Песня закончилась. Пастух подошел, чтобы обнять ее, но тут ее ноги растаяли. Она упала

на влажную землю и пропала. Ледяной туман поднялся к теплу голубого неба, юноша

остался один. Снежная девушка пропала, Весна накинула на землю свою вуаль, и

расцвели мелкие цветы. Но пастух сидел в тени дерева и плакал из–за утраченной любви.

Миша и Алена тоже плакали.

– Это была лишь магия, – Миша успокаивал жену. – Она была из снега, это не

продлилось бы долго.

* * *

Ольга замолчала, женщины шептались между собой. Даниил спал в руках Ольги.

Марья дремала у ее колена.

– Говорят, дух Снегурочки остался в лесу, – продолжила Ольга. – И когда падает

снег, она снова оживает, чтобы долгими ночами любить своего пастуха.

Ольга снова замолчала.

– А другие говорят, что она умерла, – печально сказала она. – И это была цена любви.

Воцарилась бы тишина, как бывало в конце хорошей истории. Но в этот раз было не

так. Как только Ольга замолчала, ее дочь Маша резко села и закричала.

– Смотрите! – сказала она. – Матушка, смотри! Она там! Смотри!.. Нет… нет! Не…

уходи! – ребенок вскочил на ноги, глаза расширились от ужаса.

Ольга повернула резко голову туда, куда смотрела дочь: в углу была густая тень. А

потом белый огонек. Нет, то был свет огня. Комната содрогнулась. Даниил, проснувшись,

впился в сарафан матери.

– Что такое?

– Успокой ребенка!

– Я же говорила! – торжествуя, пищала Даринка. – Я говорила, что призрак есть!

– Довольно! – рявкнула Ольга.

Ее голос заглушил остальных. Крики и болтовня утихли. Марья громко всхлипывала

в тишине.

– Думаю, – холодно сказала Ольга, – уже поздно, и все устали. Отведите лучше свою

госпожу в постель, – сказала она служанкам Евдокии, она была близка к истерике. – Это

был лишь детский кошмар, – твердо добавила Ольга.

– Нет, – стонала Евдокия, наслаждаясь собой. – Нет, это призрак! Будем бояться.

Ольга пронзила взглядом ее служанку Варвару с бледными волосами и не ясным

возрастом.

– Проводи великую княгиню в постель, – сказала ей Ольга. Варвара тоже смотрела

на угол с тенью, но по приказу тут же спокойно и собранно повернулась. Это был свет

огня. Ольга думала об этом, лицо ее было решительным и печальным.

Даринка лепетала:

– Это была она! – настаивала она. – Ребенок соврал бы? Призрак! Дьявол…

– Даринке нужен настой и священник, – добавила Ольга.

Даринку вывели из комнаты, она скулила. Евдокию увели нежнее, шум угас.

Ольга пришла к печи к детям с белыми лицами.

– Это правда, матушка? – всхлипывал Даниил. – Призрак есть?

Марья молчала, сжимая кулачки. Слезы стояли в ее глазах.

– Не важно, – спокойно сказала Ольга. – Тише, дети, не бойтесь. Мы защищены

Богом. Пора спать.

2

Двое святых

Марья разбудила ночью няню дважды криками. Во второй раз няня глупо ударила

ребенка, и та вскочила с кровати и полетела соколом по коридорам терема матери,

ворвалась в комнату Ольги раньше, чем няня успела остановить ее. Она перебралась через

спящих слуг и устроилась, дрожа, под боком матери.

Ольга не спала. Она услышала шаги дочери и ощутила дрожь ребенка, когда та

придвинулась. Внимательная Варвара поймала взгляд Ольги в полутьме, без слов вышла,

чтобы прогнать няню. Возмущенное дыхание няни удалилось по коридору. Ольга

вздохнула и гладила волосы Марьи, пока та не успокоилась.

– Расскажи, Маша, – сказала она, когда веки ребенка стали тяжелыми.

– Мне снилась женщина, – тихо сказала Марья матери. – У нее серый конь. Она

очень печальна. Она прибыла в Москву и не покидала ее. Она пыталась мне что–то

передать, но я не слушала. Я боялась! – Марья снова плакала. – А потом я проснулась, и

она была там. Теперь она призрак…

– Это сон, – прошептала Ольга. – Просто сон.

* * *

Они проснулись на рассвете от голосов во дворе.

В миг между сном и пробуждением Ольга пыталась насладиться своим сном: сосны

на ветру, она бегает босиком по пыли, смеется с братьями. Но шум стал громче, и Марья

проснулась. И Ольга из сна снова оказалась забытой.

Ольга отодвинула одеяла. Марья вскочила. Ольга была рада видеть румянец на лице

дочери, ночные кошмары прогнал свет дня. Она узнала голос среди остальных, звучащих

со двора.

– Саша! – прошептала Ольга, едва веря. – Просыпайтесь! – крикнула она женщинам.

– Во дворе гость. Готовьте горячее вино и грейте воду.

Варвара прибыла в комнату со снегом в волосах. Она проснулась затемно и ходила

искать хворост и воду.

– Вернулся ваш брат, – сказала она без церемоний. Ее лицо было бледным и

сдержанным. Она вряд ли спала после того, как Марья разбудила их с кошмарами.

Ольга наоборот ощущала себя на десять лет младше.

– Я знала, что буря не убьет его, – сказала она, встав на ноги. – Он человек Бога.

Варвара не ответила, а пошла разводить огонь.

– Оставь, – сказала ей Ольга. – Проверь, что на кухне развели печи. Они должны

готовить еду. Он будет голоден.

Служанки спешно одели Ольгу и ее детей, но она еще не была готова, даже не

выпила вина, а Даниил и Марья не успели съесть кашу с медом, на ступеньках зазвучали

шаги.

Марья вскочила на ноги. Ольга нахмурилась. Веселье девочки не вязалось с ее

бледностью. Наверное, ночные кошмары не забылись.

– Дядя Саша вернулся! – кричала Марья. – Дядя Саша.

– Впустите его, – сказала Ольга. – Маша…

Темная фигура появилась в бреши двери, тень закрывала капюшон.

– Дядя Саша! – снова закричала Маша.

– Нет, Маша, нельзя так говорить со священником! – возмутилась ее няня, но Марья

уже опрокинула три стула и кубок вина, пока бежала к дяде.

– Господь с тобой, Маша, – сказал теплый сухой голос. – Отходи, дитя, я весь в снегу,

– он отряхнул плащ и капюшон, разбрасывая снег в стороны, начертил крест над головой

Маши и обнял ее.

– Господь с тобой, брат, – сказала Ольга от печи. Ее голос был спокойным, но лицо

лишили света зимы. Она добавила, не сдержавшись. – Негодник, я боялась за тебя.

– Господь с тобой, сестра, – ответил монах. – Не стоит бояться. Я иду туда, куда

меня посылает Отец, – серьезно сказал он, но потом улыбнулся. – Рад тебя видеть, Оля.

Плащ из меха был застегнут поверх одеяния монаха, его капюшон теперь не скрывал

черные волосы и черную бороду в сосульках. Его отец с трудом узнал бы его, гордый

мальчик вырос, стал широкоплечим и спокойным, ходил тихо, как волк. Только его ясные

глаза – глаза матери – не изменились за десять лет, когда он ушел из Лесной Земли.

Женщины Ольги поглядывали исподтишка. Только монахи, священники, муж, слуга

или ребенок могли заходить в терема Москвы. Но монахи обычно были старыми, а не

высокими, сероглазыми и пахнущими дальней дорогой.

Одна из служанок, любящая романтику, рассказывала соседке:

– Это брат Александр Пересвет, знаешь? Тот, кто…

Варвара стукнула девушку, и та замолкла. Ольга посмотрела на людей в комнате и

сказала:

– Идем в часовню, Саша. Поблагодарим за твое возвращение.

– Минутку, Оля, – ответил Саша. Он сделал паузу. – Я привез путника из глуши. Он

очень болен. Он лежит в вашей мастерской.

Ольга нахмурилась.

– Путник? Здесь? Ладно, посмотрим на него. Нет, Маша, доешь кашу, а потом уже

бегай.

* * *

Мужчина лежал на шкуре у печи, снег на нем таял, растекаясь в стороны.

– Брат, кто он? – Ольга не могла опуститься на колени из–за ребенка, но постучала

пальцем по зубам, глядя на жалкое зрелище.

– Священник, – Саша стряхнул воду с бороды. – Я не знаю его имени. Я встретил его

блуждающим по дороге, голодного и больного, в двух днях от Москвы. Я развел костер,