Я наткнулся на слабительное для психомышцы.

— Сыворотка правды известна достаточно давно, — заикнулся Зак.

— В синтезированном мною веществе не боль­ше пентотала, чем ЛСД — в «травке»! — прогре­мел Джордж, охваченный праведным гневом. Но тут же взял себя в руки, словно ему хватило мгно­вения, чтобы взглянуть на свою злобу со стороны, оценить ее, отрезать и отбросить от себя. — Из­вините... погорячился. Судите сами: пентотал иногда может заставить вас дать правдивый ответ на конкретный вопрос. Мой наркотик вызывает в вас желание говорить правду тем самым людям, которым вы раньше лгали, невзирая на последст­вия. Побочные эффекты во многом аналогичны тем, что возникают после исповеди: облегчение, безотчетная радость, стремление веселиться. Но­визна лишь в одном: все цвета воспринимаются более яркими, насыщенными.

Вновь по лицу пробежала судорога.

— Одно это может поставить мир на уши, но боги расстарались на большее. Это вещество рас­творимо в воде, да что в воде, оно растворимо прак­тически во всем, проникает через кожу и действует при неуловимо малой концентрации. Оно может попасть в организм как угодно. Пентотал надо не просто ввести, но ввести в вену. Мой наркотик... Достаточно капнуть на ладонь воском, дать ему за­твердеть, помазать воск этим веществом, пожать руку другому человеку, и тот шесть или семь часов будет говорить правду и только правду. Вещество можно добавить в лак для ногтей, в зубную пасту, в «косячок», распылить из баллончика. Если его будет достаточно много в «косячке», который вы­курят в небольшом помещении, оно подействует и на некурящих. Прекрасно сработает и метод, кото­рым воспользовался Сциллер, чтобы убить меня. Наверное, есть способ избавить себя от воздействия этого вещества... но я еще не нашел антидота или нейтрализатора. Вы, разумеется, понимаете, к чему все это может привести.

Джордж еще говорил, когда подсознание Зака приняло судьбоносное решение: безоговорочно по­верить ему. А с сомнениями ушли и последние ос­татки паралича. Мозг Зака заработал даже быстрее обычного.

— Дайте мне неделю и бочку горячего кофе, и я сумею во всем разобраться. Сейчас я понял одно: вы можете заставить людей стать правдивыми по­мимо их воли.

— Зак, я понимаю, ты можешь назвать мои рас­суждения софистикой, но это вопрос толкова­ния, — он раскинул руки. — Я знаю, сынок, я знаю! Вторая заповедь Лири[4]: «Ты не вправе изменять со­знание брата своего без его согласия». А как насчет согласия задним числом?

— Еще раз, пожалуйста.

— Последействие. Я ввел наркотик доброволь­цам. Они лишь знали, что на них испытывают новый психоделик с неизученными свойствами. Предварительно каждый получал вопросник. Из ответов следовало, что скорее всего все четырнад­цать добровольцев не стали бы участвовать в экс­перименте, если б знали, какое я ввожу им веще­ство. Трое из каждых четверых, безусловно, не стали бы.

На всех, за исключением одного человека, нар­котик подействовал одинаково. Все четырнадцать испытали необычайный подъем. Энергия била в них ключом. И они очень разозлились на меня, когда действие антилжина сошло на нет. Все че­тырнадцать ушли, чтобы жить как обычно. Не прошло и недели, как тринадцать вернулись за следующей дозой.

Глаза Зака округлились.

— Привыкание с одного раза. Боже мой!

— Нет, нет! — замахал руками Джордж. — Анти­лжин не вызывает привыкания. Привыкают гово­рить правду! Каждый приходил еще три-четыре раза, не больше. Я наводил справки. Они полнос­тью перестроили свою жизнь, положив в основу правдивость и честность. Больше они в наркотике не нуждались. И каждый из них от всего сердца бла­годарил меня. Один даже оттрахал, нежно, с любо­вью, это в моем-то возрасте.

Меня тревожило, что к антилжину может раз­виться привыкание. Еще четырнадцать человек со­знательно согласились принять наркотик, и все об­ратились ко мне за второй дозой, но я ответил от­казом. Три четверти из них также полностью изме­нили свою жизнь, уже без помощи химии.

