– Ой! Я думала это мама вернулась, она ключ забыла, – пискнула девушка и умчалась одеваться, оставив дверь открытой.

Захожу, выходит Алёнка в халате, не больно-то и длиннее майки, но халат плотный и соски не торчат.

– Я одна дома, братья и отец в гараже машину чинят, завтра нужна будет, а мама дежурит сегодня в поликлинике, – выдала весь расклад бывшая одноклассница.

Сидим, пьём чай, я пытаюсь из спортивного интереса углядеть что-нибудь запретное под халатом, а Аленка рассказывает мне последние новости. И не последние тоже.

– Вера Николаевна в аварию попала, сейчас дома лечится, вместо неё сначала Игорь Александрович вёл уроки, а потом прислали молодую училку из района. Подстанция сгорела в деревне, и три дня по осени без света сидели, – перечисляла события Алёнка.

«Не успела она лифчик одеть», – окончательно решил я про себя, завершив процесс разглядывания нимфетки.

– Что с Верой Николаевной? – до меня дошёл смысл сказанного только что.

– Да не знаю, – отмахнулась Алёнка. – Так вот, пока подстанция горела, народ собрался смотреть, а она как взорвётся! Искры, огонь!

– Алён. А где математичка живёт? – спрашиваю я, твёрдо решив её проведать.

Вот же дети! Учительница заболела, а её и не навестил, поди, никто! А ведь у неё, судя по всему что-то серьёзное, раз надолго выбыла!

– Тебе зачем? – не поняла Фаранова.

– Навещу, Новый Год же! Заодно узнаю, может, чем помочь ей? – серьёзно отвечаю я.

– А мы не ходили, она классная в седьмом «А», те, вроде, были у неё. Сейчас узнаю, – полезла она к телефону, собираясь кому-то звонить.

«Нет лифчика! Так я и думал!» – удовлетворённо заключил я, увидев холмики грудей в немного распахнувшемся халате.

Алёнка мой взгляд поймала, но ничего не сказала, только улыбнулась удовлетворённо. Девки! Как у них получается?

– Алё! Наташ? С Новым Годом! Скажи, а где ваша классуха живёт? Нет. Старая. Которая раньше была – математичка. А! Спасибо! – быстро уточнила нужное Алёнка.

– Сиди тут! Я пойду переодеваться! И чтобы не лез в мою комнату! Понял? – грозно предупредила Фаранова.

– Ты тоже, что ли, хочешь пойти? Да я один могу проведать, потом расскажу, – предлагаю я.

– Нет, ты прав, праздник должен быть у всех! – заявила девчонка, выходя уже одетой. Только с пустыми рукам идти нехорошо.

Я хлопаю себя по голове и достаю кедровые шишки.Аленка даже повизжала немного от радости. Вера Николаевна жила, оказывается, в бараке, и жила одна. Странно, такая интересная ещё женщина и – одна. Алена взяла шоколадку, тоже «Алёнка», апельсины, конфеты и одну мою шишку. Оделись и идём в гости, но по пути нам нужно ещё занести ключ в поликлинику, где дежурит её мама.

– Ох, я растяпа, – всплеснула руками Фаранова-старшая. – Привет, Толя! А вырос-то как! А куда это вы? – спросила мама.

Мы поясняем, лицо мамы светлеет. Она, улыбаясь, смотрит на дочку так, как смотреть только мамы могут на любимого ребёнка.

– Правильно, что идёте проведать её! Взрослые совсем уже! У неё и телевизора нет, наши раз в неделю к ней заглядывают, – говорит Фаранова-старшая.

– А что с ней? – интересуюсь я.

– Сложный перелом ноги, ещё месяца три срастаться будет, – ответила мама, подтвердив мои убеждения о том, что никакой врачебной тайны нет в деревне.

– Может тортик ей купить? – размышляю вслух я.

– Лучше уж колбасы, бедно она живёт, – удивляет меня мама.

– Ей больничный, что ли, не платят? – спрашивает Аленка.

– Платят, как не платить, но надбавки за классное руководство уже нет, дополнительных часов нет, премий – тоже, – поясняет её мать. – У неё нет непрерывного стажа в восемь лет, да и пяти нет, был перерыв два года назад, а это значит – 60% от заработка всего оплатят. Травма бытовая, больничный с шестого дня, но это мелочи.

