Дэвид Старр как раз глядел на этого человека, когда все и произошло. Дэвид увидел, как тот умирает.

Он терпеливо дожидался доктора Генри, наслаждаясь атмосферой нового ресторана Интернейшенел-Сити. Предполагалось отметить, наконец, тот знаменательный факт, что Дэвиду присуждена степень, и он, таким образом, стал полноправным членом Совета Науки.

Ожидание его не томило нисколько. «Кафе Суприм» все еще блистало свежими хромосиликоновыми красками, приглушенный свет равномерно растекался по залу, не имея, казалось, конкретного источника. На столе возвышался светящийся куб, внутри которого мерцало трехмерное изображение оркестра, и музыка заполняла помещение, а дирижерская палочка витала внутри куба, будто волшебная. Сам стол, понятное дело, был типа «Санито» – последний крик моды среди силовых столов, его поверхность лишь чуть-чуть мерцала, а так – была совершенно невидимой.

Спокойные коричневые глаза Дэвида оглядывали соседние столики, полускрытые в альковах, и вовсе не от скуки, а потому, что люди интересовали его куда больше, чем все эти научные фитюльки, в несуразном количестве собранные в «Кафе Суприм». Три-телевидение и силовые столы казались чудом лет десять тому назад, и к ним давно уже привыкли. Зато люди не изменились даже теперь, через десять тысяч лет после пирамид и через пять тысяч после первой атомной бомбы, и продолжают оставаться вечной загадкой и необъяснимым чудом.

Вот в ячейке напротив юная девушка мило хихикает со своим спутником; вот человек средних лет в неудобном выходном костюме тычет пальцем в клавиши, составляя на пульте официанта-робота меню, а его жена и дети внимательно наблюдают за ним; вот два оживленно беседующих джентльмена приступили к сладкому.

И тут-то, когда Дэвид на них взглянул, все и произошло. Лицо одного из них внезапно налилось кровью, он конвульсивно дернулся и попытался встать. Сотрапезник вскрикнул и кинулся на помощь, но тот уже корчился в кресле, медленно сползая под стол.

Дэвид вскочил на ноги и в три прыжка оказался в их кабинке. Там он первым делом нажал на кнопку возле три-куба, и флуоресцентно сияющий занавес скрыл их от зала. Внимания это не привлекло, такое уединение любят многие.

– У Маннинга приступ. Вы врач? – сотрапезник упавшего лишь теперь обрел голос.

– Сидите тихо и не суетитесь, – спокойно посоветовал Дэвид Старр. Такие слова придают уверенность всем окружающим. – Сейчас придет метрдотель и сделает все, что потребуется.

Он наклонился к больному и поднял его, словно тот был тряпичной куклой, хотя и весил немало. Затем отпихнул стол в сторону, опустил мужчину на кушетку, расстегнул его куртку и стал делать искусственное дыхание.

Впрочем, особых надежд он не питал. Слишком знакомы симптомы: внезапный прилив крови к голове, потеря голоса, дыхания, двухминутная борьба за жизнь и конец.

Сквозь занавес ввалился человек. Это метрдотель с похвальной резвостью отреагировал на сигнал тревоги, который Дэвид успел нажать еще за своим столом. Метрдотель оказался пузатым коротышкой в черном, отлично подогнанном костюме консервативного покроя. Выглядел он ветревоженно.

– Есть здесь кто-нибудь? – занавес на мгновение ослепил его.

– Мы обедали с приятелем, когда с ним случился приступ, – с истерической торопливостью откликнулся выживший едок. – А этот тип… понятия не имею, откуда он взялся.

Дэвид оставил свои попытки.

– Вы метрдотель? – спросил он, откидывая со лба густые коричневые волосы.

– Я? Оливер Гаспар, метрдотель «Кафе Суприм», – в некотором недоумении сообщил толстячок. – Со столика 87 поступил сигнал тревоги, но когда я пришел туда, там никого не оказалось. Мне подсказали, что молодой человек оттуда вошел в ячейку 94, я иду следом и вижу что… – Он повернулся к выходу. – Схожу за врачом.

– Погодите, – остановил его Дэвид. – Незачем. Он умер.

– Что?! – вскрикнул приятель покойника и бросился вперед. – Маннинг!