Зак, говорить правду приятно. И твои воспоми­нания остаются с тобой. Все же знают, что, приняв ЛСД, ты не помнишь свои ощущения во время «прихода». Ты думаешь, что помнишь, но на самом деле всякий раз, приходя в себя, ты начинаешь раз­бираться со своими мыслями, и воспоминания о прошедшем весьма туманны. Здесь же ты помнишь все! С тобой остаются воспоминания о том, как тебе хорошо, когда психомускулы полностью расслабле­ны, наверное, впервые с двухлетнего возраста. Ты помнишь радость. Ты осознаешь, что радость эта может остаться с тобой навсегда: только не надо лгать. Это чертовски трудно, поэтому очень хочется, чтобы тебе кто-то помог, а не находя помощи, ты приходишь за второй дозой.

Эти люди стали счастливее.

Зак, Джилл... давным-давно доктор по фамилии Уатт шлепнул меня по заднице и началась моя жизнь. Сделал он это против моей воли. Я ужасно плакал и, согласно семейной легенде, попытался укусить его. Теперь, когда дни мои сочтены, огля­дываясь назад, я могу лишь поблагодарить его. Но он получил мое согласие задним числом. Вина, ко­нечно, лежала не на нем. Мои родители заставили меня существовать до того, как у меня появилась возможность возразить. Но они получили на то мое согласие. Опять же задним числом. Много раз хо­рошие друзья и даже просто незнакомцы давали мне пинка, когда поступить следовало именно так, а не иначе. Дважды меня отталкивали женщины. И все против моей воли, но потом они получали мое согласие задним числом, благослови их, Господи. Аморально ли давать людям наркотик, если потом жалоб не поступает?

— А как же четырнадцатый? — спросила Джилл. Джордж скривился.

— Touche.

- Простите?

— Совершенство недостижимо. Четырнадцатый и убил меня.

— Убил?

Жары в комнате не чувствовалось, но Джордж обливался потом. И бледнел на глазах.

— Послушайте, решать вам самим. Через не­сколько минут меня увезут в машине «скорой по­мощи», а вы можете уйти и забыть о нашей встрече. Если вам того хочется. Но я прошу вас: возьмите на себя ту ношу, что лежала у меня на плечах. Кто-то обязан это сделать. Я очень сомневаюсь, что это вещество удастся синтезировать вновь.

— Есть ли какие-нибудь инструкции? — спро­сил Зак. Я лезу, куда не следует, подумалось ему. Уже залез. — Записи, молекулярные схемы...

— Полное описание процесса синтеза плюс де­сять литров продукта, в разнообразных формах. Этого достаточно, чтобы каждому из двуногих хва­тило по две дозы. Говорю вам, изготовить антилжин очень просто. А вот найти его уникальную формулу чертовски трудно. Когда я умру, она умрет со мной, возможно, навеки. Я наткнулся на нее лишь благо­даря чистому везению, чистому...

— Где? — одновременно вырвалось у .Зака и Джилл.

— Еще минуту, вы должны полностью отдавать себе отчет в том, что собираетесь сделать. Это об­щественное место... Я решил, что чем больше во­круг людей, тем лучше. Дело в том, что вы должны быть очень осторожны, как только антилжин ока­жется у вас в руках. К вам нельзя прикасаться. Ста­райтесь никого не подпускать к себе....

— Феда[5] я чую на расстоянии, — заверил его Зак.

— Нет, НЕТ, какие еще феды! Если бегать от них, считайте, что вы уже покойники. Меня убили не феды.

— Тогда кто? — спросила Джилл.

— У меня довольно тесные связи с распростра­нителями наркотиков, действующих независимо от Синдиката. Организация у них аморфная, даже не имеет названия. Но представители есть во многих странах. Если собрать их в одной комнате, то они потянут не на один миллиард долларов. Я предло­жил им антилжин для распространения до того, как понял, что у меня в руках. Сциллер — один из ру­ководителей этой организации.

— Святой Боже, — выдохнул Зак. — Торговцы наркотиками убили Уэсли Джорджа. Опять апосто­лы выдали Иисуса.

— Один из них, — указал Джордж. — Но заду­майся, сынок. Продавцы наркотиков и честность — понятия несовместимые.