– Баиньки Лёвушке пора. Иди, мой сладенький, к няне, – Надежда Осиповна нежно поцеловала младшего сына, отдала его Арине Родионовне и озабоченно спросила: – Что Коленька?
– Уснул, барыня. Жара уж нет. Поправляется, – ответила няня и вышла укладывать Лёвушку.
– Слава Богу! – отлегло от сердца у матери. – Продолжим наш вечер, господа.
Начиная игру в вопросы и ответы, она первая спросила мужа:
– Серж, в чём сходство между Вами и солнцем?
– Нельзя без гримасы глядеть на нас обоих, Надин!
– Браво! – воскликнул Дмитриев.
– Правда ли, мсьё Пушкин, вы, русские, едите медведей? – язвительно спросила полная дама, знакомая Елизаветы Львовны, недавно приехавшая из Варшавы.
– Нет, пани, мы едим коров, вроде Вас! – парировал Сергей Львович.
– Чей род древнее: Пушкиных или Сонцовых? – задал он в свою очередь вопрос толстяку Сонцову.
– Сонцовых, разумеется. Сон был известен вселенной, когда ей о пушке ещё и не снилось! – ответил находчивый Матвей Михайлович, ничуть не уступавший шурину в острословии.
– Браво! – похвалил зятя Василий Львович. – Элиза, сыграй в честь супруга что-нибудь торжественное.
Пока звучал марш, расторопный повар Алексашка подал всем чай с расстегаями. Почуяв запах рыбы, Жужу очнулась от дрёмы. Рядом с Олей сидел Михаил Николаевич Макаров, выпускник Московского университета и начинающий писатель. Заслушавшись игрой Елизаветы Львовны, энергично бравшей последние аккорды, он рассеянно обронил пирожок. Моська мигом спрыгнула с Олиных колен, схватила «добычу» и утащила под стол. Дядюшка в шутку попытался отнять у неё расстегай, но Жужу на него так сердито заворчала, что насмешила всех. Когда, оставив на полу горку крошек, моська кончила трапезу, Василий Львович взял её на руки и, слегка поглаживая блестящую кремовую шёрстку, начал мастерски декламировать свою басню:
– Александр, продолжай! – кивнул дядя племяннику, отдавая ему моську. Он знал, что мальчик читал его басни в журнале «Вестник Европы». Саша подхватил «эстафету»:
Закончив дядину басню, Саша картинно раскланялся и, возвращая Жужутку Оле, добавил от себя:
– Вот басня и вся, больше сказывать нельзя!
Аплодисменты и всеобщий смех были ему наградой.
«Собачью» тему продолжил Дмитриев собственной басней «Нищий и Собака»:
Аплодируя автору, Сергей Львович выразительно переглянулся с сыном. Саша встал и без запинки слово в слово повторил басню Дмитриева, подражая манере автора.
– Браво, браво! Превосходная память! – похвалил юного чтеца Александр Юрьевич Пушкин, в честь которого нарекли Сашу. Дядя теперь служил чиновником на Московском почтамте и почти ежедневно бывал в их доме. Будучи пока холостым, он любил повозиться с племянниками.
Иван Иванович, напоминая всем Сашин каламбур, весело добавил:
– Ай да «арапчик – не рябчик!»
После басен настал черёд домашнего спектакля, для которого выбрали несколько сцен из комедии Мольера «Скупой». Жадного богача Гарпагона представлял толстяк Сонцов, дочь скупца Элизу – Елизавета Львовна, слугу Гарпагона и возлюбленного Элизы Валера – Александр Юрьевич Пушкин. Сергей Львович выбрал себе роль Клеанта, сына Гарпагона, влюблённого в сестру Валера красавицу Марианну, которую играла, конечно, Надежда Осиповна. А Дмитриев согласился на короткую роль вздумавшего жениться на Элизе Ансельма, отца Валера и Марианны. Роль постановщика выполнял Василий Львович, и спектакль получился весёлым, искромётным. Оля и Саша смеялись и хлопали громче всех.
После представления гости разошлись, и родители отправили детей укладываться. Было уже очень поздно, но Саше не спалось. Счастливый конец комедии Мольера, когда все влюблённые переженились вопреки козням скупца Гарпагона, навеял ему воспоминание о Сонечке Сушковой. Как мила, как весела она была на вчерашнем уроке танцев у Бутурлиных! Как ей к лицу светло – розовое платье с белыми кружевами! Слова восхищения постепенно начинают складываться у Саши в четверостишие на французском языке, но никак не получается у него последняя строчка. Он мечется в постели, без конца переворачивается с боку на бок, вздыхает.
Обеспокоенная Марья Алексеевна зашла к внуку в комнату проверить, не заболел ли он, не заразился ли от Николеньки. Бабушка положила ему на лоб тёплую сухую ладонь и, удостоверившись, что горячки нет, спросила шёпотом:
– Что ты, Саша, не спишь?
– Сочиняю стихи, – тихо ответил юный поэт.
Она поправила ему одеяло, поцеловала на ночь и, осеняя крестом, сказала:
– Господь с тобою, Саша, спи – засыпай, завтра сочинишь. Утро вечера мудренее.
Бабушка ушла, закрыв за собой дверь. Саша притих, всё ещё стараясь закончить четверостишие, но сон понемногу окутал его покрывалом ночного забвения. А наутро он уже не мог вспомнить стихов, сочинённых ночью.
Через восемь лет, когда юный поэт будет учиться в Царскосельском Лицее, он посвятит Сонечке Сушковой ностальгические строки:
