Думал, что это всего лишь игра, хотя знал, что игра эта полностью повторяет реальность. И в этой игре он решил совершить неслыханной, невероятной жестокости деяние; когда же игра обернулась реальностью, для Эндера это означало, что он виноват в происшедшем не меньше всех остальных. Хотя последняя Королева Улья простила его, доверив свой кокон его опеке, он так никогда и не избавился от чувства вины. Он был всего лишь ребенком, делающим то, что позволяли ему взрослые; но где-то в глубине своего сердца он понимал, что даже ребенок — это человек, что поступки ребенка — это поступки человека, что даже в детской игре заложена мораль.

Солнце едва показалось над горизонтом, когда Миро вместе с Эндером подошли к каменной скамейке в саду. Вскоре этот камень зальют солнечные лучи, но сейчас его пронизывал утренний холод. И первыми словами, с которыми Миро обратился к этому постоянному, неизменному человеку, были:

— Что это еще за монастыри, Эндрю Виггин? Руки решил умыть? Распять себя решил?

— Я тоже по тебе скучал, Миро, — улыбнулся Эндер. — У тебя усталый вид. Спать надо больше.

Миро вздохнул и потряс головой:

— На самом деле я вовсе не то собирался тебе сказать. Я пытаюсь понять тебя, честно пытаюсь. Валентина говорит, я очень похож на тебя.

— Ты имеешь в виду настоящую Валентину? — уточнил Эндер.

— Они обе настоящие, — ответил Миро.

— Что ж, если я похож на тебя, загляни сначала внутрь себя, а потом скажешь мне, что ты там откопал.

Миро задумчиво поглядел на Эндера. Это он серьезно?

Эндер похлопал Миро по колену:

— Честно говоря, я не больно-то сейчас там нужен. Там, снаружи, — сказал он.

— Да ты сам не веришь в свои слова, — воскликнул Миро.

— Но я верю в то, что верю в них, — произнес Эндер. — И меня это устраивает. Прошу, не развеивай мои иллюзии. Я еще не успел позавтракать.

— Ты пользуешься удобным случаем, пользуешься тем, что тебя расщепило на три части. Эта твоя часть, изрядно постаревшая, может позволить себе роскошь посвятить себя целиком и полностью жене. И это только потому, что у тебя имеются две молоденькие марионетки, и они идут и исполняют работу, которая на самом деле тебе небезразлична.

— Но она меня действительно больше не интересует, — пожал плечами Эндер. — Мне все равно.

— Тебе, Эндеру, все равно, потому что об этом, по твоему мнению, должны позаботиться представляющие тебя Питер и Валентина. Только Валентине сейчас очень плохо. Ты не обращаешь внимания на то, чем она занимается. И с ней сейчас происходит то, что когда-то произошло с моим искалеченным телом. В ее случае процесс идет медленнее, но тем не менее она разрушается. Такую гипотезу выдвинула сама Вэл, и Валентина считает, что это вполне возможно. Я тоже с ней согласен. И Джейн.

— Передай Джейн мою любовь. Я очень скучаю без нее.

— Джейн вполне хватает моей любви, Эндер.

Эндера его яростный ответ лишь позабавил:

— Когда тебя поведут на расстрел, Миро, твоим последним желанием будет выпить как можно больше воды. Чтобы твоим судьям пришлось вытаскивать твой труп из огромной лужи мочи.

— Валентина — это не сон и не иллюзия, Эндер, — заявил Миро, отказываясь переходить на обсуждение собственной личности. — Она — живой человек, и ты убиваешь ее!

— Очень драматично ты все изложил.

— Если бы ты видел, как сегодня утром она выдергивала целые прядки своих волос…

— Стало быть, у нее неплохие задатки актрисы, так я понимаю? Ты всегда был падок на театральные жесты. Не удивлен, что ты так расчувствовался.

— Эндрю, говорю тебе, ты должен…

Внезапно Эндер выпрямился, и голос его легко перекрыл голос Миро, хотя Эндер и не думал кричать:

— Ты мозгами пошевели, Миро. Неужели ты сам решил перепрыгнуть из своего старого тела в эту новую, усовершенствованную модель? Ты что, подумал минутку-другую и сказал:

«Ну что ж, пусть этот тухлый труп разваливается на составляющие молекулы, потому что в новом теле мне будет лучше»?