Дэвид Старр отпихнул его назад и прижал к креслу невидимым столом.

– Тихо вы! Ему уже не помочь, а шуметь – не время.

– Конечно, конечно! – тут же закивал Гаспар. – Не надо волновать посетителей. Но, сэр, врач все равно должен установить причину смерти. Я не могу допустить, чтобы в нашем кафе нарушались правила!

– Извините, мистер Гаспар, но я запрещаю обследовать тело этого человека.

– Почему? Если это инфаркт…

– Знаете, давайте-ка делать дело, а не болтать попусту. А вас как зовут, сэр?

– Юджин Форестер, – тупо ответил тот.

– Так вот, мистер Форестер, я хочу знать, что именно ели на обед вы и ваш приятель.

– Сэр! – глаза метрдотеля полезли из орбит. – Вы полагаете, что он отравился?

– Я не делаю никаких предположений. Я только задаю вопросы.

– А по какому праву? Кто вы такой? Я настаиваю, чтобы беднягу обследовал врач.

– Этим делом занимается Совет Науки, мистер Гаспар.

Дэвид закатал эластичный металлитовый рукав и обнажил внутреннюю поверхность запястья. Через мгновение на коже возникло быстро чернеющее овальное пятно; еще пара секунд, и в пятне замерцали желтые светящиеся точки, сливаясь в знакомые очертания Большой Медведицы и Ориона.

Губы метрдотеля задрожали. Совет Науки не был государственной организацией, но его члены в каком-то смысле стояли даже выше правительства.

– Прошу прощения, сэр, – промямлил он.

– Не надо извинений. Итак, мистер Форестер, отвечайте на мой вопрос.

– Мы заказали комплекс номер три, – пробормотал тот.

– Оба?

– Ну да.

– И ничего кроме? – удивился Дэвид. Меню он изучил еще сидя за своим столом. «Кафе Суприм» славилось невообразимыми деликатесами, а номер три был одним из наиболее привычных обедов землян: овощной суп, телячья отбивная с печеной картошкой и горошком, мороженое и кофе.

– Да, действительно, – брови Форестера сошлись. – Маннинг заказал па десерт марсливы.

– А вы?

– А я – нет.

– И куда они делись? – Дэвид и сам успел их попробовать: чудесные сливы из марсианских оранжерей – сочные, без косточек, с тонким ароматом корицы.

– Как куда? – оторопел Форестер. – Он их съел.

– И как быстро с ним потом это стряслось? – Дэвид кивнул в сторону Маннинга.

– Минут через пять, кажется. Мы даже кофе допить не успели. – Лицо Форестера посерело. – Они что, отравлены?

Дэвид не ответил и обернулся к метрдотелю:

– Откуда у вас марсливы?

– Все в порядке, сэр! – Гаспар в ужасе отступил на шаг и исчез в световом занавесе, продолжая говорить оттуда вполголоса. – Это последняя партия с Марса, очень свежие, есть государственная лицензия, все проверено. Да мы в последние трое суток подали сотни порций и все были довольны!

– Все же исключите их пока из меню. Да, на случай, если сливы ни при чем, принесите мне какую-нибудь коробку, я соберу что осталось от обеда.

– Я мигом, мигом…

– И, конечно, никому ни полслова.

Метрдотель вернулся моментально, утирая лоб платком и бормоча:

– Не могу в это поверить, не могу…

Дэвид собрал пластмассовые тарелки с остатками пищи в коробку, добавил к ним недоеденные горячие булочки, отставил в сторону чашки с кофе. Гаспар потянулся к кнопке на торце стола.

Дэвид мгновенно протянул руку и остановил метрдотеля.

– Но, сэр, крошки!

– Их я тоже соберу.

Он смел крошки со стола перочинным ножиком, лезвие которого легко скользило по поверхности силового поля. В смысле таких столов Дэвид сильно сомневался. То, что они прозрачны, годилось для чего угодно, только не для того, чтобы создавать уют. Зрелище висящих в пустоте тарелок и приборов не слишком способствовало аппетиту посетителей, так что поле всегда немного нарушали – чтобы внутри него вспыхивали интерференционные искорки, которые создавали хоть какое-то ощущение поверхности.