Идём к бараку, он далековато от поликлиники, и ветер задувает так, что мы насквозь продрогли.

– Давай ко мне зайдём? Погреемся? – предлагаю Фарановой.

– Приставать будешь? – в лоб спросила подружка.

– Не знаю, что и ответить.Сейчас скажу «нет», а ты и не пойдёшь, – шучу я.

– Толя, ты дурак? – смеется Аленка.

Блин, как хорошо молодым быть!

Дома уже встал отец, но настроение не похмельное злое, а похмельное предвкушающее. Отцу на работу четвёртого, и все это время он намерен пить. Всем остальным на работу второго, вроде. А у отца санобработка в начале года в цеху.

– Бать, а можно я возьму колбасы, что в маленьком холодильнике, – приходит вдруг мысль мне накормить математичку.

– Зачем тебе? Боишься, что на улице оголодаешь и подружку покусаешь? – шутит батя и сам смеётся своей шутке.

– Учительницу проведать хотим, а у неё зарплата небольшая, вернее на больничном она, – говорю я и вываливаю подробности под взором отца.

– Так! Я с вами пойду, может, у неё и холодильника нет, а может она и обидится, как за подачки. Не спорь! – жестко говорит батя, в принципе, здравые вещи.

– Нет, я сам разберусь. Если хочешь, завтра её навестим вдвоём. Холодильник зимой не особо нужен, а подарить правильно я смогу, – спорю я, жалея, что не могу объяснить, что я сам взрослый человек и уж косяков не напорю детских.

К процессу подготовки подарка подключается бабуля, греющая уши из кухни, и наш визит начинает меняться с визита вежливости на какой-то гуманитарный конвой.

Выкидываю половину банок! Оставляю палку колбасы копчёной, бабушкиных фирменных котлет, пяток уже готовых и десятка полтора замороженных. Бабуля выделила бутылку шампанского из своих запасов, а отец коробку конфет! Откуда она у него? И врёт, мол, забыл мне вчера отдать. Из банок в моей спортивной сумке разные соленья, литров пять. Короче, нагрузился я прилично. Фаранова смотрит на всё это большими глазами, и иногда одаривает меня таким ласковым взглядом, что дыхание перехватывает. Чувствуется, произвели мы на неё впечатление! А то всё – двоечник, хулиган, неряха!

Глава 12

Идём по ветру к бараку, что у нас вместо общаги был раньше. Сейчас это вроде дома престарелых. Одноэтажная постройка довольно старая, хотя и крепкая. Строили ещё пленные немцы. В самом бараке двенадцать комнат и живут там, в основном, старушки. Но и у школы есть пара комнат, в одной и живёт который год Вера Николаевна. Иду и думаю, что ничего в школе не поменяется в будущем, если захочешь немного больше денег получать – бери лишнюю нагрузку. Вход в барак мне тоже не понравился – наледь кругом, неприбрано.

Заходим в коридор, здесь тепло, стучимся в нужную дверь, открывает учительница.

– Ох, ничего себе сюрприз! – с деланым весельем говорит она, а может и не с деланым, а бахнула по случаю праздника? – Заходите! Толя вырос как! А что с сумкой, из дома выгнали, решил у меня пожить?

Мы смеемся все втроём. Комната большая, метров восемнадцать, туалет и душ в бараке общие, в конце коридора, там же находится умывальник на четыре раковины, а кухни общей нет. Поэтому в комнате у учительницы имеется и газовая плитка, и стол для приготовления пищи.

– Сейчас чайник поставлю, – заторопилась математичка.

Ходит она с помощью костыля, но на ногу, вроде, наступает.

– А у нас и шампанское есть! – выпалила Фаранова.

– Шампанское! Детям? А вы уже взрослые что ли? – говорит учительница, а у самой чертенята в глазах.

– Это папа передал, – говорю я и достаю шампанское и конфеты. – А это от моей бабули!

На столе появляются банки с соленьями.

– Это ещё зачем? – взгляд Веры Николаевны строжеет.

– Бабушка сказала, а я ей не смог отказать, не хочу расстраивать, болеет она, – говорю правду я.

При слове «болеет», математичка оттаивает, представляя себе больную бабушку, которой нельзя отказать. Ей и невдомёк что у бабушки насморк всего, который почти и не заметен, но я не соврал… почти. Так, военная хитрость.