Миро понял, что он имеет в виду. Эндер не мог управлять собственным отношением. Его айю, хоть она и представляла его глубинное "я", не принимала никаких приказов.

— Я понимаю, что мне нужно, только когда погляжу на себя со стороны, — продолжал Эндер. — И так поступаем все мы, если мы честны сами с собой. У нас есть свои чувства, свои решения, но в конце концов мы оглядываемся назад на свою жизнь и видим, что порой мы пренебрегали чувствами, а большинство наших решений было просто-напросто воплощением решений нашего сердца, которые созрели задолго до того, как мы их осмыслили. Я ничего не могу поделать, если частичка меня, отвечающая за девушку, в чьем обществе ты путешествуешь, вовсе не так важна моей внутренней воле, как того бы хотелось тебе или Вэл. Здесь я бессилен.

Миро склонил голову.

Солнце поднялось над верхушками деревьев. Внезапно скамья осветилась яркими солнечными лучами, и, подняв голову, Миро увидел, что вокруг взъерошенных после сна волос Эндера образовался нимб.

— Интересно, может ли ушедший в монастырь человек быть; шафером на свадьбе? — как бы про себя пробормотал Миро.

— Тебе она нравится, да? — спросил Эндер, хотя вопрос скорее был риторическим. — И тебя беспокоит, что она — это на самом деле я.

Миро пожал плечами:

— Так, корешок на тропинке. Думаю, мне достанет сил переступить через него.

— Но что, если ты мне не нравишься? — весело поинтересовался Эндер.

Миро развел руки и отвернулся.

— Черт знает что творится, — буркнул он.

— Ты настоящий милашка, — уверил Эндер. — Наверняка юная Валентина грезит тобой. Хотя не знаю. Мои сны все время об одном и том же: взрывающиеся планеты и гибнущие в огне мои близкие и родные.

— Я знаю, что ты помнишь о нас, Эндрю.

Этими словами Миро хотел как бы извиниться, но Эндер лишь отмахнулся:

— Я не могу забыть этот мир, но могу игнорировать его. Я игнорирую все окружающее, Миро. Я игнорирую тебя, игнорирую те два ходячих воплощения. В данный момент я стараюсь игнорировать все и вся, кроме твоей матери.

— И Господа Бога, — напомнил Миро. — Господа нельзя забывать.

— Ни на секунду, — подтвердил Эндер. — Но по сути дела, я не могу забыть никого. Я ничего не забыл. Однако да, я игнорирую даже Господа, если только Новинья не пожелает, чтобы я заметил его. Я превращаю себя в мужа, которого она всегда желала.

— Но почему, Эндрю? Ты же сам знаешь, у мамы всегда были проблемы с головой.

— Ничего подобного, — укоряюще промолвил Эндер. — Даже если и так…, то это лишь еще одна причина.

— То, что соединил Господь, человек да не разлучает. Я только за, с философской точки зрения, но ты не знаешь, как это…

Миро почувствовал себя ужасно усталым, измученным.

Он не знал, как выразить словами то, что он хотел сказать;

Это, наверное, потому, что он пытался рассказать Эндеру, каково это, быть Миро Рибейра, ведь Миро даже определить свои чувства не мог, не говоря уже о том, чтобы выразить их вслух.

— Desculpa, — пробормотал он, перейдя на португальский. Это был язык его детства, язык его чувств. Он вдруг обнаружил, что стирает рукой катящиеся по щекам слезы. — Se nao posso mudar nem voce, nao ha nada que possa, nada. — «Если даже тебя я не могу заставить сдвинуться с места, если даже тебя я не могу заставить измениться, тогда я вообще ничего не могу».

— Nem ей? — удивился Эндер. — Во всей вселенной, Миро, нет человека, которого было бы труднее изменить, чем меня.

— Но у мамы это получилось. Она изменила тебя.

— Нет, — ответил Эндер. — Она всего лишь позволила мне быть таким, каким я хочу. Таким, какой я сейчас, Миро. Я не могу осчастливить всех и каждого. Я своего счастья не могу найти, как не могу помочь тебе, а что касается всего остального, то и там я бессилен. Но, может быть, я смогу сделать счастливой твою мать. Хоть чуточку счастливее, чем она была, хоть на какое-то время. По крайней мере я могу попытаться.