убита не во имя спасения семейной чести, а по прихоти злобной старухи.

– Долго будешь распространяться о том, что сделано? Лучше бы молитвы читал. «Слава Амиде Будде!»

Старуха потопталась среди поломанных кустов и сухой травы, заляпанных кровью, и, собрав траву в пучок, пригнула его к земле и опустилась на него на колени.

– Оцу, не сердись на меня, – проговорила Осуги. – Теперь, когда ты мертва, мне не в чем тебя укорить. Твоя смерть была неизбежной. Покойся с миром!

Старуха левой рукой нащупала густую шевелюру.

– Оцу! – раздался голос Такуана.

Темная пустота откликнулась эхом. Казалось, что Оцу зовут деревья и звезды.

– Ты не нашел ее? – Голос Такуана звучал тревожно.

– Ее здесь нет. – Хозяин гостиницы, в которой остановились Осуги и Оцу, вытер пот со лба.

– Ты ничего не спутал?

– Нет, я хорошо все слышал. Пришел монах из Киёмидзу, и старая женщина спешно покинула гостиницу, сказав, что ей срочно надо в святилище божества гор. Девушка ушла с ней.

Такуан и хозяин гостиницы замолкли.

– Может, они свернули с главной тропы или поднялись еще выше? – предположил Такуан.

– Почему такое беспокойство?

– По-моему, Оцу заманили в ловушку.

– Неужели старуха такая коварная?

– Нет, она прекрасная женщина, – загадочно ответил Такуан.

– Не поверил бы после всего, что ты рассказал. Да, еще кое-что припомнил.

– Что же?

– Девушка сегодня плакала в своей комнате.

– Ну и что?

– Старуха сказала нам, что девушка – невеста ее сына.

– Она всем это говорит.

– Судя по твоему рассказу, старуха дико ненавидит девушку и издевается над нею.

– Ненавидеть одно, но отвести девушку в глухую ночь на гору – совсем другое. Боюсь, что Осуги решила ее убить.

– Как убить? Ты же назвал старуху прекрасной женщиной.

– Она добродетельна по расхожим меркам. Часто молится в храме Киёмидзу. Подолгу сидит перед Каннон, перебирая четки. В такие минуты духовно она близка к богине милосердия.

– Я слышал, что она возносит молитвы Амиде.

– В миру много таких верующих. Их считают истовыми последователями Будды. Совершив что-нибудь неправильное, они идут на поклонение к Амиде, считая, что он простит им самые страшные прегрешения. Не задумываясь они убьют человека, зная, что милостью Амиды все грехи прощаются и они попадут в Западный рай после смерти. Эти добродетельные люди причиняют много хлопот.

Матахати испуганно оглянулся, не понимая, откуда доносится голос.

– Слышала, мама? – взволнованно спросил он.

– Ты узнал голос?

Осуги приподняла голову, не выпуская меча из правой руки. Левой она крепко ухватилась за волосы жертвы.

– Слышишь? Снова заговорили.

– Странно, ведь Оцу может искать только мальчишка по имени Дзётаро.

– Это голос мужчины.

– Сама слышу. Голос кажется знакомым.

– Плохи дела. Оставь голову, дай фонарь. Кто-то идет сюда.

– С той стороны, откуда раздаются голоса?

– Да. Бежим!

Опасность мгновенно помирила мать и сына, но Осуги не могла оторваться от чудовищного занятия.

– Подожди! – проговорила она. – После стольких испытаний я не могу уйти без головы. Иначе я не докажу, что отомстила Оцу. Сейчас закончу.

– О-о! – с отвращением простонал Матахати.

Крик ужаса сорвался с губ Осуги. Уронив отсеченную голову, она привстала, но зашаталась и рухнула на землю.

– Это не она! – воскликнула старуха, вскидывая руки и тщетно пытаясь подняться.

– Что… что с тобой? – забормотал Матахати, подскочив к ней.

– Посмотри, это не Оцу, а какой-то нищий, калека.

– Не может быть! – оторопел Матахати. – Я его знаю.

– Один из твоих дружков?

– Нет! Он выманил у меня деньги. Что делал около храма этот грязный жулик Акакабэ Ясома?

– Кто здесь? – раздался голос Такуана. – Оцу, ты?

Матахати оказался проворнее матери. Он успел скрыться, но старуха попала в руки монаха, крепко державшего ее за шиворот.

– Так я и думал. Конечно, твой милый сыночек сбежал. Эй, Матахати, почему ты дал деру, бросив мамочку? Неблагодарный олух! Немедленно иди сюда!

Осуги жалобно охала, повалившись на землю, но и теперь, не удержавшись, злобно прошипела:

– Ты кто такой? Что привязался?

– Не узнаете меня, почтеннейшая? Вас подводит память, – ответил Такуан, выпустив из рук ее ворот.

– Такуан!

– Удивлены?

– Ничуть. Бродяги вроде тебя болтаются повсюду. Рано или поздно, ты должен был объявиться в Киото.

– Вы правы, – усмехнулся Такуан. – Все, как вы говорите. Я странствовал по долине Коягю и провинции Идзуми, а прошлой ночью пришел в Киото и услышал от знакомого тревожную новость. Вынужден был срочно заняться этим делом.

– Какое мне дело до твоих странствований?

– Я подумал, что Оцу должна быть с вами. Я ее ищу.

– Хм-м.

– Почтеннейшая!

– Что еще?

– Где Оцу?

– Не имею понятия.

– Я вам не верю.

– Пятна крови вокруг, – вмешался хозяин гостиницы. – Кровь еще не загустела.

Свет фонаря упал на лежащее на земле тело. Лицо Такуана окаменело. Воспользовавшись моментом, Осуги вскочила и бросилась бежать.

– Подождите! – крикнул Такуан, не двигаясь с места. – Вы покинули дом, чтобы восстановить честь семьи. Вы ее запятнали еще больше. Твердите, что любите сына, а сейчас бросаете его одного на произвол судьбы, погубив его жизнь?

Голос Такуана гремел, как раскаты грома. Осуги резко остановилась. Лицо старухи исказилось, она постаралась придать голосу вызывающий оттенок: